Шарданов Якуб

Шарданов Якуб
История в лицах
zara
Фото: Адыги.RU
14:20, 27 июль 2011
4 219
0
Якуб Шарданов — видный общественно-политический деятель Кабарды первой половины XIX в. Политическое его значение состоит в том, что он был убежденным и непреклонным сторонником кабардино-русских отношений, в укрепление и дальнейшее развитие которых он внес весомый вклад. Якуб Шарданов осознавал эту свою роль и свое значение, поэтому он, никогда не выступая против независимости Кабарды, но понимая, в какой форме и в какой мере это возможно, стремился содействовать ее постепенному административно-правовому сближению с Россией без сильных социальных потрясений.
Якуб Шарданов — видный общественно-политический деятель Кабарды первой половины XIX в. Политическое его значение состоит в том, что он был убежденным и непреклонным сторонником кабардино-русских отношений, в укрепление и дальнейшее развитие которых он внес весомый вклад. Якуб Шарданов осознавал эту свою роль и свое значение, поэтому он, никогда не выступая против независимости Кабарды, но понимая, в какой форме и в какой мере это возможно, стремился содействовать ее постепенному административно-правовому сближению с Россией без сильных социальных потрясений. Шарданов несколько преувеличенно считал себя первым из своих современников, кто понял эту историческую неизбежность и целесообразность. Достаточно вспомнить деятельность Измаил-бея Атажукина и валия Кучука Джанхотова. В свое время Измаил-бей настойчиво, но безуспешно убеждал кабардинцев, что «необходимо жить в мире и под защитою сего великого государства», что, «не потеряв разума, нельзя думать раздражать сих сильных соседов»1. Год рождения Шарданова достоверно неизвестен. В исследованиях о его жизни встречаются две даты: 1787 и 1788 гг. Первая дата устанавливается по списку, составленному самим Яку-бом Шардановым в 1829 г.2, а вторая приводится без ссылки на конкретный источник3. Однако есть другой документ — «Список узденей Большой Кабарды», составление которого закончено в начале 1825 г. при активном участии самого Шарданова. В этой первой дошедшей до нас переписи населения Кабарды среди жителей аула Бияслана Куденетова зафиксирован Якуб Шарданов в возрасте 38 лет. Итак, оба рассматриваемых нами списка составлены при участии Шарданова. Судя по списку 1825 г., Якуб действительно 1787 г. рождения, но при более внимательном анализе его можно с большей достоверностью утверждать, что Шарданов родился в 1785 г. Говоря так, мы имеем в виду одно указание начальника Кабарды полковника Подпрятова от 9 января 1824 г. Согласно приказанию Ермолова, он предписал Кучуку Джанхотову: «Все аулы и дома привести в известность и представить ко мне». Есть упоминание и о «вторительном повелении» Подпрятова от 30 января 1824 г. Имея в виду «сведения о аулах и домах», он напоминал Кабардинскому временному суду в лице его председателя: «до сих пор ничего не имею»4. Исходя из того, что Под-прятов в январе 1824 г. вторично напоминал об отсутствии у него сведений об аулах и домах, можно заключить, что перепись началась в 1823 г., а именно с аулов Бекмурзинской фамилии, куда входил аул Куденетова, где проживали Шардановы. Учитывая изложенное, можно считать, что Якуб Шарданов родился в 1785 г. О дате смерти Шарданова существуют также различные мнения. По сведениям X. М. Думанова, Якуб скончался 3 мая 1850 г. По свидетельству дочери Шарданова Хамисад (в замужестве Ха-куловой), ее отец умер 3 июня 1850 г.5 Т. X. Кумыков утверждал, что Якуб Шарданов умер в 1849 г. Какая из этих дат соответствует действительности? Капитан Абисалов полковнику Попову (замещал отсутствующего начальника Центра Кавказской линии) писал 8 мая 1850 г.: «Подполковник Шарданов сего числа словесно мне объявил, что из его аула в ночь с 7-го на 8 число сего месяца бежали неизвестно куда пешие со оружием семь человек», а именно: Магомет Мафедзов, Ислам Жанхотов, Карабаш Арги-шоков, Куденет Хамирзов, Магомет Алоков, Аслангирей и Умар Хакашевыб. Документ свидетельствует, что Шарданов здравствовал в 1849 г. X. М. Думанов верно указал на год смерти Шар-данова, но что касается месяца и дня его кончины, следует согласиться с Хамисад Якубовной. Имя Якуба Шарданова в переписке кавказской администрации встречается чуть ли не в самом начале XIX в. В донесении генерал-майора Дельпоццо И. В. Гудовичу рассказано о нем, и не как о новичке, а как об опытном дефтердаре, уже успевшем оказать важные услуги властям. Вот что писал Дельпоццо Тормасову 15 декабря 1809 г.: «...