Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » История » КАБАРДИНО-РУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ (XVI—XIX вв.): ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ

КАБАРДИНО-РУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ (XVI—XIX вв.): ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ

КАБАРДИНО-РУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ (XVI—XIX вв.): ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ
История
zara
Фото: Адыги.RU
09:21, 24 сентябрь 2020
7 509
0
Характер военно-политических контактов Темрюка Идарова и Ивана IV и последовавших кабардино-русских отношений, несмотря на ряд исследований*, все еще остается не до конца изученной проблемой. В 1989 г. в Махачкале состоялась Всесоюзная научная конференция по вопросу: «Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20—50-х годах XIX века». На ней сделан вывод: «Период застоя пагубно отразился на характере и уровне разработки ключевых проблем истории народов Северного Кавказа.
КАБАРДИНО-РУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ (XVI—XIX вв.): ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ
Характер военно-политических контактов Темрюка Идарова и Ивана IV и последовавших кабардино-русских отношений, несмотря на ряд исследований*, все еще остается не до конца изученной проблемой. В 1989 г. в Махачкале состоялась Всесоюзная научная конференция по вопросу: «Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20—50-х годах XIX века». На ней сделан вывод: «Период застоя пагубно отразился на характере и уровне разработки ключевых проблем истории народов Северного Кавказа. Прокатившаяся в те годы волна юбилейных празднеств, посвященных «добровольным присоединениям» и «вхождениям», создала атмосферу, не способствовавшую объективному изучению прошлого этих народов». В связи с этим выводом укажем, что, во-первых, торжества, посвященные «добровольным присоединениям» и «вхождениям», не везде проходили в годы застоя. Во-вторых, атмосфера, не способствовавшая (мягко сказано!) объективному исследованию проблемных вопросов истории, имела место в России и до застоя. Исключение составляют кратковременные демократические периоды перехода от одной власти к другой. В-третьих, формы вхождения народов Северного Кавказа в Россию были различны: от близкого к добровольному до насильственного по отношению к большинству населения отдельных его регионов. Предыстория одного из указанных на конференции юбилеев рассказана в статье «Дореволюционная Кабардино-Балкария в советских исторических исследованиях», опубликованной в 1987 г. Ее авторы Т. X. Кумыков и К. Г. Азаматов писали: «В противовес существовавшей в науке формуле о «наименьшем зле» в 50-е годы был выдвинут тезис о добровольном характере присоединения Кабарды к России и его прогрессивном последствии. В августе 1954 г. в Нальчике была созвана научная сессия, на которой с основным докладом «О добровольном присоединении Кабарды к России» выступил Т. X. Кумыков. Одобрив основные положения доклада, «сессия рекомендовала институту отметить 400-летие вхождения Кабарды в состав России...». 6 июля 1957 г. в Нальчике состоялась юбилейная сессия Верховного Совета КБАССР, посвященная 400-летию присоединения Кабарды к России. Сессию открыл председатель Верховного Совета КБАССР X. М. Бербеков. С докладом «О 400-летии добровольного присоединения Кабарды к России» на сессии выступил первый секретарь Кабардино-Балкарского обкома КПСС Т. К. Маль-бахов. В докладе указано: «Заветное чаяние и стремление кабардинского народа, боровшегося на протяжении многих лет за присоединение к Русскому государству, сбылись в 1557 году... » А в обращении юбилейной сессии к Верховному Совету, Совету Министров СССР и ЦК КПСС даже прямо указано: «И 6 июля 1557 года добровольное присоединение Кабарды к России было поворотным моментом». Наиболее полно и основательно существующие по затронутой проблеме взгляды проанализированы Б. К. Мальбаховым и К. Ф. Дза-миховым. Они пришли к выводу, что кабардино-русские отношения, инициатором которых был Темрюк Идаров, есть своеобразный взаимовыгодный военно-политический союз между Кабардой и Русским государством. Отношения Темрюка Идарова с Иваном Грозным могут быть охарактеризованы именно как своеобразный союз, впоследствии закрепленный родственными связями, союз как соглашение, договор для каких-либо совместных целей и действий. Союз — понятие неоднозначное. По своему политическому содержанию он близок или тождествен паритету, основанному на приблизительном равенстве сил сторон. Такого понимания понятия союз следует избегать, характеризуя кабардино-русские связи на первом этапе их сближения. Можно считать также установленным, что переговоры кабардинского посольства в Москве, как справедливо подчеркивают Б. К. Мальбахов и К. Ф. Дзамихов, не могут быть определены «как единовременный акт присоединения», он «не предусматривал включения территории адыгов во владения Русского государства». Невозможность единовременного вхождения Кабарды в Русское государство обусловлена объективными причинами. «Было ясно, — указывал на главную из них историк С. М. Соловьев, — Московское государство в конце XVI в. еще не могло поддерживать таких отдаленных владений»6. Эта мысль еще более справедлива для середины XVI в. Дело в том, что Русь, захватив Казанское и Астраханское ханства, осталась без ясных границ на юге. А «...юг, к которому стремилось почувствовавшее свои силы Русское царство, представлял обширные степи, по которым невозбранно передвигались народы, не давая даже установиться границам Московской земли и держа в постоянной войне и опасности порубежное население». Более или менее обеспеченная граница Руси проходила по линии Астрахань — Азов. Вообще до Петра Великого у Руси не было ясно очерченных границ не только на Северном Кавказе, но и далеко к северу от него. С. М. Броневский указывал на этот факт: «..линия Царицынская по Волге и Дону, учрежденная при Петре Великом, будучи единственною преградою, пребывала ненарушимою». И лишь после того, как «заложена была крепость в Моздоке, то существование линии сей сделалось безполезным. Ибо устроением новой линии по Тереку, а потом по Малке осталась она уже внутри российских пределов». Невозможность акта единовременного присоединения Кабарды к России содержится уже в том несомненном факте, что она во времена Ивана Грозного была раздираема междоусобицей двух князей-валиев: Темрюка Идарова и Пшеапшоко. Относительно места и роли самого Темрюка Идарова еще немало неопределенного. С. А. Белокуров писал: «...в 1557 году прибыло [посольство] черкесов от Малой Кабарды, расселившихся по Тереку и известных у них под именем «черкас кабардинских». Среди них в то время жил знаменитейший князь Темрюк»9. Ошибка автора в том, что в документах XVI в. не встречается понятие Малая Кабарда, поэтому преждевременно говорить о малокабардинцах во времена Темрюка Идарова. Нелишне здесь привести одно высказывание по этому поводу: «..до черкесских посольств в Москву не было таких этнических названий, как «Большая Кабарда» и «Малая Кабарда». Размежевание (разделение) кабардинцев оформилось в ходе установления и упрочения военно-политических, союзнических связей». О географических координатах владений Темрюка Идарова, т. е. Кабарды Темрюка Идарова, можно ориентировочно судить по статейному списку И. П. Новосильцева 1570 г.: « А та земля изстари была от Кабарды от Темгрюкова юрта по Терке по реке и до моря его, Темгрюкова, и зверь бил и рыбу ловил». И далее: «... а не владел тою землею, где город Терка стал, опричь Темг-рюка нихто». И. П. Новосильцева следует понимать так, что Темрюков юрт граничил с Кабардой, будучи сам ее частью. Ч. Э. Карданов читает эти строки в таком же смысле. Другой существенный момент, исключающий установление подданства над Кабардой в 1557 г., как утверждает, например, Т. X. Кумыков13. Вторая женитьба Ивана Грозного была задумана как дипломатический брак. Царь «приговорил послати искати себе невесты [в 1560] Литву х королю о сестре, да к Свейскому (шведскому. — С. Б.) королю дочерей смотрити, да в Черкасы у черкасских князей дочерей же смотрити»14. Как видно, Черкасы по своему статусу рассматривались в одном ряду с Литвой и Швецией. Видимо, этим можно объяснить, что царь такого ранга, как Иван IV, взял себе в жены дочь могущественного кабардинского князя. А Мария Темрюковна была женой-царицей, т. е. дети в этом браке могли наследовать Российский царский трон. Неслучайно Иван Грозный после второго бракосочетания составил новое завещание. Как пишет Р. Г. Скрын-ников, «царь рассчитывал раз и навсегда решить вопрос о престолонаследии в пользу старшей ветви династии и пресечь любые покушения на трон со стороны детей от второго брака». Цари всегда ломали головы над всякого рода расчетами, но многие ли из них оправдывались? Неизвестно, кому бы достался царский трон, если бы ребенок Ивана IV и Марии Темрюковны так рано не умер, особенно в условиях смуты, когда и лицо совершенно нецарской крови — Лжедмитрий сумел объявить себя царем России. Приведем еще факты, исключавшие возможность присоединения тогдашней Кабарды к Руси. Турция, как и прежде, считала черкесские земли своими. «То все земля, черкасы... государя нашего, и вера наша ж»16, — заявил великий визирь Мухаммед Соколли в 1570 г. Учитывая складывающуюся не в его пользу обстановку, Темрюк Идаров незадолго до своей смерти, последовавшей в 1570 г., послал к царю сына своего Булгарука, «чтоб государь его, Темгрюка-князя, держал в своем имени и войну ему свою дал на крымшевкальцев». Держать «в своем имени» означало сохранить и дальше покровительство русского царя с вытекающими из этого последствиями. Иван IV рискнул пойти навстречу пожеланиям своего тестя. Он пожаловал его и «войну свою к нему посылал, и на Крым-шевкалы Темрюк-князь с нашего государя воинскими людьми ходил и Крым-шевкалы воевал»18. Это была последняя просьба Темрюка Идарова. В 1571 г. крымский хан Давлет-Гирей совершил набег на Москву. Летописец сообщает: «Москва загорела вся». Разумеется, Руси в ту пору было не до присоединения чужих земель. Но в 1572 г. крымцы терпят сокрушительное поражение под Москвой, после чего кабардино-русские связи постепенно начинают налаживаться и укрепляться. Вчитываясь в документы первых десятилетий кабардино-рус-ских отношений, можно сделать вывод: кабардинские князья были признаны «холопами» — «слугами» русских государей в том высоком смысле, в котором это слово тогда употреблялось. В политическом (дипломатическом) лексиконе зарождающегося самодержавия слово холоп — слуга относилось и к князьям, и к боярам. По сведениям Н. М. Карамзина, при Иване IV «знатнейшее в России титло уже было не княжеское, не боярское, но титло слуги царева». Итак, кабардинские князья признаны холопами русского царя, но ни Иван Грозный, ни Федор Иванович еще не называли себя обладателями Кабардинских земель, как это было принято по отношению к десяткам земель и государств — субъектов Московской Руси. Даже после смут начала XVII в. и восшествия на престол новой династии Романовых, в 1614 г., Шолох Тапсаруков, Казий Пшеап-шоков и другие дают шерть Михаилу Романову, что они желают «быть под его царскою высокою рукою в прямом холопстве навеки неотступными». И только в 1625 году Михаил Федорович первым из русских царей в жалованной грамоте Шолоху Сунчалеевичу Черкасскому называет себя государем и обладателем «Кабардинские земли черкасских и горских князей». Вывод: при династии Рюриковичей между Кабардой и Русью сохранялись отношения, которые могут быть охарактеризованы как родственно-союзнические в отмеченном выше смысле. С воцарением же династии Романовых Кабарда становится в подданстве России. Если русские цари считали Кабарду своей подданной, Крым относился к ней, как к народу, утратившему независимость. По сведениям Абри де ла Мотрэ, «черкесы платили прежде ежегодную дань в размере приблизительно 6000 рабов и столько же лошадей хану и нурэддин султану, князю ногайцев...». Кроме того, крымский хан оставлял за собой «право вместе со своей свитой забавляться их (кабардинцев. — С. Б.) женами и дочерьми, сколько ему угодно было». Такой ценой, не свойственной духу адыга, они некоторое время, до начала XVIII в., были вынуждены поддерживать отношения с Крымом. Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая историческая судьба Кабарды, если бы не одно оскорбление, которое было нанесено старшему князю Кургоко Атажукину, «распоряжавшемуся всеми делами народа» (Ногмов). Однажды, по-видимому в 1706 г., крымский паша, находясь в Кабарде, начал вести себя столь бесцеремонно и «до того дерзко, что, выкуривши трубку, он стал выбивать об голову князя Кургоко». Этого Кургоко Атажукин не смог простить обнаглевшему паше, и по его приказанию «в следующую же ночь» паша, все турки и крымцы, сопровождавшие его, были умерщвлены. Как только весть о случившемся с пашой донеслась до хана и турецкого султана, они решили наказать кабардинцев и, снарядив внушительное войско, вторглись в Кабарду. Описывая эти события, Хан-Гирей указывал: «Крымский хан Каплан-Гирей, с сильным войском шедший для завоевания Кабарды, был разбит кабардинцами на р. Урупа. Хан, потеряв до 30 000 воинов, с остальными едва ли спасся бегством». Сведения Хан-Гирея относительно места сражения кабардинцев против крымского войска не совпадают с исследованиями ряда авторов (В. Н. Сокуров, Б. К. Мальбахов, К. Ф. Дзамихов и др.), которые обоснованно утверждают, что битва происходила в окрестностях горы Канжал. Хан-Гирей здесь повторил ошибку Броневского, который, вероятно, под Урупом подразумевал реку Урды, что находится в районе сражения. Но в том, что касается количества крымского войска, Хан-Гирей недалек от истины*. По заключению Б. К. Маль-бахова и К. Ф. Дзамихова, «войско крымского хана никак не могло быть менее 40 тысяч человек»27.Кабарда тогда, в 1708 г., одержала наиболее впечатляющую победу в своей военной истории, а Крым потерпел поражение, «чего или никогда, или от веку не видел». Правда, победа была одержана в результате военной хитрости — ночного нападения, с учетом рельефа местности и не говорила о соотношении сил сторон. Кабарду не могла избавить от крымского или иного гнета одна победа, пусть даже громкая. Этим объясняется тот факт, что «кабардинцы отдались под покровительство Турции, не обязуясь, однако же, давать ей дань и вообще не подвергаясь ее власти». Документы свидетельствуют и о другом. Император Петр I в 1711 г. по просьбе князей Татархана и Александра Бековича Черкасского согласился их «к себе в подданство и оборону принята». Подданство (покровительство) Кабарды со стороны то России, то Турции с ее вассальным Крымом свелось на нет на продолжительное время Белградским миром 1739 г. Он определил «быть тем Кабардам вольными и не быть под владением ни одной, ни другой империи, но токмо за барьеру между двумя империями служить имеют». Этот бесспорный факт историки упускают из исследовательского поля, рассматривая подданнические отношения Кабарды с Россией, зачастую делая вид, что будто их и не было. Говоря о подданстве, следует разобраться в самом этом слове. Термин подданный в документах русско-кабардинских отношений XVI в. не употреблялся. Причина одна: подобного слова в русском языке тогда еще не было. Оно входит в русскую дипломатическую лексику позднее, во время смуты и в связи с Лжедмитриями. Во всяком случае установлено, что термин подданный заимствован лишь в XVII в. из польского языка, где слово poddany является словообразовательной калькой латинского subditus (sub — «под», dit — «данн», us — «ый»). В кабардино-русских отношениях слово подданство впервые, пожалуй, встречается в 1676 г. В грамоте из Посольского приказа от 6 января сказано: «И тебе бы нашего царского величества подданному князю Каспулату Муцаловичу Черкасскому... А как ты подданной наш... и тебе б, подданному нашему князю... на вечное и верное подданство учинить шерть...». И после в переписке Черкасского не сразу стали называть подданным. В начале апреля того же года (1676 г.) Каспулат Муцалович в челобитной указывает: «И с Казанского де дворца великого государя в грамотах подданным ево не пишут, а также и в городах о том не ведают, и чтоб ево писать впредь во всяких письмах подданным». Просьба Каспулата уважена. Последовала воля царя: «А в грамотах великого государя ис Казанского дворца и во всяких письмах велеть князя Каспулата Муцаловича писать подданным...». Подданнические отношения Кабарды с Россией в XVII и XVIII вв. развиваются с различной политической интонацией, но в сторону их постепенного ужесточения. Многое в судьбе Кабарды зависело от взаимоотношений России и Османской Турции: в то время как первая все более усиливалась, последняя теряла былые позиции могущественной империи. Принятие русского подданства Каспулатом Муцаловичем не означало, что он представлял всю Кабарду (был владельцем нерусского населения г. Терки). Дальнейшие три-четыре десятилетия внесли коренные изменения в характер кабардино-русских отношений. 1769 г. Астраханский губернатор Бекетов полагал, что «кабардинцы преданы к России более, нежели к Крыму», однако он убедился в другом — «кабардинцы ни нашего, ни Крымского подданства не искали, а хотели остаться по-прежнему независимыми», «сверх того, черный народ о подданстве Крыму и слышать не хочет, ибо крымцы питают против кабардинцев древнее мщение...». Конец 1772 г. Разъезд* де Медема захватил 12 кабардинцев. В связи с этим кабардинские князья в начале 1773 г. ему «объявили, что если сии захваченные 12 человек возвращены не будут, то они не признают себя подданными Российскими, и хотя по слабости их вредить России не могут, однако Всемогущий Бог милостив, уповаем на него, и всякому человеку, если сносить напрасно нападки, то лучше принять смерть». Генерал де Медем медлил с ответом, тогда «кабардинцы, соединясь с закубанцами, бесленейца-ми, кумыками, темиргойцами и пр. народами», сумели собрать 2500 всадников и расположились «не далее как в 30 верстах от Моздока». Де Медем, немного уступая кабардинцам в живой силе (2342 человека), «был вынужден согласиться возвратить им тех захваченных 12 человек». В те дни де Медем получает рескрипт императрицы: «...довольствоваться против кабардинцев оборонительными действиями и не подавать случая к раздражению». Ему предписывалось также «не раздражать более кабардинцев отклонением от них ингушевского народа, коего старшины сами признали, что платили им иногда подати баранами и железом». 1773 г. — это год активных дипломатических усилий кабардинских князей по объединению правителей народов Северного Кавказа против российских властей. Подполковник Стремоухов в том же году сообщал де Медему: «...подосланы кабардинские уздени к ногайским татарам, в подданстве нашем находящимся, с тем, чтобы уговорить их отложиться от России и соединиться с ними, на что и получили благоприятный отзыв от едисанского мурзы Джан-Мамбет-бея». Не ограничиваясь этим, кабардинские князья развернули активную дипломатическую деятельность. «Для возмущения против» русских властей они «отправили от себя посланцем Кильчука Кайсынова в Малую Кабарду, в Чечню, в Алексеевскую, Андреевскую, Костюковскую деревни и в Терки». Обобщая все эти действия кабардинской знати, де Медем пришел к заключению, что «настоящая причина состоит во всегдашнем их к России недоброжелательстве и что без страха они не были и не будут никогда покорны». 1772 г. Генерал-поручик Щербинин, заключая с Крымом трактат, «поместил особенную статью, в силу которой Большая и Малая Кабарды признаны подвластными России». 1774 г. считается датой присоединения Кабарды к России. Турция по Кючук-Кайнарджийскому миру признала Кабарду относящейся к России. А как сами кабардинцы отнеслись к этому акту, лишавшему их политической самостоятельности? Генерал-поручик де Медем послал к ним майора Таганова, определенного «к делам Большой Кабарды», объявить о «турецком мире» и выяснить, «с каким они усердием известие о мире приняли». Астраханский губернатор Петр Кречетников в 1775 г. донес Екатерине II: «...в Большой Кабарде находитца верных Вашему Императорскому Величеству и принявших то известие с охотою владельцев тридцать с несколькими узденями... Напротив того противных и откладывающихся от В[ашего] И[мператорского] В[е-личества], а прилепляющихся к крымскому хану, состоит главной Хаммурза Росланбеков с несколькими сообщниками, коих считается до 15 человек». Последний, выслушав майора Таганова, «объявил, что де мы тому не верим, как возвратитца их посланник ис Крыма и о том мире уведомит, тогда верить с протчими согласны будут». Другой источник повествует о восприятии Кючук-Кайнарджий-ского мира кабардинцами: «Артикулы Кайнарджийского трактата, до Кабарды касающиеся, прочтены в собраниях всех кабардинских владельцев, кроме некоторых противной стороны, которые не явились. Владельцы Малой Кабарды сим известием были обрадованы. Но Большой Кабарды владелец Хамурза Арсланбеков вызвался, что они не могут себя почитать подданными Российскими до тех пор, как не получат из Крыма подтверждения». Сильнейшим из противников Кючук-Кайнарджийского мира Петр Кречетников назвал князя Мисоста Баматова, который «всегда иметь может до 2000 человек; протчие ж, хотя равные по породам своим с ним, но уж все безсильнея его». По замыслу губернатора, видных русских кабардинцев следовало «старатца утвердить в верности...», а «пребывающих в своих невежествах наказывать». Если под сообщниками Росланбекова, о которых писал губернатор, разуметь князей, то Кючук-Кайнарджийский мир, политически присоединив Кабарду к России, фактически разделил ее народ приблизительно на две части с некоторым перевесом у противников мира. Начиналась столетняя Кавказская война непокорных кабардинцев за свою независимость, основным результатом которой явилось исчезновение значительной части народа с исторической арены. 