Знак судьбы. К юбилею Исхака Машбаша

 




Суровая атмосфера тридцатых годов прошлого столетия. В то время родился Исхак Шумафович Машбаш, которому суждено было потерять отца в два года. Мать с восемью детьми вернулась в отцовский дом. Исхак Шумафович никогда не забывает горьких слез матери, долгих лет недоедания, недосыпания, нехватки одежды и обуви. Тяжкое время — забот у всех хватало: работали по дому, пололи выделенный им участок в колхозе, собирали урожай. Жизнь понемногу налаживалась…




Народная поэзия
Но настало еще более суровое время. Исхаку было около одиннадцати лет, когда началась Великая Отечественная война. Он хорошо помнит первые похоронки, слезы матери, пославшей на фронт двоих сыновей. Помнит, как деда вывели за аул фашисты, чтобы расстрелять за связь с партизанами, но он чудом уцелел…
Может быть, тяжелые впечатления от пережитого в детстве вызвали в нем желание писать. А может, его вызвала народная поэзия, впитанная вместе с песнями матери, мудростью деда и бабушки, с тем воздухом, которым он дышал с детства. Машбаш вспоминает в автобиографической повести «Общий двор», как эти песни приходили к нему:
— Эти строки я впервые услышал возле нашего дома. Дедушка рассказывал что-то соседским старикам. В ту пору мне пошел седьмой год. Удивительное дело, но строки нартской песни, услышанные мною тем весенним утром, на всю жизнь запали в душу… И вечером, когда, умаявшись за день, ложусь спать, волшебный звук песни, музыка народного стиха звучат у меня в душе.
Да, нартские песни — высокая поэзия, самое выдающееся явление в истории духовного развития народа, сполна отразившее в себе нравственные, этические, философские, гуманистические искания нации в период становления и расцвета ее культуры, эстетического мышления, формирования основных принципов поведения. Адыги с древности блестяще владели высоким искусством композиции и сюжета. Народ пронес его через века, отточив выдающиеся его художественные достоинства.
Корневое начало поэзии Машбаша — народное образное мышление, народное слово.
Позади два педагогических училища — Черкесское и Адыгейское, а в 1956 году он с отличием окончил Литературный институт им.М.Горького. С произведениями адыгских просветителей Исхак познакомился в литературном институте. Эти знания пригодились, когда он стал писать исторические романы.
Пробы пера
Первое поэтическое произведение Машбаш пишет в пятнадцать лет. Это поэма «Сильные люди». Потом появляются стихи и поэма «Море». В основу многих стихов легли впечатления детства. Поэт всегда состязается с природой и народными творениями. А их у поэта Машбаша предостаточно: он обращается за помощью к тысячелетней народной мудрости, непреходящим ценностям, выработанным адыгами за долгие века их жизни.
Стихи из поэмы «Море» («Пщэхэр къегъолъэхых») на адыгейском языке читали дуэтом от души при встрече Исхак Маш­баш и Казбек Шаззо. Читали со слезами на глазах. И каждый раз Казбек повторял: «Какая музыка в стихах, какая оригинальность, просто гениально!»
Творческое сотрудничество этих двух мудрых людей продолжалось до конца дней Казбека Шаззо. Даже последняя его незаконченная рукопись посвящена прозе Машбаша.
Мы с Казбеком вечерами подолгу говорили о литературе, театре, новых книгах… Нам некуда было спешить после трудового дня. Рядом со мной сидел не только супруг и коллега, но и друг, товарищ, с которым было легко говорить. И я свободно отвечала на вопросы, задавала свои, спорила. А Казбек, желая глубже проникнуть в мой замысел и добраться до его корней, гордясь, похваливал меня, а его практические предложения о литературе вызывали во мне еще большее удивление и интерес. Только он, Казбек, умел так внимательно и уважительно, так увлеченно и заинтересованно слушать своего собеседника. Это был наш удивительный мир литературы. Мы говорили долго, горячо, делились своими заветными мыслями…
После одной из бесед мы решили написать книгу о писателях. В тот вечер мы говорили о творчестве Исхака Шумафовича. Нам не безразлична была творческая судьба Машбаша. Большая часть наших литературоведческих работ посвящена именно его творчеству. Так наши разговоры вылились в книгу «Шесть вечерних бесед».
Позже появилась еще одна наша совместная аналитическая книга — «В художественном мире Исхака Машбаша». Она возникла из публикаций (около пятисот страниц). Наши отношения к Машбашу близки, хотя в оценке творчества писателя они могут расходиться. Но это не мешало нам найти единый подход к анализу текста. Книга о поэзии, прозе, диалоги с Машбашем, диалоги между нами. Мы не жалели времени, отданного его творчеству. По словам великого В.Белинского, оно есть «из всех критиков самый великий, самый гениальный, самый непогрешимый». Это подтверждено нашими суждениями.
Путь в литературу
Познавший жизнь и опыт народа, живущий его думами, ведомый хорошими наставниками, Маш­баш верно нашел путь в большую литературу. У адыгов издревле ценится слово. Ими мудро сказано о его силе: найти хорошее слово все равно что иголкой вырыть ко­лодец.
В поэзии важна мобильность слова. Неподвижное — оно падает, как камень в воду. Поэтическое слово движением своим и красками должно захватывать, гипнотизировать человека. Для Машбаша не обязательно, чтобы мысль была философской. Жизнь в разных проявлениях — это для него уже философия. Его стихи подобны воде, которая очищает все без исключения, потому что они идут из глубины души, как река берет свое начало с гор. Мудрый Исхак Шумафович, ясно видя причину вещей, верно оценивая то, что происходит, знает смысл и значение происходящего. Он говорит рядом стоящему человеку: «Иди, смотри на сей добрый мир, подобный пестрой царской колеснице!»
Неделание зла, достижение добра, очищение своего ума — вот учение Машбаша. Для самоочищения человека поэт посылает его к горам, лесу, дорогам, звездам. Познание природы — познание себя и людей. Позже в автобиографической повести поэт признается, что до сих пор ему чудится, будто деревья живые, что у них, как у людей, ранимое тело. Они так же, как и мы, смеются и плачут… Есть среди них друзья и недруги. В чем кроется причина несовершенства разума и чувств? Где та линия, которая прошла между добром и злом? Может ли человек до конца понять свое назначение на Земле? Машбаша волнуют эти вопросы, он задает их и себе, и читателю.
Лучшие стихи и поэмы Машбаша — «томов премногих тяжелей». Место их постоянного хранения — в сердце народа. И в радости, и в печали его сердце неизменно тянется к отчему порогу, родным аульским раздольям.
В первых его стихотворениях есть эмоциональность. Как бы подводное течение, которое тащит читателя за собой и овладевает им. Любовь поэта к родной земле, к людям естественна, как дыхание. Она — свет, который изнутри освещает почти каждое стихотворение и всю его поэзию в целом. Это не просто чувство — это философия жизни, краеугольный камень миропонимания. Это его опора, источник, где он черпает силу.
В народе говорят: «Куда сердце бежит, туда око глядит». И видит такое око все по-своему. Перед взором Машбаша возникает нестандартный мир, большой и сложный, трудный для понимания и объяснения. Мир, бушующий изнутри, неспокойный, готовый к взрыву, бурям и потрясениям:
Черное облако, словно громадный
Свинцовый лист,
Ветер кидает в жерла
Горы и далее,
Будто столкнувшись с острием
Громадной наковальни,
Разбрызгивая огнями,
Сечет небо молния.
Будто вот-вот
Взорвется гора —
Смотрят на нее
Люди аула в тревоге.
Распластавшись на груди
Горы, гром ее сотрясает,
А дождь, как рекою,
Землю по горло заливает
(подстрочный перевод).
Стихотворение построено на сильных ударных словах — образах, несущих в себе силу и звука, и разума. Это напряженная картина, в которой главные действующие лица — горы, черные облака, ветер и молния. Каждое слово заполняет свою нишу в этой сложнейшей архитектуре, творимой поэтом и природой.
Огромный мир
Лирика Исхака Машбаша обозначила линию, по которой голос поэта должен пересечься с голосом природы и эпохи, напитав себя, свое слово их силой и чистотой мысли. И о чем бы поэт ни писал впоследствии, ни в одном стихотворении его не покинет почти физическое ощущение огромности мира. Этот мир, планету великую он будет населять горами и реками, громом и молнией, любовью и ненавистью, днем и ночью беспросветной, солнечным теплом и трескучими морозами, семиглавым драконом и намокшей под дождем бабочкой, счастливой матерью и безутешным молчаливым горем отца, солнцеподобно сверкающими детьми и многомудрыми старцами — всем, чем интересен мир, в котором в вечном противоборстве находится добро и зло.
Машбаш много стихов и поэм напишет на эту тему, вечную для поэзии. А позже напишет и роман с символическим названием «Сотвори добро». Потом будут выходить книга за книгой, утверждающие идею гуманизма, защищающие человека и человечность. И вместе с возмужанием и расширением проблематики поэзии, мужал и креп его опыт, становилось мастерство поэта-аналитика, поэта-философа и мыслителя.
Поэт стремится к каждому страждущему и творящему. К каждому, кто трудится. Кто живет с доброй думой о «родниках и о снегах неталых», «о добром плуге и шальных кинжалах», но вместе с тем и «о вечности доверия и лжи», о нартах, о народе и его трудном пути, на котором терял не раз солнце, воду и огонь:
И если вдруг погаснет твой огонь,
И станет ждать 
и жить неинтересно,
Весь жар любви я соберу в ладонь,
Чтоб пламя 
в очаге твоем воскресло.
Поэт хочет постичь душу народа и его мудрость, пройти его трудными тропами, обогатить себя его знаниями, опытом, чтобы передать это другим.
Основным маяком для Машбаша становятся главные духовные завоевания человеческой мысли, важнейшие ориентиры нравственной памяти, к которым долгие тысячелетия шел человек. Духовное знание, выработанное человечеством, сложившееся веками, может стать своим только через национальный опыт, в драматическом движении этногенетического кода адыгов, то есть увидеть и познать мир адыгскими глазами, разумом, духовным опытом, да так, чтобы представитель другого этногенетического типа понимал это и как адыгское, и как общечеловеческое. Только в этом случае этот опыт имеет общегуманистический смысл.
Поэт обращается к одному из таинственных и замечательных созданий природы — к дереву, к дубу, которому сотни и сотни лет, который все видел и знает, и просит его: «Спой, дерево, сыночку моему!» — пускай во сне увидит он «и яблоко, умытое росою», «и дерево, подбитое грозою», и обязательно «веточку, воскресшую на пне — пусть сын познает все, что есть за этой песней».
Диалог Природы и Человека могуществен, содержательно динамичен, философски насыщен, поэтически красочен.
Живая и неживая природа, предметы, вещи обрели в стихах высокий уровень художественного мышления. Это был немалый успех поэта и всей адыгской поэзии. Лирический герой, личность, известная по первым стихотворениям, личность свободная, романтически открытая, безмерно счастливая и радостная оттого, что перед нею вдруг явился такой широкий, раздольный, залитый солнцем, весенним громом и цветами мир. 
Этот лирический герой в более поздних стихотворениях и поэмах превращался в художника — мудрого, строгого, стремящегося не только вдаль, как прежде, но и вглубь, в корень бытия мира и человека.
«Человек искать не перестанет»
Это поэтический и художнический кодекс Машбаша, который он реализовал сполна в поэзии и прозе. В 50-60-х годах об изменениях в поэзии в связи с появлением новых имен и характере этой эволюции Казбек Шаззо пишет: «Адыгский стих стал освобождаться от узко понятой национальной своеобычности. Горизонт его расширился не только за счет расширения поэтической географии, но и за счет использования «внутренних ресурсов» национального художественного мышления. Стих приобрел внутреннюю крепость, слово в нем стало выражать не только идею о жизни, но саму жизнь, ее противоречия. В адыгской поэзии происходило то необходимое изменение, шла та «переоценка ценностей», которые включили ее в общесоюзное литературное движение».
В этот период был практически преодолен барьер бесконфликтности творчества. Хотя поэзия в целом и вообще советское искусство абсолютно свободными не стали — идеология была сильна. Не учитывать это обстоятельство поэты не могли. Но язык поэзии все же принципиально обновился — стал языком не плакатов и деклараций, а языком жизни, мысли, красок и звуков мира.
Общая структура сюжетно-композиционных построений многих произведений Машбаша состоит в том, чтобы настоящее действие несло в себе народный опыт и вместе с ним идею о прошлом и мысль о сегодняшнем. В повествование, которое строится как цепь взаимосвязанных событий, автор вводит и прошлое, и настоящее, и то, что, возможно, будет. Прорастать корнями в глубину народной жизни, в ее историю — вот заповедь Машбаша. Прошлое — это почва, на которой сеет зерно художник. В переводе с адыгейского фамилия Машбаш означает «сеющий много зерна», а урожай настоящего художника всегда вечен. Помнить прошлое следует не только ради памяти, а чтобы знать жизнь сегодня, любить и бороться за нее. Прошлое — родина души человека. Возвращаясь в него, мы вспоминаем истоки и исходя из этого строим свое настоящее и будущее. Если нет начала, не будет и продолжения, потому что они звенья одной цепи. Чтобы знать свою историю, свои корни, свой генетический код, мы должны «глубже копать» — вот почему Машбаш начинает писать исторические романы. Исхак Шумафович — автор десятков поэтических книг на самые различные темы, которые свидетельствуют, что у него свой почерк, свое слово, свой взгляд на жизнь, свое понимание истории и эпохи.
Поэту совсем не обязательно излагать свои мысли в стихах, ведь не внешняя форма составляет поэтическую ценность произведения. Важны поэтическая атмосфера и поэтическое решение. После двух десятков стихотворных сборников он начинает писать прозу.
— Проза, поэзия, — говорит писатель Машбаш, — это условно. Где есть мысль, образ, характер — там есть литература. С годами почувствовал необходимость прозы…
Первый роман
Творчество Машбаша доказывает, что новописьменная проза Северного Кавказа достигла значительных высот в художественном осмыслении актуальных проблем нашей жизни и истории. Критик Шаззо пишет: «Идейно-эстетические наполнения адыгейского романа, сопровождаемые «подводными» течениями, ощутимыми сдвигами в его жанровых завоеваниях, развили и другой тип крупного прозаического повествования — «роман-судьба», роман об одном или нескольких героях. Жанровые ресурсы этого типа романа отчетливо активизировались в прозе Исхака Машбаша».
Первый роман «Оплаканных не ждут» появился в 1966 году, а второй — «Человек дважды не рождается» — двумя годами позже, в 1968-м. Если измерить творческими критериями — почти в одно и то же время. Вместе с тем хотя между ними много общего, но поразительно много и различий в подходах к человеку, к проблемам его судьбы, гуманизма, человечности. Для того чтобы показать эти расхождения, необходим экскурс в литературный процесс тех лет.
В конце 50-х и начале 60-х годов в условиях хрущевской оттепели появилась крупная по проблемам, сильная по художественной мощи военная проза, деревенская проза. То есть успешно была прорвана «железобетонная» блокада в духовной жизни общества, установленная сталинским режимом и проявившаяся в пропаганде искусства без конфликтов и противоречий.
Хрущевская оттепель ощутимых результатов не принесла, за исключением нескольких произведений в каждой из нацио­нальных литератур. Это сатирические зарисовки Х.Ашинова, роман А.Евтыха «Улица во всю ее длину» — печально знаменитый роман, который не был оценен по достоинству. В ту трудную пору возрождения национальной литературы стал писать прозу Исхак Машбаш. Прозу не обычную, не «колхозную», а приключенческую.
Главный герой первого романа — Тагир, который попадает в плен. Сложившиеся обстоятельства диктуют ему поведение. Он сразу поверил фашистской пропаганде. Отсутствие опоры привело его в диверсионную вражескую школу. Тагир прошел все круги ада, голодный и холодный исходил тысячи дорог и вернулся к родной земле предателем.
В момент спуска Тагира «на землю отцов» включаются представители службы безопасности. С подобной схемой преследования встречаемся и в романе «Сто первый перевал» («Человек дважды не рождается»). Здесь преследуется абрек Трам, ушедший в лес от «правосудия». Преследует его друг — сотрудник службы безопасности Аслан Даримок. На первый план выведены два героя, противопоставленные друг другу определяющими качествами их характеров и жизненных позиций. Философские размышления автора вооружены историческими аргументами, чтобы защитить человеческое достоинство и важнейшие принципы гуманизма.
Художественная структура романа «Общий двор» подчиняется образному воспроизведению жизни и судьбы писателя: сначала — мальчика предвоенных и военных лет, потом — юноши послевоенного десятилетия и, наконец, взрослого мужчины, писателя. Роман хронологически фиксирует движение эпохи и помогает автору рассказать о своей судьбе и о состоянии окружающей его социальной и психологической среды.
В романах «Тропы из ночи», «Метельные годы», «Раскаты далекого грома» организующую роль играет социальное бытие эпохального значения. Образуя широкий социально-политический и нравственно-этический фон повествования, события раскрывают общее лицо эпохи. В романе «Тропы из ночи» события воскрешают картины социально-политической, экономической жизни адыгов первой четверти прошлого века. Во всех последующих романах Машбаш закладывает широкий эпический фундамент, который должен служить ему своеобразным зеркалом окружающей действительности. По такому принципу создан роман «Метельные годы».
Творческое наследие
В романах-эпопеях «Раскаты далекого грома» и «Жернова» он еще более широк. Здесь многогранно раскрываются судьбы многих родовитых семей адыгов. Широкое эпическое построение было продиктовано необходимостью раскрытия самых сложных систем социальных отношений, образовавшихся в адыгском обществе в пору резкого подъема национального самосознания.