осмеливаюсь просить Ваше Высокопревосходительство имя Шарданова... сокрыть в тайне, поелику только он один и есть теперь верный и приверженный нам кабардинец... » 7. В дальнейшем Якуб Шарданов верен прорусской ориентации, вероятно, доставшейся ему от отца как политическое завещание. С возобновлением деятельности мехкеме в 1806 г. Шарданов становится его дефтердарем, а в 1822 г., когда это учреждение было заменено Кабардинским временным судом, он назначается его секретарем и до 1838 г. бессменно находится в этой должности. Якуб Шарданов менее известен как просветитель. Между тем эта сторона его деятельности получила высокую оценку Д. С. Кодзокова. В этом смысле недостаточно аргументированно цитируется один и тот же источник в качестве оценки, данной молодым Кодзоковым опытному Шарданову. В одном случае Кодзо-ков называет его «прежним управителем всего народа»8. Кодзо-ков давал первую оценку Шарданову в 1838 г., когда тот был отстранен от должности секретаря Кабардинского временного суда, т. е. от должности управителя, а потому верно отражал обстановку. Ясно и то, что другая «оценка» - «управителя всего народа» - есть сокращенный вариант из того же существенно искаженного документа. Следует отметить, что указанное выражение Кодзокова не может служить оценкой вообще, оно указывает лишь на должность, которую занимал Шарданов. К тому же выражение, приписываемое Кодзокову, хронологически старше его самого. Еще Дельпоццо в 1808 г. опирался на Шарданова «как всей Кабарды правителя письменными делами»9. Выражения «прежний управитель всего народа» и «всей Кабарды правитель письменными делами» означают одну и ту же должность и являются, по существу, выражениями-синонимами. А конкретная оценка, которую Кодзоков в действительности дал Шарданову, состоит в другом. Кодзоков назвал Шарданова «едва ли не умнейшим человеком в здешней стороне»10. В другом исследовании эти слова Кодзокова цитируются подробнее и несколько искаженно: «Я начал понимать несколько по-турецки и по-татарски, читаю на них порядочно, но это стоит больших трудов... Успехами своими я обязан Шарданову Я. - вали, наиумнейшему человеку в здешней стороне». Мы не располагаем этим первоисточником, но несомненно, что слово «вали» никак не вписывается в смысл текста, а вместе с буквой «Я» вносит в него путаницу. Последнее предложение цитаты в оригинале, на наш взгляд, записано в следующей редакции: «Успехами своими я обязан Шарданову — едва ли не умнейшему человеку в здешней стороне»11 (выделено нами. - С. Б.). Было бы ошибкой считать лестную эту оценку Кодзокова, данную своему учителю, преувеличением благодарного юного ученика. В то время Кодзоков, пробыв несколько лет в Москве, вернулся на родину, получив первым из кабардинцев университетское образование, что не мешало ему продолжать учиться у Шарда-нова различным языкам. Кодзоков, характеризуя Шарданова едва ли не умнейшим человеком, скорее всего имел в виду не только знание им многих языков, но и политическую образованность -твердую ориентацию на Россию. В конце 1830-х гг. в Кабарде, а точнее в Кабардинском временном суде, разразился острый политический кризис. Среди членов суда обозначились два непримиримых взгляда: с одной стороны, — одинокий Якуб Шарданов, робко поддерживаемый некоторыми его сторонниками, и с другой — группа народного кадия Умара Шеретлокова. Борьба между ними завершилась отстранением Якуба Шарданова от должности секретаря Кабардинского временного суда, которую он бессменно занимал со дня его основания, с 1822 г. