ЧЕЧЕНСКИЕ САБЛИ - М.И.КАНДУР (Глава VII)

ЧЕЧЕНСКИЕ САБЛИ - М.И.КАНДУР (Глава VII)
Литература
zara
Фото: Адыги.RU
01:31, 17 август 2020
4 136
0
Цема и ее подруги, включая Медину, собра¬лись в доме муллы. Был канун ее свадьбы. Снаружи, на деревенской площади, в специально сооруженных беседках односельчане угощали сво¬их сородичей из окрестных деревень. Вся деревня жила в предвкушении этого торжества. Несмотря на каждодневное, въевшееся в поры, ожидание мести со стороны русских, эти люди оказались способны забыть на время о своих тревогах и в полной мере насладиться ароматным летним ве¬чером. Цема и другие девушки были облачены в бе¬лые одежды с туго затянутыми на талии тради¬ционными кожаными поясами. Они, тонкие и легкие, стояли рядом, как стройные деревья, и когда они склонялись, разговаривая между собой, казалось, это их качает легкий ветерок. Шли к концу последние приготовления. Цема была не¬сравненна в своем головном уборе из золотой парчи, отделанном белой
Цема и ее подруги, включая Медину, собра¬лись в доме муллы. Был канун ее свадьбы. Снаружи, на деревенской площади, в специально сооруженных беседках односельчане угощали сво¬их сородичей из окрестных деревень. Вся деревня жила в предвкушении этого торжества. Несмотря на каждодневное, въевшееся в поры, ожидание мести со стороны русских, эти люди оказались способны забыть на время о своих тревогах и в полной мере насладиться ароматным летним ве¬чером. Цема и другие девушки были облачены в бе¬лые одежды с туго затянутыми на талии тради¬ционными кожаными поясами. Они, тонкие и легкие, стояли рядом, как стройные деревья, и когда они склонялись, разговаривая между собой, казалось, это их качает легкий ветерок. Шли к концу последние приготовления. Цема была не¬сравненна в своем головном уборе из золотой парчи, отделанном белой вышивкой - мать невес¬ты берегла его ради этого дня. Если б она дожила до него! Цема вздохнула, и на ее прекрасное лицо легла тень печали. Медина заметила эту внезапную перемену. - Давай-ка, расскажи нам еще раз - попросила она. Ей хотелось узнать, хорошо ли Ахмет спра¬вился с ритуальными вопросами, - ведь, в конце концов, именно она учила жениха, вести тради¬ционное предсвадебное испытание на чеченском языке. Каждая девушка мечтала услышать эти обрядовые вопросы, и каждая хотела дать пра¬вильные ответы. Они предвкушали этот момент в девичестве и жили сладостью воспоминаний по-том, когда становились вдовами. - Сначала он спросил меня: «Чья лошадь про¬ворней всех?». Я ответила: «Конечно, моего отца». Медина кивнула. Потом он спросил: «Чей мех самый теплый?» - Нема хмыкнула и помотала головой: - Нет, он спросил меня, чей мех самый короткий, перепутал два чеченских слова... Девушки звонко рассмеялись. - А я говорю: «Мех моего отца, Ахмет, хотя он буйный и косматый*. Он аж покраснел, когда понял ошибку... - Так, потом он взял твою руку, - поторапли¬вала Медина. Да, потом он взял мою руку и прошептал: А чей мед слаще всего, Цема?» другая девушка перебила: - А он поцеловал руку? - Конечно! Ахмет такой нежный... - И что ж ты ответила? - Ну, я сказала, что мед в доме моего отца был таким, какой еще поискать. Девушки удовлетворенно вздохнули, хотя эти слова были стары, как мир, и их уже сотни раз повторяли влюбленные. Потом я сказала, что мое сердце замирает при мысли о нем, что моя любовь к нему самая горячая, какую только можно вообразить, и что его прикосновение - как дыхание вечернего про¬хладного ветерка после дневной жары. - хорошо сказала, Цема, - похвалила Медина. - Но лучше всего было, когда я заваривала ему чай. Он улыбнулся и попросил подсластить. Я сказала: «Ты знаешь, как надо просить», и на этом все кончилось. Девушки на минуту замолчали: каждая вооб¬ражала, как придет этот день, и ее собственный жених задаст те же вопросы, а она найдет самые тонкие и остроумные ответы. Между тем Ахмет изнывал от нетерпения в доме родителей Медины. Так как у Мурада не было здесь родителей, этот дом служил жениху пристанищем в последнюю ночь перед свадьбой. Мать Медины Ханифа приготовила чай со слад¬кими пирожками, сласти, поставила дорогие серебряные кубки с медовым напитком, чтоб жениху было с чем скоротать часы перед торжественным днем. Она то и дело появлялась в комнате, чуть полноватая и такая красивая в своей свободной рубахе из голубого шелка, со скромной лентой, скрепляющей ее головной убор. Она видела, что Ахмет еле владел собой, выпол-няя церемонии свадебного обряда. - Это особенный день для Цемы! Смотри, не оконфузь ее, покажи себя настоящим мужчиной! - говорила Ханифа, смеясь, и указывала на деревянные ставни. - Я их надежно заперла! По обычаю, жених должен провести послед¬нюю ночь перед свадьбой в доме своего лучшего друга. Затем Мураду надлежало проводить Ахмета до дома, где тот познает первые радости супружеского ложа, и до утра сторожить у двери покой новобрачных. Потом, по традиции, Ахмет должен будет вернуться в свой гостевой дом, а невеста - в компанию подружек. Эти обычаи были знакомы Ахмету: в общем они повторяли древние ритуалы кубанских ады¬гов и других кавказских народов. Он слышал, как на главной площади поселка нарастает шум. Медина и девушки, из числа домашней прислуги, приготовили ему черкеску к этому дню, украсили ее по краям искусной золо¬той вышитой каймой, которую Ахмет привез с собой. Это была последняя ниточка, связываю¬щая его с матерью и Афуасой... Ему бы хотелось, конечно, чтобы женщины его собственного рода готовили ему наряд торжественной церемонии, однако было приятно, что это сделано руками Медины, его доброй подруги и советчицы. Какое-то время Ахмет предавался приятным размышлениям о том, каким неотразимым я будет в этот славный день. Он раздался в плечах от тяжелой работы, строя свои дом в прошлом году, лицо его обветрилось и приняло ровный бронзовый оттенок на ярком горном солнце. Руки огрубели и покрылись мозолями, но мышцы налились железной мощью сильного и опытного воина. Он был доволен собой, и каждой клеточкой ощущал себя настоящим адыгом. Родные могли бы гордиться им. Мурад хлопнул его по спине, и Ахмет вздрогнул от неожиданности. Терпи, терпи! - весело воскликнул он зыч¬ным голосом. Ахмет удивился, что его друг ведет себя, как мальчишка, - ведь он всегда такой сдержанный и степенный. - Теперь уже недолго, смотри! - Мурад указал на щель в оконных