Культура первичного производства

Территория Северо-Западного Кавказа, прародина адыгов, представляет собой уникальное явление в силу непрерывности этнических процессов, протекавших здесь с древнейших времен: вплоть до конца Кавказской войны в этом регионе не происходило кардинальной смены населения. Данная этническая преемственность обусловила непрерывность и местной хозяйственной традиции. Еще в эпоху ранней бронзы в данном регионе сложился своеобразный хозяйственно-культурный тип, основанный на сочетании мотыжного земледелия и многоотраслевого животноводства с разведением крупного и мелкого рогатого скота и свиней1. В последующие эпохи симбиоз земледелия и скотоводства сохраняется при их одновременном качественном изменении и структурном усложнении. Так, осваивается плуг и уже в античную эпоху высокоразвитое пашенное земледелие меотов оказывается способно поставлять зерно на экспорт. Наиболее распространенными культурами являлись местные — просо, пшеница, ячмень, в меньшей мере - рожь, овес; в более позднее время заимствуется и осваивается кукуруза. Коневодство, зачатки которого прослеживаются еще с эпохи ранней бронзы2, со временем начинает играть особую роль в хозяйстве и становится одним из самых престижных занятий адыгской феодальной аристократии. В то же время свиноводство, по мере утверждения у адыгов ислама, постепенно исчезает. Утрачивает свои позиции и рыболовство — если в период античности и средневековья рыба в значительной мере дополняла пищевой рацион местного населения, будучи к тому же одной из важнейших статей экспорта, то впоследствии эта традиция была утрачена в пользу земледельческо-скотоводческой модели хозяйства и мясо-молочно-зерновой системы питания. В то же время, в связи с ростом населения, идет процесс более полной хозяйственной адаптации к различным ландшафтным зонам региона. Осваивается отгонная форма скотоводства, связавшая воедино альпийские и равнинные пастбища; совершенствуется техника землепользования в горах . Идеальная сбалансированность основных форм хозяйства становилась особенно заметной в годы вражеских нашествий, когда земледелие на равнине уступало первенство более динамичному скотоводству. Крайним вариантом развития событий являлся уход населения с плоскости в горы, которые при этом становились опорной базой сопротивления, а горное хозяйство — экономической основой выживания этноса. И лишь спустя некоторое время, с уходом или, наоборот, оседанием пришельцев, начинался обратный процесс заселения этнической территории, восстанавливался статус-кво между равнинной и горной формами хозяйства и равновесие земледелия и скотоводства. В эпоху классической Черкесии культура первичного производства адыгов основывалась на сочетании пашенного земледелия с отгонным скотоводством и коневодством, дополняемых пчеловодством, птицеводством, садоводством и овощеводством. Частью хозяйственной инфраструктуры являлись также и разнообразные домашние промыслы и ремесла. При этом существовало достаточно большое количество локальных вариантов культуры первичного производства, которые в основном совпадали с границами расселения адыгских субэтносов. Данная вариативность определялась целым комплексом показателей: общим уровнем развития и соотношением ведущих отраслей — земледелия и животноводства у различных групп адыгов; сочетанием вспомогательных отраслей; преобладающей системой земледелия; подбором сельскохозяйственных культур; степенью развития отраслей животноводства; наличием сезонных пастбищ, их расположением и другими менее значимыми факторами. Так, на равнине господствовала экстенсивная переложно-залежная система земледелия. На участке целинной или залежной земли первые год-два сажали просо, затем — пшеницу, кукурузу, ячмень и другие культуры, после чего земля "отдыхала" или на 5-10 лет отводилась под сенокос. Для проса же, требовавшего всегда свежей земли, выбирался новый участок и хозяйственный цикл повторялся. Землю пахали тяжелым (так называемым "адыгским") плугом, в который запрягали три-четыре пары волов. Подобная система земледелия с подъемом в горы постепенно сменялась иной, носившей интенсивный характер и позволявшей достичь разумного компромисса между природой и хозяйственными потребностями многочисленного горского населения. Участок земли, подсечно-огневым способом высвобожденный из-под леса, разделялся на 4-5 частей, каждая