1779 г. Кабардинцы вступили в борьбу за свою независимость. Генерал-майор Якоби «сделал на Большую Кабарду поиск, по собственному их (кабардинцев. — С. Б.) признанию, потеряли они до 3000 человек, в том числе лучших людей и князей их». Потерпевшие поражение прислали к Якоби своих представителей — «просить прощение». Но и в этих условиях они «объявили, что от самых времен царя Иоанна Васильевича они никогда не были Российскими подданными, а находились так, как кунак (гость или приятель) в покровительстве и что ныне желают покориться на тех же условиях». Ответ Якоби, вероятно, убедил кабардинцев, что Русь Ивана Грозного и Российская империя Екатерины II далеко не одно и то же, что традиционные родственные связи уступили место бранной мышце (Пушкин). Генерал-майор Якоби «вступил опять с войсками в пределы кабардинские». Потерпев поражение и на этот раз, кабардинцы «безпрекословно присягнули на подданство, как владельцы, так и черный народ». Русские власти и кабардинские князья характер своих взаимосвязей понимали различно, и обе стороны стремились их использовать по-своему. В связи с этим примечателен рапорт генерал-майора Дельпоццо Тормасову от 16 апреля 1811 г.: «Они (кабардинцы. — С. Б.) ищут власти владеть всеми горскими народами, покорившимися предкам их, неправильно, потому что сия часть непокорных им относится к силе и действию войск в тогдашнее время и покровительства им от Всероссийского государя». Дельпоццо отчасти был прав. Сами кабардинцы несколькими месяцами раньше в письме к императору указывали, что после установления связей с Иваном Грозным «народ кабардинский во всем пространстве Кавказских гор возвысился так, что живущие в горах по частям народы прибегнули в протекцию нашу». Русско-кабардинские отношения затронуты и в письме Торма-сова военному министру Барклаю де Толли от 12 октября 1810 г.: «Устроение Кавказской линии — сие мудрое предначертание, необходимое для удержания сильного народа, состоящего хотя и в зависимости, но не в прямом подданстве, не могло быть принято ими равнодушно». Это мудрое предначертание сопровождалось распространением кордонной линии, строительством все новых крепостей и основанием новых военных поселений. Против последних выступал Барклай де Толли. Он «...один во всей империи осмелился открыто порицать перед императором это столь же нелепое, как и жестокое учреждение». Следует при этом подчеркнуть: Барклай де Толли называл военные поселения жестоким учреждением не из жалости к беззащитным кабардинцам, подвергшимся массовому разорению глазенапов и булгаковых, и к другим народам Северного Кавказа, а потому, что они причиняли государству «ужасные бедствия». Последний этап кабардино-русских отношений рассматриваемого периода связан с именем генерала Алексея Петровича Ермолова*. В первые годы его проконсульства на Кавказе, как признают и отдельные русские историки, «мирная цивилизация края составляла не одну лишь мечту». «Но, — продолжает анонимный автор П. У. (П. К. Услар? — С. Б.), — в книге судеб Кавказу предопределена была тяжкая, едва ли не безпримерная в летописях истории война». Он же в 1869 г. хладнокровно подвел итог общей борьбы адыгов: «Черкесы, которых знали греки еще за 25 веков тому назад, уложены на кладбище народов, рядом с лидийцами, фригийцами, гуннами...». Автор забыл добавить одно слово: уложены свободными. Человеческая цивилизация до сих пор не знает ничего вечного, кроме самого мироздания. Однако не всем народам суждено распрощаться с исторической ареной. С нетленным знаменем свободы в руках, с которым адыги (черкесы) боролись за свою независимость, они навсегда остались в истории, чтобы воскреснуть в своих потомках и продолжить некогда прерванный путь.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)