ставнях. По традиции Ахмет не должен участвовать в свадебных танцах и празднестве. Эти торжества были посвящены Цеме, ее превращению в замужнюю женщину. Зазвуча¬ла музыка, ударили барабаны, заражая всех за¬жигательным ритмом свадебного танца. Молодежь выступила вперед, образуя кольцо вокруг сидя¬щих муллы, Хамзета и других членов семьи не¬весты, облаченных в лучшие одежды, при оружии. Вот-вот начнется веселый, темпераментный та¬нец. Ахмет с Мурадом переглянулись, и глаза их увлажнились, они вспомнили свои семьи и друзей, оставшихся далеко. Друзья обнялись, им не нужно было слов, чтобы выразить нахлынувшие невзна¬чай чувства. Между тем наступило время выхода невесты, и вот она появилась на другом конце круга в сопровождении верных подруг. Недалеко от не¬весты кружило немало молодых парней и деву¬шек, бросающих друг на друга робкие взгляды исподтишка с надеждой встретиться здесь и впервые заговорить с предметом своих воздыха¬ний. В сгущающихся сумерках ярко пылал боль¬шой костер, от которого вверх летели снопы искр, будто их притягивала неведомая сила, исходящая от одинокой холодной луны. Все дома вокруг главной площади были украшены горящими фа¬келами, так что все происходящее заливал мяг¬кий золотистый свет, и это придавало празднику особое очарование. В толпе появились молоденькие застенчивые девушки с медовыми пирожками, фруктами и разными сластями. И тут без лишних церемоний начался общий вихревой танец. Молодые горцы получили прекрасную возможность показать свое умение работать ногами, которые мелькали столь стремительно, что было просто невозможно усле¬дить. Мальчишки радостно скакали вокруг, тогда как девицы выступали сдержанно и несмело, будто беззащитные куропаточки, прячущиеся от хищ¬ных ястребов-парней извечная игра инстинктов. Музыка сливалась с чьим-то пением и голосами мужчин, которые превозносили достоинства не¬весты и расписывали радости супружеских уз. Пляски и пение продолжались до тех пор, пока не подали большие блюда с жаренными на вертеле барашками. Теперь уже начался настоя¬щий пир: соленья, блины, засахаренные фрукты, - все самое лучшее, что было у этих людей ч живущих в постоянной тревоге, щедрой рукой было выставлено в этот радостный вечер. Даже суровый мулла, безмолвно сидевший, скрестив ноги, смягчил выражение лица, и его черты выражали нечто вроде безмятежности. Хамзет первым заметил незнакомцев. Темные фигуры бесшумно подъехали на лошадях и спешились, тревожно звякнули удила. Незнакомцы вышли из мрака на свет факелов. Они казались призраками: кажется еще мгновение - и расцветают в ночи. - Отец.., - прошептал юноша взволнованно. -Мулла из Алди! - Его вытянутая рука заметно дрожала. Тот, на кого указывал Хамзет, стоял в окружении спутников. Он сбросил бурку, и его фигура в белом бешмете отчетливо рисовалась в отблесках огня. Приехавший не вошел в толпу празднующих, а сел на небольшой холмик на краю площади, но так, чтобы свет от костра попадал на него. Орлиные черты его лица с высокими скулами казались особенно резкими благодаря тусклому свету и черным теням, одна¬ко его облик был более благороден и грозен, чем у кого бы то ни было. Мулла вскочил на ноги, подобно ястребу, взле¬тевшему при виде более сильного хищника. Тол¬па мгновенно стихла, музыка умолкла, и лишь звук имени этого знаменитого человека шелестел на устах людей, словно ветер шуршал опавшими листьями. Громко произнося слова приветствия, мулла поспешил к гостю: - Это такая честь... Такая честь! Добро пожа¬ловать, спаситель Чечни! Добро пожаловать! Голос у муллы дрогнул и в конце фразы осек¬ся. На мгновение он утратил свой величествен¬ный вид. Люди расступились, чтобы дать своему главе подойти к холмику, на котором в ожидании стоял шейх Мансур. Мулла простер свою сухую руку, и шейх, низко склонившись, взял ее. Оба они вздрогнули. Казалось, будто молния сверкнула между этими двумя людьми. Шейх выпрямился, полы его бешмета взвились в воздух. Он стал говорить, обращаясь к людям, толос его был твердым и громким. Поздравляю тебя с этим счастливым днем, мулла! Для меня же не будет ни счастья, ни покоя пока мы не выгоним последнего неверного с нашей земли. Я приехал, чтобы сказать вам об этом, братья-чеченцы- Его взор пронзал каждого, и каждому каза¬лось, будто шейх обращается только к нему од¬ному. Голос У тур мы звенел как струна, испол¬ненный яростной силы. Преданность этого чело¬века делу, за которое он боролся, была безгранична. Редко кто столь фанатично служит своему народу. Он был из таких избранных, потому что яснее прочих представлял себе, какова будет их судьба без сопротивления: полное уничтоже¬ние нации, истребление чеченцев до последнего человека. - Я пришел сказать вам, братья, что день избавления близок. Мы не будем больше ждать, пока русские гяуры оскверняют наши мечети или топчут наши земли. Мы не позволим им больше отбирать у нас скот и жечь наши дома! Я говорю вам, братья: час газавата пробил. Пришло время открытой войны с нечестивыми захватчиками, с шайтанами, которые насилуют наших женщин и убивают детей! Ступайте ко мне в Кизляр! Объединимся в Кизляре и покажем неверным, что значит слово «джихад»... Джихад! Джихад! - закричал Куэр, и толпа стала возбужденно выкрикивать имя великого предводителя. Эхо гулко разносило голоса меж соседних горных пиков. Если бы шейх Мансур призвал тотчас же броситься в бой, все мужчины, как один, оставили бы свои дома и пошли за ним хоть на край света. - Шейх Мансур! Шейх Мансур! - молодые чеченцы громко кричали, толпясь вокруг гостя. Маленькие дети испуганно хватались за подолы матерей, а девушки зажимали уши руками, что¬бы не слышать дикого рева своих соплеменников -мужчин, которые совсем недавно вели себя так благопристойно и тихо. Шейх Мансур поднял свою сильную мускулис¬тую руку, и мгновенно воцарилась тишина. - Пойдете ли вы за мной? негромко, но властно спросил он. - Да!... Да!... Да!!! И тут вдруг Ушурма гаркнул громовым голо¬сом, как бравый генерал на поле сражения: - Тогда всем мужчинам, в чьих жилах течет истинно чеченская кровь, я предлагаю собраться в доме муллы. Там мы помолимся и поговорим о наших делах! Не промолвив более ни слова, шейх Мансур соскочил с холмика и взял муллу за руку. Все старшие потянулись к жилищу муллы, за ними повалили и все воины деревни. Медина, Цема, и другие девушки стояли, дрожа, на