В романе «Гошевнай» в центре повествования находится судьба одной личности — Гошевнай Шовгеновой. В рамки судьбы-хроники писатель сумел вместить драматические процессы национальной жизни в целом.
Машбаш верен испытанным принципам: в частном увидеть общее, в личностях — историю нации, в конкретно историческом — национально главное.
Широкая панорама национальной истории адыгов видна в двух романах — «Раскаты далекого грома» и «Жернова», первый из которых был удостоен Государственной премии СССР в 1990 году. Эти произведения образуют дилогию с единой идейно-художественной структурой, хотя главные события, которые в них описаны, отстоят друг от друга почти на столетие. Их объединяет трагизм судьбы народа в разные периоды его истории. Один посвящен событиям конца XVIII века, другой — второй половины XIX века. Материал двух периодов национальной истории — действительно эпопейный, широкий. В первом осмыслен материал общеадыгский, осмыслены социальные и иные процессы, вызвавшие сражение племен и классов на реке Бзиюк 20 июня 1796 года. Во втором воссоздается широкая панорама Кавказской войны, в которую оказались втянутыми все народы Кавказа, России, Турции, европейские страны. В результате двухмиллионный народ адыгов частью погиб, частью переселился в Турцию. «В этих произведениях исторический материал и народные предания соединились в едином русле реалистического повествования», — отмечает критика.
Роман «Из тьмы веков» повествует об эпохе торжественно-триумфального утверждения адыго-черкесской (касожской) идеи и активного становления русского православного государства. «Восход и закат» посвящен многовековому правлению адыгов-мамлюков в Египте — одном из могущественных государств Средневековья. «Адыги» — роман о том времени, когда русско-адыгские отношения приняли довольно конструктивный характер — это была эпоха правления Россией Ивана Грозного. Адыгское национальное мировидение с давних времен привлекало к себе мировых лидеров как в делах государственных, так и в сфере духовно-нравственной. И заполучить черкеса на военную службу было делом престижным в эпоху Средневековья.
На художественном осмыслении дипломатических и межнациональных диалогов построен роман «Адыги». Территориально близкая к России Черкесия находилась в постоянной тревоге из-за турецко-крымских притязаний на ее земли. В этих обстоятельствах Черкесии было выгодно иметь хотя бы мирные отношения с северным соседом, чтобы в случае необходимости заручиться его поддержкой. Этот союз, не закрепленный никакими документами, основывался лишь на том, что кабардинский князь Темрюк выдал свою дочь Кученей замуж за Ивана Грозного, оставив широкий черкесский след в России. 
В романе «Два пленника» филигранно проведены контур и линии диалога племен, народов, православного и мусульманского вероисповедания. Бывалый русский солдат Федор (адыги называют его Фидур) оказался в плену у адыгов. Афипса — маленькая черкешенка, в войну лишившаяся своих родителей, росла и воспитывалась в благородной русско-грузинской дворянской семье. Адыги в результате многополярного общения очень разных людей перестали видеть в Фидуре врага, и он душой и сердцем принял их мусульманскую веру, оставаясь до последней капли крови православным христианином. Другая половина романа — повесть об Афипсе, маленькой одинокой девочке, ставшей красавицей барышней. Она не приняла православие, хотя оценила православную культуру и идеологию.
«Графиня Аиссе»
Многие героини романов Машбаша гордо и достойно несут знамя черкешенки, ставшей символом красоты, женского ума, воспитанности, воплощением самых благородных качеств женщины — жены, сестры, матери. Вот и графиня Аиссе из одноименного романа произвела фактически переворот в духовном и национальном сознании французского общества в самые тяжкие времена разрушения основ его нравственности, институтов этического и морального поведения. Французов уровня Вольтера поразили изящество ее стиля, глубина понимания общественных и духовно-эстетических закономерностей. В этом романе автор вышел на серьезный диалог с европейскими духовно-эстетическими исканиями и преуспел в этом.
Таким образом, диалог Машбаша с историей, во-первых, имеет глубокое национальное начало, он до предела нагружен национальными адыгскими понятиями, мыслями; во-вторых, несет в себе общечеловеческие, гуманистические идеи и настроения; и самое главное — дает писателю творческую энергию и право большого художника говорить с эпохой, в которой он живет. Чтобы поведать миру об адыгах и их великих духовных завоеваниях.
  Источник: Газета Советская Адыгея