из которых по очереди около 5 лет использовалась под пахоту, а остальное время находилась под пастби-щем4. Дефицит удобной земли заставлял горцев прибегать к террасированию крутых склонов. Лесозащитные полосы (естественные или искусственно насаждавшиеся) и водоотводные канавы предотвращали разрушение почвы дождевыми потоками и ветром. Этому же способствовала и продуманная схема чередования культур: вначале сеяли просо или кукурузу, имевшие глубокий корень, затем — пшеницу или рожь5, причем использовали особые сорта этих злаков, адаптированные к местному климату. Повсеместно применялись удобрение и орошение земли. Для неглубокой распашки тонкого слоя горного чернозема использовалось особое пахотное орудие типа рала с однопарной упряжкой волов. Подобная система землепользования, названная И.Н. Клингеном "лесо-хлебной"6, позволяла десятилетиями эксплуатировать горные участки без ущерба для плодородия почвы. Садоводство (знаменитые "черкесские сады") было наиболее развито у шапсугов, абадзехов и натухайцев, виноградарство — на Черноморском побережье . Пчеловодство, дававшее мед прекрасного качества, получило распространение по всему Северо-Западному Кавказу8. Заслуженной репутацией опытных коневодов пользовались равнинные адыги (черкесы). Многовековая селекция позволила вывести прославленную адыгскую породу лошади*, в рамках которой существовало несколько локальных вариантов, именовавшихся по фамилиям кабардинских, западноадыгских и абазинских заводчиков: шъэолэхъу, бэчкъан, трам, къундет, хьагъундэкъо, абыкъу и мн. др.9 Крупный рогатый скот разводился всеми равнинными адыгами (и особенно — бжедугами и кубанскими шапсугами), что объясняется большей, чем в горах, потребностью в тягловой силе при распашке земли тяжелым плугом, а в более позднее время — и постоянным спросом на рабочих волов в соседних казачьих станицах. Мелкий рогатый скот распространен был повсеместно, причем доля коз в стаде заметно увеличивалась с продвижением в горно-лесную зону10. Наличие и периодичность использования сезонных пастбищ во многом определялись особенностями рельефа и высотой местности над уровнем моря. Так, альпийскими лугами в качестве летних пастбищ располагали адыги (черкесы), обитавшие в горной местности восточнее линии Белая — Пшеха (прежде всего — абадзехи), население Большой и Малой Шапсугии использовало разнотравные участки в верховьях Афипса и Пшиша, бжедуги — прикубанские равнины (а до расселения казаков-черноморцев — и правобережье Кубани), темиргоевцы и махошевцы — междуречье Лабы и Кубани, бесленеевцы — бассейн Урупа и его притоков, а на крайнем западе адыгского ареала сезонные перегоны скота вообще сводились к минимуму ввиду сосредоточения зимних и летних пастбищ в пределах Натухайской равнины11. Тесно ассоциированные с адыгами убыхи, согласно источникам, держали свой скот на летних пастбищах Верхней Абадзе-хии12. Вышеописанная модель адыгского хозяйства, складывавшаяся на протяжении столетий, была существенно деформирована в ходе Кавказской войны. Специфический характер военных действий в Закубанье не позволял царскому командованию решить черкесскую проблему в нескольких генеральных сражениях, что заставило российскую сторону скорректировать тактику и дополнить основные методы покорения адыгов средствами экономического давления. К числу таковых относились: захват важнейших экономических центров Западной Черкесии; постепенное оттеснение "непокорных" адыгов с равнин в горы, сопровождавшееся строительством кордонных линий и казачьей колонизацией отторгнутых у коренного населения земель; сезонные экспедиции, направлявшиеся в Закубанье по завершении там годичного цикла сельскохозяйственных работ; фуражировки отдельных российских отрядов и гарнизонов укреплений. Подобные мероприятия наносили невосполнимый ущерб культуре первичного производства западных адыгов, поскольку приводили к разрушению всей хозяйственной сферы, вызывали земельное утеснение и провоцировали голод. К числу факторов косвенного характера следует отнести разрыв экономических связей (в том числе и торговых) как внутри самой Западной Черкесии, так и с ее соседями; изъятие значительной части рабочих рук из производственной сферы. Одним из важнейших факторов являлись и постоянные вынужденные миграции населения, приводившие к деградации хозяйства и требовавшие всемерной (хозяйственной и психологической) адаптации