дальнем конце площади. Они дрожали не от холода, а от предчувствия беды и страха. К ним подошла мать Медины Ханифа, горестно склонив голову. Ее лицо было печально. Если бы праздник закончился как положено, она проводила бы Цему к жениху, очертила бы круг подле не весты и зажгла бы внутри него костерчик из хвороста, чтобы отпугнуть злых духов, пока Ах¬мет не придет за ней. Ахмету же надлежало своим кама разрезать кожаный корсет невесты, что скрепляло их союз. Если бы свадебный ритуал завершился по традиции, то все семейные пары деревни плясали бы всю ночь, воспоминая сладкие мгновенья первых супружеских радостей, и, - кто знает! -может быть, именно в эту ночь их любовь вспых¬нула бы с новой силой, и население деревни прибавилось... Если бы праздник шел, как заведено от века, молодые воины смогли бы вновь полюбоваться красивыми девушками, приворожившими их, поп¬лясать вместе, показать свою удаль в танце, прыгая, подобно скакуну, и размахивая кинжа¬лом над головой, словно на поле боя. Однако ни одной капли крови не было бы пролито в тот день. Ну почему они приехали именно сейчас? -воскликнула одна из девушек, обнимая Цему и орошая ее плечо слезами. Цема крепилась, сжав губы, пытаясь казаться сильной и не дать овла¬деть собой острому чувству обиды за то, что так закончилось ее свадебное торжество. Ханифа первая взяла себя в руки. - Не печалься, моя радость, - сказала она, утирая жесткой ладонью горькие слезы на щеках Цемы. - О дне твоей свадьбы будут вспоминать поколения. Они скажут: это был тот самый день, когда в нашу деревню приехал великий предводитель Ушурма.., Они скажут... Но Цема отвернула свое прекрасное лицо и разрыдалась: - Мне все равно, что скажут об этом потом. Я хочу быть счастлива сейчас! Цема была одна. Придет ли Ахмет сегодня к ней? Свадьба могла завершиться счастливо толь¬ко в одном случае, - если все будет, как предписывают обычаи. Если же нет, то будет так, как будет. * * * * * * Адъютант Иванов, крякнув и вздрогнув, вы лил в свое пересохшее горло остатки водки. Пус¬тая бутыль с грохотом покатилась под кровать. Ему было не по себе от вынужденного безделья, и он просто не знал, как убить время. Каждый раз, когда он пытался обдумать все, что скажет в свое оправдание, перед глазами вставала ужасная картина раздавленной человеческой головы, и это видение полностью выбивало его из колеи и заставляло вновь предаваться отчаянию. Как говорится, он попал в переплет, и теперь только водка хоть как-то помогала ему забыться. Иванов грозно повалился на колченогую кровать и клик¬нул своего денщика: - Еще бутылку, черт тебя побери! Казак-денщик Шаргин появился в дверях и, упершись задом в косяк, запричитал жалобным голосом: - Я готов услужить, хозяин, но кто будет платить? Ваша грифельная доска у квартирмейстера все еще повернута к стене. Я не могу вновь идти туда, Ваше благородие, меня вышвырнут, как тогда... - Если до восхода ты не раздобудешь бутылку, я отлуплю тебя, как собаку. Давай, проваливай, дерьмо! Иванов впал в тяжелое полузабытье. Прошло несколько секунд, а может быть часов, когда он вдруг почувствовал чью-то зловонную руку у себя на горле. Тяжелое смрадное дыхание било ему прямо в лицо. Иванов разглядел мрачное, изуродованное шрамом лицо, и быстро сел на кровати. - Пресвятая дева, Хашим, ты меня напугал до смерти! Как тебе удалось миновать караул? Интересное дело, черт возьми! Выходит, каждый может сюда сунуться, как в... Но прежде, чем он успел выговорить подходя¬щее матерное сравнение, Хашим схватил его за горло с такой силой, что Иванов аж захрипел: - Генерал Комаров. Живо! Сердце у адъютанта упало. Что это? Вызов для немедленной расправы, для допроса или же это заговор? Не видя перед собой письменного приказа Комарова, он не мог взять в толк цели прихода Хашима. Но дело сделано, и не ему сейчас возражать. Хашим больно вдавил ему кама под ребра да так, что наверняка располосовал бы бок, если бы Иванов вздумал хотя бы глубоко вздохнуть. Трясясь всем телом, адъютант поднялся с кровати, кое-как застегнул штаны и взял в руку мундир. И вот эта странная пара карачаевец и русский офицер, родившийся в Германии, в обнимку проследовали мимо длинных казарм и вышли за крепостные стены Екатеринограда. Им вслед было брошено несколько любопытных взглядов, но чего только не происходило здесь, на линии обороны, каких только темных дел не творили здешние обитатели... Никто не обратил на них особого внимания. К радости Иванова, его повели не в глухую темницу, а в дом его собственного командира. В дверях стояла графиня Софья, блистательная, как всегда. Судя по ее очаровательной дружеской улыбке, трудно было поверить, что адъютант Иванов уже целый месяц как под домашним арестом и все это время провел в страхе перед грозящим ему наказанием. Он как-то автоматически, нервно проговорил заученную фразу: «Je Suis de sole, Votre Altesse, que je sui trop desabille pour vous me recevoir..> Его очень смущало, что по-французски он говорил с заметным немецким акцентом, тогда как русский язык не выдавал его истинного происхождения: - Ступайте наверх. Еще не все потеряно, -быстро проговорила графиня и еще раз одарила его божественной улыбкой. Неужели Комаров пошел на поправку? Отчего же в казармах об этом ничего не известно? Знали лишь, что армейский врач получил отставку - и это само по себе доставило Иванова подозревать худшее, «Что это еще за игры?» думал адъ¬ютант. Хашим чувствительно пощекотал его кин¬жалом под ребрами, и это только ради того, чтобы йогом ему пообещали, что не все потеряно?.,. Генерал Комаров лежал на подушках бледный и неподвижный, но при этом вполне compos mentis. Он страшно похудел, отчего его голова казалась огромной по сравнению с усохшим телом- Ивано¬ву было действительно больно видеть этого неког¬да жизнерадостного и подвижного человека прикованным к постели столь жалким и беспо-мощным. Рядом стоял какой-то столь элегантный господин, что глядя на него можно было под¬умать, что туалет занимает у него большую часть дня. Чего стоил один самым причудливым образом завязанный шейный платок. Комаров заговорил неожиданно густым для его состояния басом. Видать, и впрямь идет на поправку. Прекрасно... - Вот, Иванов, перед тобой мой кузен и лекарь князь Василий Васильчиков. Он совершил чудо. Ты должен благодарить его. Иванов щелкнул каблуками и низко поклонил¬ся. - Теперь слушай. Мне скоро нужно в Екатеринодар, - Комаров не собирался терять времени на лишние извинения. - Ваше превосходительство, сочту за честь... - Подожди, Иванов. Я понимаю, мы оба в не лучшем положении. Я никого не виню. События назревают, и мне крайне важно попасть в Екатеринодар, чтобы посоветоваться с Суворовым, пока здесь, в Кизляре, не засвистели пули. Конечно, Иванов знал о предстоящем. Слухи быстро облетали казармы, и как им не быть, если целыми ротами солдат снимали с позиций и отправляли на восток вдоль линии обороны. Очевидно, что готовилось крупное сражение. - Этот чертов Суворов собирается вводить во иска слишком скоро. Я уверен нам нужно более точно рассчитать время. Иванов поднял глаза на князя Василия: - Генерал сможет проделать этот путь? Он боялся, как бы Комарову по дороге не стало хуже, н в этом обвинят, конечно, его. - Я тоже поеду, ответил князь с холодной усмешкой- - Личный лекарь... весьма забавно. Нужно выбрать дорогу поудобнее. Я слышал, в это время ода в кубанской долине особенно пыш¬ная альпийская растительность. - Давай, давай, Василий! Говори, не стесняй¬ся, - не без раздражения вставил Комаров. - Что там болтают в крепости? - Говорят, что чеченцы объединяются вокруг шейха Мансура. Они, якобы, направляются в Каргинск - это лесистая местность рядом с Кизляром. - Как они вооружены? Иванов явно волновался. - Ну, благодаря нашим маленьким «презентам» они вооружены до зубов. Тут Васильчиков блеснул быстротой своего ума - до этого его фразы были медлительны и лени вы: - Кажется, начинаю понимать: похоже, что вы специально позволили горцам украсть это оружие, чтобы спровоцировать их на открытое выступление, так? - Недурно, Василий, недурно, - пробасил Комаров. - Само собой, об этом - молчок. Это ведь очень рискованная игра. При их тактике быстрых внезапных ударов мы никогда их не победим в этих бескрайних горах. И мы не мо¬жем вовлечь их в крупное сражение на равнине. Почему? Потому, что эти чеченцы - отличные воины. Именно этого Суворов никак не может уразуметь. Понимаешь, после каждой баталии они перенимают что-то новое из военной науки. По крайней мере, шейх Мансур - уж точно. И как только эти парни как следует разберутся в премудростях боя, сам черт с ними не сладит. Я не собираюсь зря расходовать на эту войну силы и средства. Полагаю, что нужно лишь одно -хороший командир. - Стало быть, вы - за одновременный, согла¬сованный смертельный удар? - Именно. Все дело в убеждении. Горцы долж¬ны осознать, что мы непобедимы. Достаточно сломить волю, и тело можно оставить в покое. Нужно чтобы открыто объявился великий шейх Мансур, их оплот и надежда, а потом этот оплот - под корень. Крепкие руки генерала Комарова неподвижно лежали поверх белоснежной постели, и эта не¬подвижность придавала его словам какой-то осо¬бо зловещий смысл, - ведь обычно он много жестикулировал, отдавая распоряжения подчинен¬ным. Это спокойствие подчеркивало, что он убеж¬ден в своей правоте. - Я хочу, чтобы Суворов услышал все это лично от меня, ибо никто более не отважится спорить с ним. Эти славные вояки не видят даль¬ше его шпор. Низкопоклонники, только и умеют щелкать каблуками. Что они по сравнению со мной, ветераном этой войны! Немного ободренный горячностью Комарова, Иванов осмелился задать вопрос: - А как же... рана, Ваше превосходительство? - Ничего страшного. Вот, князь Василий, вернул меня к жизни. Этот наш местный хирург, кажется, кое-как зашил мою рану. Его швы разошлись бы по краям, мои внутренности могли бы сбиться в ком, и тогда мне конец. Как это по вашему-то, Василий? - Сепсис. - Вот именно. Глаза Комарова - глаза человека, вернувшегося с того света, - лихорадочно блестели, однако лицо было по-прежнему мертвенно-бледным, обильный пот выступил на лбу. Иванов, между тем, все еще сомневался, что тело генерала окрепло так же, как и его дух. Он вновь взглянул на князя, пытаясь разрешить свои сомнения, однако тот лишь улыбнулся и пожал плечами. Адъютант, наконец, понял, с кем имеет дело. Васильчиков принадлежал к той категории людей, для которых все происходящее служит лишь забавой. Это был опасный человек: опыт¬ный игрок, ставящий на карту не золото, а судь-бу. Сам Иванов особенно не обременял себя моральными принципами, но все же какие-то нормы для него существовали. Васильчиков же, казалось ему, был их лишен вовсе. В комнату впорхнула графиня Софья в изуми¬тельном платье из серого шелка. - Господа, я намерена немедля похитить у вас князя Василия. Он долго пребывал у ложа боль¬ного, а сейчас нам не хватает четвертого за сто¬лом. Господин Иванов, какая жалость, что вы не можете остаться с нами! - Она взглянула на мужа и добавила Искренне надеюсь, дорогой, что отстранение адъютанта Иванова от обязанностей не будет иметь для него неприятных последст¬вий... Графиня Софья ловко дала понять Иванову, что плачевный вид его мундира не позволяет ей пригласить его на вечер. Иванов вспыхнул. Как истинный немец, хоть и русский офицер, он с особой педантичностью относился к своему внеш¬нему виду. Впрочем, причина его нынешней неопрятности нам известка: мучившая его страшная картина раздавленного черепа заставила забыть о привычном утреннем туалете... - Завтра в пять утра чтоб был здесь, коротко приказал Комаров. - Это... приказ? - спросил адъютант, пытаясь заставить свой голос звучать уверенно. - Убирайся отсюда, - пренебрежительно буркнул Комаров. Это вселяло надежду. В противном случае он рявкнул, как зверь. * * * * * Иванов бесцельно бродил по кизлярскому базару, пытаясь спастись от ужасной мигрени, В такой час он был неспособен воспринимать все эти разговоры о готовящихся сражениях. Очень хотелось выпить. Он свернул на постоялый двор недалеко от казарм, куда, впрочем, не разрешалось заходить нижним чинам. Несмотря на то, что было уже десять утра, его вряд ли мог увидеть здесь кто-нибудь из старших офицеров. На его беду там засела веселая компания, вклю¬чая неразлучных друзей Артюняна и виноторгов¬ца Макса, которые отлично провели ночь за картами в обществе офицеров того полка, где служил Иванов. Когда он вошел, они еще были охвачены азартом. Первым его заметил граф Бакунин, нахаль¬ный молодой капитан из его полка. - Мне везет. Стой и молись за меня. Уже недолго. - Не отвлекайтесь, - буркнул Макс, крутя коль¬ца на своих толстых пальцах. - Если