к новым природным условиям. К факторам психологического плана, видимо, можно отнести и ощущение нестабильности, возникавшее у прифронтового населения, хозяйство которого в условиях военного прессинга находилось под угрозой заведомого уничтожения. Эта ситуация усугублялась отсутствием реальных прав на землю, поскольку российское командование, не считавшееся при переселениях "мирных" адыгов с границами княжеств и фактически отменившее обычное земельное право довоенного периода, в то же время в условиях продолжающейся войны было не в состоянии (да и не желало) законодательно закрепить землю за ее номинальными владельцами. Наряду с количественными изменениями (общим падением объемов производства), налицо были и качественные (структурные) изменения. Имела место отраслевая переориентация хозяйства, когда земледелие, как более рискованная форма деятельности, утрачивала ведущие позиции в пользу скотоводства13. Состояние обрабатывающей промышленности адыгов зависело не только от внутренних потребностей, но и внешнего спроса. В силу высокой престижности адыгской аристократической культуры, продукция местных ремесленников, и, прежде всего — оружие, конский убор, одежда и проч., пользовалась широкой популярностью у соседних народов Кавказа и казачества, а порою вывозилась и за пределы региона. Внешнеторговые связи Северо-Западного Кавказа были исключительно широки. Так, еще в X в. аль-Масуди отмечал вывоз из Касогии "в соседние страны ислама" дорогой льняной ткани особого сорта14. К середине XVIII в., по обстоятельным сведениям К. Пейсонеля, ежегодно из Черкесии в Крым, а оттуда в Польшу, Молдавию, Валахию, Россию и Турцию вывозилось 5-6 тыс. шт. верхнего платья ("чекмен"), 50-60 тыс. шаровар, 200 тыс. бурок, 5-6 тыс. сыромятных кож15. Все это свидетельствует о том, что многие ремесла — оружейное, ювелирное, кожевенное, седельное, производство одежды — уже приобрели мелкотоварный характер и стали целенаправленно работать на внешний рынок. С падением Крымского ханства адыги (черкесы) лишились его необозримого рынка, поступательное развитие промышленности было прервано, товарность ремесла резко упала. Новые торговые партнеры Черкесии — Турция и Россия — рассматривали ее только в качестве источника поступления сырья, что и обусловило практически полное отсутствие ремесленной продукции в структуре адыгского экспорта, а торговая блокада, установленная Россией после заключения Адрианопольского мира, лишила адыгских ремесленников последней возможности выхода на внешний рынок. В условиях Кавказской войны опережающее развитие получили отрасли, ориентированные на производство военной продукции — оружия и амуниции, пороха, бурок, седел и конского убора, а также ремесла, позволявшие хоть в какой-то мере сгладить последствия войны, как, например, циновочное, поставлявшее продукцию, необходимую в условиях регулярного разрушения жилищной сферы. Окончание катастрофической по своим последствиям войны привело к кардинальным переменам в культуре первичного производства адыгов, поскольку изменилась сама среда обитания и условия хозяйственной деятельности коренного населения Северо-Западного Кавказа. Из высших соображений государственной безопасности вся горно-лесная зона региона была «очищена» от адыгов, а их немногочисленные группы, избежавшие вынужденного переселения в Турцию, были сконцентрированы главным образом в прикубанских округах, отделенных от нагорной полосы цепью казачьих станиц. Столь резкое изменение этнодемографической ситуации в Закубанье повлекло за собой и неизбежную трансформацию хозяйственного облика региона. В рамках деформированного хозяйственно-культурного типа прекратил существование или сократил ареал распространения целый ряд его локальных вариантов, ранее широко представленных на покинутых адыгами территориях. Так, последний очаг горной формы хозяйства у адыгов СевероЗападного Кавказа сохранился в Причерноморье - небольшая группа шапсугов, получившая в 1870-1880-х гг. разрешение вернуться на прежние места обитания, вскоре восстановила «лесо-хлебную» систему земледелия, тесно сопряженную с отгонным скотоводством и эксплуатацией лесосадов. Адыги, поселенные на прикубанской равнине, тоже оказались вынуждены приспосабливаться к принципиально новой политической и экономической ситуации послевоенного времени. Особенно тяжело этот процесс протекал у адыгов-горцев, прежде обитавших в совершенно иных природно-климатических и хозяйственных условиях. А.