вы еще играете, так играйте. Без болтовни. - Не кипятись, лучше причешись! Это замечание вызвало общий смех: Макс, как многие плешивые люди, холил и лелеял оставшу¬юся у него жалкую прядь, зачесывая ее от виска к виску по сияющей лысине. Макс нахмурился и поправил каракулевую папаху. Взглянул на Иванова, ухмыльнулся и вновь впился в карты, которые держал в руке. Граф Бакунин, попыхивая трубкой, ловко мет¬нул. Макс раздраженно швырнул карты на стол. Он, самый богатый на Кавказе коммерсант, мог позволить себе проигрыш. Двое других игроков встали из-за стола, чтобы размять ноги. Смазливый молодой Бакунин отвел Иванова в сторону: - Ну как дела, старина? Ты что-то бледен. Как там генерал? Я слышал, что дни его сочте¬ны... - Это верно, - ответил Иванов. Ему вдруг захотелось поиграть с огнем. - Счет идет на дни. Никому не рассказывай, но он не протянет и недели. - Плохие твои дела, сударь. Офицер, младший по званию, осмелился посо¬чувствовать ему. Он-то был, по крайней мере, русским аристократом, а не выходцем из Германии, получившим русское имя. Но это был «вылощенный карьерист», а не истинно благородный офицер. Иванов чувствовал, как в нем нарастает раздражение. Его родители были в свое время взяты в плен царской армией на Западном фронте и насильно переселены на бедные прифронтовые земли возле Крыма. Там им пришлось бороться за существование, сменив свои тевтонские имена. Он, представитель второго поколения подданных российской короны, оказался настолько способ¬ным и предприимчивым, что сумел окончить в военное учебное заведение в Москве. Его взлет был быстрым, чины - вполне заслуженными. Немцев в русской армии уважали за природные военные способности и преданность российскому престолу. Иванов был примерным кадетом. Между тем, до сих пор его служба протекала при штабах, и лишь во время последней атаки на станицу Иванов впервые по-настоящему понюхал пороху и заглянул смерти в глаза. Защищаться пришлось врукопашную... До последнего времени жизнь его протекала безмятежно, лишь эта стыч¬ка и страшный лик смерти, пробили тот панцирь, который защищал его, благополучного адъютанта Иванова, от сложностей и тягот мира сего. Комаров выжил, и Иванов решил, что лучше почаще напоминать о себе, чтобы его собственное имя соответствующим образом поминалось в до несениях, И он не позволит какому-то сопляку из Петербурга вроде Бакунина разговаривать с ним снисходительно-фамильярно. Его отец умер на борозде, держа плуг в мозолистых руках, в отча¬янном усилии дать сыну какой-то шанс. В его прошлом не было традиционного «фамильного полка»... Неудивительно, что Иванов всегда старался до¬йти до всего своим умом. Туман вдруг рассеялся, и он понял, что война - это всегда политика, даже если ты просто сражаешься. Он взглянул на «блестящего» капитана. Голу¬бые глаза Иванова сверкали на необычно одутло¬ватом лице, свидетельствующем не только о дурно проведенной ночи, но и о целом месяце всячес¬ких излишеств. - Плохи говоришь, дела? Не думаю. На войне вообще не бывает плохих событии. Бывает лишь смена позиций. Разве тебя не учили этому, лю¬безный граф Бакунин? - Пытались, да я не очень старался, - хмык¬нул Бакунин. - Ладно, успокойся. Не думал тебя обижать... Как всегда, ловко выкрутился. Этот молодой аристократ слишком любил жизнь, чтобы нажи¬вать себе врагов, особенно в лице этого немца. Пару лет он проведет здесь, на Кавказе, чтоб угодить батюшке, а заодно перебеситься, притушить юный пыл. После женится на богатой и знатной, а там, глядишь, можно и в отставку. Ну чем не жизнь у господина Бакунина? Иванов хватил водки и отправился на конюш¬ню проверить коня и снаряжение, чтобы все к утру было в порядке. Впервые за эти долгие недели он почувствовал, что ему снова хочется сесть в седло. Еще не все потеряно. * * * * * Ахмет слушал речь великого Ушурмы, по не¬воле сидя в доме Ханифы. Когда он увидел, как толпа мужчин ринулась вперед, покидая место свадебной церемонии, тоже кинулся к двери, чтобы немедля оказаться в объятиях своей Цемы, одна¬ко Мурад остановил его. - Мне нужно поговорить с ней! - воскликнул Ахмет. - Подумай о наших Хабза! Ты что, побежишь к своей девушке, как щенок, хочешь, чтобы вся Чечня сегодня об этом узнала?! Ахмет плюхнулся на лавку и принялся коло¬тить по ней кулаком. - Будь проклята эта война! Мурад подождал, пока его приятель немного успокоился. Заговорил медленно: - Пойми, можно ли думать о себе, когда истребляют наш народ, грабят наши жилища! У нас нет другого выбора, Ахмет, так только высту¬пить сегодня вместе с нашими братьями-чеченца¬ми. Вставай, мы должны присоединиться к мул¬ле. Когда кабардинцы шли через площадь, она была уже пуста. Из домов, еще украшенных лентами, слышны были голоса женщин, поющих протяжную траурную песнь, будто в знак оконча¬ния свадебного торжества. Один высокий голос особенно выделялся среди остальных, выводящих этот старинный печальный мотив: «Ее волосы были темны и блестели, как черный шелк из Лейпцига. Но от горя она рвала их на голове. Глава дома пал на войне. Его черный конь мчался сквозь битву, И кровь от сабель шугуйцев красила его рукав.. Жены и матери уже готовились к гибели сво¬их любимых и близких. Ахмет вздрогнул от этой страт ной песни и еще раз укорил судьбу, за то, что она ледяным дыханием омрачила именно этот радостный день. Приближаясь к дому муллы, они видели, как вое мужчины деревни - безусые юнцы и почтен¬ные старики - вовсю готовились к походу: седла¬ли коней, запасались порохом, кукурузой, солью, кремнями и другими вещами, необходимыми на войне. Издалека доносился скрип повозок - это спешили домой гости из других деревень, чтобы собирать в дорогу своих бойцов. Между тем Ушурма, шейх Мансур, давал пос¬ледние разъяснения относительно предстоящего сражения: - У нас созданы отряды по триста всадников под предводительством вот этих наибов. - Ушурма указал на нескольких мужчин, одетых во все черное. - Сбор под Каргинском через три дня. Вы выступаете туда малыми группами, к востоку в сторону гор, затем, обойдя Казбек, доберетесь до Дарьяльского перевала. Оттуда Терек течет прямо на север, в область русских владений, затем резко поворачивает на восток. Там Екатеринодар. Сей¬час перевал в руках русских. Это их путь через Грузию. Тут вы можете выбирать: либо ехать дальше вдоль гор на восток по реке Ассе, либо спускаться по крутому ущелью. Самое главное -не привлечь к себе особого внимания и вовремя выйти восточнее Кизляра, где состоится общий сбор в лесу под Каргинском. На словах все выглядело несложно, но каж¬дый мужчина знал, что один этот переезд уже тяжелое испытание. Дарьяльским перевал представлял собой важнейший участок пути из России на Кавказ. Еще в двенадцатом веке грузинская царица христианка Тамара построила замок на полпути из этого ущелья. Этот замок был буквально вырублен из скал. С этой удобной позиции войска царицы могли легко контролировать движение по перевалу как на юг, так и на север. С этих отвесных уступов приговоренных к казни сбрасывали в пенистые воды Терека. Сейчас, в летнюю пору, река осо¬бенно полноводна и раскинулась во всю ширину перевала. Весенний паводок образует стремительные водопады, низвергающиеся с гранитных утесов. Бревна и камни, которые ис¬пользовались для строительства переправы, будут скользкими от воды и лишайников. У чеченцев, которым, с одной стороны, грозили засады ка¬зачьих патрулей, а с другой - опасности стихии, не будет ни минуты покоя. Ахмету, однако, до отъезда предстояло завершить одно важное дело. Своей возлюблен¬ной он твердо обещал, что они поженятся до его отъезда на войну, - и он выполнит свое обеща¬ние. Поздно ночью, когда деревня, наконец, за¬снет, Мурад проводит его к Цеме... * * * * * Весь следующий день и еще три ночи чечен¬ские воины безмолвно двигались вдоль отрогов в сторону Кизляра, самого восточного форпоста русской оборонительной линии. Несколько дней они ехали, опасаясь встретить русские патрули, и если это все же случалось, приходилось ехать в объезд, даже если крюк был велик, чтобы остать¬ся незамеченными. Они продвигались бесшумно, будто ветер нес их на крыльях, и, казалось, среди гор все слышится и слышится хрипловатый воин¬ственный клич шейха Мансура: «Джихад! Джи¬хад!» Через четыре дня Ахмет, Мурад и их спутники добрались до Каргинска, что в пяти верстах от Кизляра. Лошади были измучены, всадники еле держались в седлах от голода и усталости. А самое страшное ждало впереди. Мурад. рассмотрев местность в свою трубу, удовлетворенно кивнул Ах мету: - Хороший выбор. Место лесистое, на возвы¬шенности. Здесь удобно собираться войскам, го¬товящим атаку на Кизляр. Думаю, мы его возьмем. Он сложил трубу и обратился к спутникам: Недалеко уже. Мы на правильном пути Вперед, друзья. Ахмет ехал рядом. - Сегодня мы наверняка не вступим в схватку с противником. Лошадям нужен отдых. Может быть, завтра или послезавтра... кто знает. Отряд в молчании ехал через кустарники. На конец, впереди на расстоянии около версты пока¬залась возвышенность, на которой расположился Каргинск. Был примерно полдень. Вокруг стояла странная тишина, даже птицы молчали, Мурад вновь припал к подзорной трубе. - Во имя Аллаха! - воскликнул он вдруг. Битва-то уже в разгаре! Чеченцы сражаются! Всех обдало жаром. Забыв об усталости, люди рванулись вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее. Мурад нашел подходящее место, откуда все было видно, как на ладони, и позвал остальных. Грохот пушек и огонь выстрелов были хорошо слышны и видны. Большинство людей не могли все же следить за ходом сражения, и они смотрели на Мурада, который не отрывался от трубы. Мурад был мрачен. Перед его глазами одна за другой разворачивались страшные картины крова ной битвы. Чеченские всадники отважно рубились на саблях с казаками. Непрерывные атаки и контратаки слились в общее месиво рук, ног, коней и сабель. Было ясно, что русские полностью владеют ситуацией на равнине, и они, пользуясь своим преимуществом, теснили горцев, пытаясь овладеть высотой. Среди деревьев у кромки леса. Мурад вдруг заметил великолепного карабахского скакуна, принадлежавшего шейху Мансуру. Этот великий человек, кажется, вознамерился защищаться до тех пор, пока гора мертвых тел не достанет ему до пояса. Но вот под шквальным огнем казаков и русских войск пали чеченцы, находившиеся рядом с шейхом Мансуром. Там... Ушурма! Он в опасности! Поможем ему, братья! Ради этого мы приехали сюда! Не говоря более ни слова, чеченцы ринулись за Myрадом с саблями наголо, и пронзительный крик вырвался из их пересохших глоток: Аллах Акбар!»... Что, интересно, чувствовал в тот день рядовой казак, перепрыгивая из окопа в окоп, стараясь добраться до вершины лесистого холма? Что чув¬ствовал он, всаживая штык в живот десятому, может быть, горцу, сражающемуся за свой очаг? А что, когда на спину ему со страшным визгом прыгал невесть откуда появившийся враг и рубил его саблей от шеи до поясницы? И он, этот рядовой казак, падал лицом вперед, в смертельной муке расставаясь с жизнью. Отряд Мурада врезался в гущу казаков, окружавших их вел и ко го предводителя, и около четверти часа чеченцы отчаянно бились с превосходящими силами противника, пока, наконец, не разорвали окружение и шейх не был освобожден. Мурад придержал лошадь, чтобы осмотреться и отыскать Ахмета. Он заметил, что его приятель гонится за двумя казаками. Взмах черкесского клинка - и один из преследуемых, изогнувшись в седле, замертво падает на землю. Другой казак повернулся и бросился наутек, пытаясь спастись в ближнем лесу. Мурад, возбужденный видом и запахом крови, помчался вниз по ущелью вдогонку. Он влетел в лес на полном скаку и вдруг увидел двух русских, скачущих прямо на него. Мурад находился на узкой тропе между плотными рядами деревьев, и избежать встречи было уже невозможно. Инстин¬ктивно он понял, что не нужно сдерживать коня, и продолжал мчаться вперед, прижав голову к лошадиной шее и намереваясь проскочить слева от них. Поравнявшись с русскими, Мурад резко выпрямился, выхватывая саблю, и, невероятным образом изогнувшись, полоснул по плечу ближай¬шего всадника. Русский вскрикнул и начал ва¬литься набок. Лошадь понесла его дальше, и Мурад уже не видел, где и как он упал на землю. Мурад быстро развернулся, чтобы уберечь спи¬ну, однако второй всадник решил не испытывать судьбу и припустил из леса в сторону русских позиций. Мурад отдышался и сделал круг в поисках сбитого им солдата. Сначала он увидел лошадь. Она спокойно пощипывала траву, а вот всадник куда-то подевался. Мурад пустил лошадь шагом, держа саблю наготове. Уже собираясь уезжать, он повернулся, и вдруг сзади, из кустов, на него прыгнул русский, сбив Мурада на землю. Мужчины сцепились и покати¬лись по земле в яростной схватке. Однако у раненного противника не было шансов одолеть Мурада. Кабардинец быстро оказался наверху и выхватил кама. Левой рукой Мурад крепко ухва¬тил русского за горло, прижал к земле, и занес правую руку с кинжалом, чтобы нанести решающий удар. И тут его жертва хрипло просипела: - Гори ты в аду, бандит чеченский! Если б я мог драться правой! Мурад так и замер. Он не мог уже ударить. Враг говорил по-черкесски на кабардинском диа¬лекте. - Черкес! Ты говоришь по-черкесски! Кама в руке у Мурада грозно поблескивала, словно решая, что делать дальше. Ты адыг? Мурад зорко вглядывался в красивое, несмот¬ря на синяки и кровоподтеки, лицо юноши. У того были глубоко посаженные сверкающие глаза и светлая кожа. Лицо явно нерусское. - Да, я адыг. Я кабардинец! гордо восклик¬нул юнец, яростно пытаясь освободиться, словно пойманный тигренок. Уши Мурада слышали звуки битвы она продолжалась где-то совсем рядом. Гремели пуш¬ки, и кровь кипела у него к жилах. Но это происшествие поразило Мурада сильнее всего. Адыг сражается против них! Черкес - ив армии гяуров! Все это дурной сон. Не иначе. Мурад громко выругался и вновь изо всех сил прижал противника к земле. - Тихо, не дергайся, черт тебя возьми! - Мурад крепче прижал кама к его горлу. - Что ты ска¬зал? Не пытайся меня обмануть! Молодой воин закрыл глаза, словно приготовившись к смерти, но вдруг заговорил быстро на чистом кабардинском наречии, которое Мурад не спутал бы ни с каким другим, - это был его родной язык: - Нет, нет! Я говорю правду! Я адыг! Я клянусь! А теперь убивай, и делу конец! Мурад приподнялся, однако не слез с груди противника и по-прежнему не отводил кинжал. - Если ты кабардинец, то какого племени? Парень широко открыл глаза. - Я мисостовец. Кто твой шли? Дыхание юноши стало спокойнее. Говорил он уверенно: - Мой князь Мисост Сараби. Если ты слезешь с меня, может быть, я смогу свободно дышать, да и говорить тоже... Теперь Мурад не сомневался, что его недав¬ний противник не врет. Только у кабардинца хва¬тит отваги разговаривать столь небрежно с чело¬веком, от которого в этот момент зависит его жизнь. - Ну ладно, кабардинец, - сказал Мурад, от пустив врага, и быстро поднялся на ноги. Мисост встал с трудом и долго отряхивался. Это был очень молодой парень шестнадцати семнадцати лет, хорошо сложенный и довольно красивый. - Почему ты воюешь в этой форме? Парень заговорил более твердо: Наш князь велел нам присоединиться к армии Кавказа. Мы так и сделали. Нас отправили к Кизляр. Мураду было очень грустно это слышать. - Ты хочешь сказать, что вас здесь было сегодня немало? - Да, - прямо ответил парень. В основном мисосты. Но ты, Тхамада... Ты тоже кабардинец. Почему ты тут и воюешь вместе с чеченцами? Где-то рядом послышался конский топот. Мурад быстро натянул поводья обеих лошадей. - Сойди с дороги, здесь опасно... Он забрал у парня его оружие, и они укрылись в густых ветвях- На тропе показалась группа казаков, направляющихся в сторону русских по¬зиций. Мурад инстинктивно зажал парню рот рукой на случай, если тот вознамерится позвать на помощь. У него не было времени на. объясне¬ния, обстановка требовала немедленный дейет вий. - Меня зовут Хапца Мурад. Я из племени джлахстней, с Терека. А здесь я теми же неис¬поведимыми путями, что и ты... Мурад глянул на юное лицо, вымазанное кровью и грязью, поднял его вверх одним движе¬нием руки, вгляделся в него, пытаясь проникнуть в душу этого паренька. В этот момент Мурад испытал неожиданный прилив нежности к моло¬дому воину, на месте которого мог бы свободно оказаться он сам, или Ахмет, или Хамзет.., ибо все они подчинялись непреклонной воле князей, мулл, шейхов... и были обречены сражаться во имя высших целей, далеких от их собственных устремлений. И это было несправедливо: зачас¬тую эта борьба не оставляла места для веры, надезкд и любви. Ведь он и этот юный мисост могли бы быть друзьями и сражаться заодно, как их предки на протяжении столетий. А не наоборот. Русским обеспечен успех, если им удастся натравить человека на человека, племя на племе¬ни, как сегодня. Мураду вдруг отчетливо представилось будущее, полное кровавых усобиц и взрывов ненависти, равных по мощи небывало¬му стихийному бедствию, как если бы на Кавказ обрушилось страшное землетрясение и все реки слились в единый все сокрушающий поток. Горцы ринутся друг на друга и все смешается, как галь¬ка, которую волны катают по берегу. Смерч русской экспансии налетит и поглотит их. Мурад подумал, что, если б он убил юного адыга, это стало бы величайнлей трагедией его жизни. Мир, видно, сошел с ума, если один кабардинец чуть не лишил жизни другого. - А теперь, - тихо сказал Мурад, - садись на коня и быстро возвращайся к своим, пока мои чеченские друзья не разделались с тобой. Он грубовато подтолкнул парня к его лошади и помог забраться в седло, ведь тот здорово ос¬лабел: раненное плечо сильно кровоточило. Молодой мисостовец глянул на Мурада с вос¬хищением. Что можно сказать человеку, который подарил тебе жизнь? - Хвала Аллаху! - Хвала Аллаху! Два кабардинца разъехались в разные стороны-. Приветствуя Ахмета, шейх Мансур вытянул голую руку, перепачканную кровью. Хвала Аллаху... Мы будем сражаться еще один день. Не говоря ни слова, Ахмет схватил протянутую руку. Потом он смотрел, как шейх удаляется на своем белом коне и уводит за собой отступающие войска в сторону колючих кустарников, откуда появился отряд, ведомый Мурадом. Огромное поле битвы замерло, как по мановению руки. Силы покинули чеченцев. Те, что были ранены, стона¬ли и молились. Русские скоро вернутся, чтобы прикончить оставшихся в живых. В российских войсках были нередки надругательства над раненными горцами или те¬лами убитых. Они знали, что это приносит их сородичам невыразимые страдания. Это являлось одним из предусмотренных приемов военной по¬литики: предписывалось использовать все средства - и честные и бесчестные - чтобы сломить волю противника. Побежденный неприятель не должен был ожидать пощады, поэтому русские без коле-бания убивали чеченцев, пытающихся помочь своим раненым. Заметя чеченца, который, шата¬ясь, тащит на себе товарища, казак стрелял ему в спину, и те умирали, обнявшись. Некоторым удавалось-таки добраться до своих, другие даже не пытались спастись и ложились на землю умирать, шепча молитвы. Ахмет