Н. Дьячков-Тарасов, одним из первых обративший внимание на эту проблему, писал: "Невольно мысль кавказоведа обращается к нижнекубанским горцам, особенно к потомкам нагорных абадзехов, шапсугов, с 60-х годов прошлого столетия живущих в несвойственной их природе географической и бытовой обстановке. Роскошная картина нагорного хозяйства верхних бассейнов притоков Кубани, наблюдавшаяся в 40-х и 50-х годах прошлого века, когда горы кипели жизнью; когда ущелья Псекупса, Абина, Пшиша, Пше-хи, Белой, Шахе, обоих Лаб, были покрыты садами, где среди яблочных, грушевых, черешневых, ореховых деревьев прятались серые группы саклей и дворовых построек абадзехов ... ; когда тысячные стада бродили по нагорным пастбищам Луганак, Тубийского плоскогорья (верховья Пшехи и Белой "Схагуа-ше"), в настоящее время сменилась картиной убогого хлебопашного хозяйства, переживающего депрессию..."16* Земли, отведенные адыгам, оказались гораздо худшими по качеству и условиям хозяйственной деятельности, чем выделенные казакам: заболоченные, малярийные, регулярно затопляемые водами Кубани17, значительная часть которых к тому же была «непригодна под более высокие культуры, как пшеница, подсолнух и т.п.»18. Участки земли были явно недостаточными для использования прежней переложно-залежной системы с преимущественным возделыванием проса, требовавшей значительных земельных ресурсов. Малоземелье вынудило адыгов к интенсификации полеводческого хозяйства посредством перехода к трех- или четырехпольной системе с усовершенствованным севооборотом, что отныне позволяло выращивать не только привычные злаки, но и новые культуры, имевшие рыночный характер. Статистические данные свидетельствуют, что наиболее предприимчивая часть адыгов уже через несколько лет преодолела кризисную ситуацию и даже приспособила свои хозяйства к новым, товарно-денежным отношениям, активно включившись в торговлю пшеницей, рожью, кукурузой, а в более позднее время поставляя на рынок подсолнечник, гречиху, картофель, табак19. В значительной степени этому способствовало распространение новых орудий труда, а также увеличение запашки на общинных и арендованных у казаков землях. В свою очередь, это привело к сокращению пастбищных участков в ущерб животноводству, постепенно уступившему первенство земледелию. Изменяется и внутриотраслевая структура адыгского животноводства: в отличие от пришедшего в упадок коневодства, сохраняет свои позиции разведение крупного рогатого скота (и, особенно, рабочих волов для пашенного земледелия). Постепенно исчезает высокопродуктивная горная порода крупного рогатого скота, которая вытесняется черноморской породой, либо скрещивается с последней в целях приспособления к равнинным условиям20. Зримым свидетельством разрушения прежней натуральности хозяйства являлось и вовлечение в рыночные отношения адыгского ремесла и домашних промыслов, а также востребованность промышленной ("городской") продукции адыгским населением. Одновременно наблюдалось численное уменьшение специалистов в сфере наиболее тонких, узкоспециализированных ремесел — оружейном и ювелирном, что можно объяснить разрывом преемственности в годы Кавказской войны и конкуренцией со стороны промышленной продукции. Недостаток мастеров стал восполняться дагестанскими отходниками, работавшими в традиционной адыгской манере. Новой тенденцией стало появление в аулах небольших торговых заведений, в поисках дополнительного дохода открывавшихся выходцами из местной среды, что являлось еще одним свидетельством постепенного изживания традиционно негативного отношения адыгов к коммерческой деятельности. Появляются и первые предприниматели, основой благосостояния которых было уже не сельское хозяйство, а торгово-промышленный капитал. Олицетворением такого удачливого купца, предпринимателя и мецената в сознании адыгов начала XX века являлся Л.Н. Трахов , занимавшийся промышленным производством, торговлей лесом и недвижимостью, кредитованием, оказанием посреднических услуг и т.д. В целом на протяжении всего послевоенного периода адыгская экономика постепенно стала утрачивать свою характерную замкнутость, все более подчиняясь законам рынка и становясь неотъемлемой частью общероссийского экономического пространства. Губжоков М.Н., 2009 “Истории Адыгеи с древнейших времен до 1920 года”