огляделся, пытаясь найти Мурада. Он уже знал, что русские выиграли битву под Каргинском. Ему хотелось уйти вместе с отступа¬ющими чеченцами, однако он продолжал кружить по полю битвы, отмахиваясь саблей от нападав¬ших казаков. В этот день Ах мету тоже пришлось изрядно потрудиться. Он уже потерял счет зарубленным им казакам. Сквозь грохот пушек он снова и снова выкрикивал имя Мурада- В одной руке он держал свою большую саблю, во второй драгоценный кама. Под ним была его верная Кара. Она двигалась очень грациозно, разворачивалась, прыгала, резко выбрасывая передние ноги вперед, словно настоящая боевая лошадь, обходя мертвецов или умирающих, повинуясь малейшему движению колен всадника или узды. Ахмет просто не мог, не имел права умереть сегодня, в первый день своей супружеской жизни. Аллах убережет его для славных дел. Ахмет кликнул людей из своего отряда и велел следовать за ним. Шейх Мансур покинул поле битвы, было бы неразумно терять лишние жизни. Отряд пустился галопом к западу, вслед за основными силами шейха Мансура. По дороге Ахмет непрестанно озирался ища глазами Мурада. И вот внезапно Хапца появился справа, подлетел к ним! и влился в общую колонну чуть ли не в метре от Ахмета. - Наконец-то! - с облегчением воскликнул Ах¬мет. - Десятерых уложил! - бросил тот в ответ. * * * * * Молчаливые от усталости и ощущения поражения в бою, чеченские воины брели, споты¬каясь, по тропам предгорий, возвращаясь под спасительную сень кавказских вершин. Они сту¬пали тяжело, пройдя много верст пешком, лоша¬дей вели в поводу. Мурад с Ахметом останови¬лись и привязали своих коней в небольшой роще недалеко от Терека. Там собрался большой отряд чеченцев. Все расселись кучками на травянистых холмиках среди маленьких ручейков, сбегающих к великой реке и питающих ее воды. Мурад искоса глянул на высокого крупного человека с потемневшим лицом. Это был Эльдар, отец Куэра. - Приветствую тебя, Мол... Вы случайно не были в одной группе с Хамзетом? Ахмет прикрыл глаза и лишь молился о том, чтобы услышать добрые вести о своем шурине. Да, сначала мы были вместе, - буркнул старый воин, - однако потом, в пылу битвы мы разделились. Большая часть нашей группы распалась... и мы не могли соединиться вновь. Одежда на Эльдаре, еще не просохла от све¬жей крови. Ахмет мог себе представить, как туго пришлось нынче этому бывалому вояке. Расскажи, что там было сегодня спросил Мурад с некоторым беспокойством. Подошли еще несколько человек, желающих услышать, что скажет этот лихой рубака. Прежде чем начать говорить, он раздраженно сплюнул и прополоскал рот водой: Вчера мы расположились на ночлег в лесу. Многие из людей шейха еще не прибыли, они появились уже утром. Русские внезапно напали на нас на рассвете. Сначала ударили тяжелые пушечные ядра. Потом - мы еще не успели перестроиться - нас атаковала казачья кавалерия. Ахмет перебил его: - Ты хочешь сказать, что русские знали о нашем появлении? Они что, засекли лагерь из Кизляра? Темные глаза Эльдара вспыхнули. - Я не знаю, как они пронюхали. Но пронюхали. Они нас уже ждали. Мы потеряли половину наших людей, шейх - даже больше. Ловушка! Эльдар снял бешмет и обтер им кровоточащие руки. Кто-то из молодых воинов заботливо прополоскал его в соседнем ручье. Вода стала розовой, но все промолчали. Мурад посмотрел на остальных. - Ну что? Какие еще новости? - настойчиво спрашивал он каждого. Казалось, что Он не горевал о случившемся, сколько пытался что-то выяснить. Ахмет не мог понять, что произошло и что теперь делать. Его мозг сверлила лишь одна мысль - они попали в капкан и пролилось море крови. Голос подал какой-то незнакомый юноша, которому едва можно было дать шестнадцать: - Когда мы выезжали, кто-то крикнул, чтобы мы передали остальным, что все должны собраться в деревне Алди. ЭТо был приказ шейха. Эльдар насторожился: - Алди - это деревня в горах, где живет шейх. Интересно, что это старый беркут затеял... Мурад посмотрел на своих: - Что думаете, братья? Шейх Мансур вызвал воинов в Алди. хотя он не вправе навязывать им свою волю. По традиции каждый чеченец волен принимать решения самостоятельно. Сейчас, пос¬ле поражения, это имело особое значение. Ахмет был совершенно растерян и раздражен. - Лично я немедленно еду домой, резко за¬явил он. Причиной такой решительности было скорее желание приглядеть за хозяйством и передохнуть, чем мысль о ждущей его молодой жене. Однако ему хотелось в этой невеселой обстановке дать людям повод позубоскалить. Раздались смешки. - Мы знаем, ты своего не упустишь, молодой муженек, - пошутил Мурад. - Никто, даже шейх Мансур не решится осудить тебя за желание поскорее добраться до милой, верно? Ахмет натянуто улыбнулся: - Я говорю только за себя. Остальные пусть думают сами. Я не собираюсь ехать в Алдн или куда-то еще, чтобы сражение кончилось так, как сегодня. Прежде чем атаковать хорошо обороняемые позиции, следовало хорошо подгото¬виться. Это ведь не обычный налет из тех, что мы делали раньше. Разве можно с великой армией воевать случайными стычками? Эти слова Ахмета произвели различное впечат¬ление на присутствующих: одни соглашались, другие были явно оскорблены тем, что какой-то пришлый юнец открыто осуждает великого шейха Майсура. Заговорил один из воинов отряда Мурада: Мурад, мы будем счастливы воевать за наше общее дело и за шейха Мансура, но Ахмет прав - нашим вождям нужно лучше готовиться к этим сражениям. Мы не должны попадаться в ловуш¬ку, как сегодня. И, вообще, мало кто из нас уцелеет, если такое повторится. Будет просто некого вести в бой, - заметил другой. - Мы должны делать только то, что хороню умеем, - добавил один из ветеранов. Горцы прекрасно воюют в горах, где нет этих далеких пушек, осыпающих на нас огненными ядрами, как градом с небес... Большинство поддержало Ахмета. Мурад взялся за поводья и вскочил в седло. - Что ж, я понял так, мы все возвращаемся домой и ждем дальнейших событий. Верно? Не согласились лишь Эльдар и кое-кто из его отряда. Ахмет догадывался, почему. До сих пор ведь ничего не было известно о Куэре, Арсби и Айдемире. Эльдар, может быть, решится на зака¬те вновь броситься в бой, если окажется, что убит еще кто-то из его родственников. Ахмет не хотел думать, что Хамзета постигла печальная участь. Аллах, без сомнения, поможет ему.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)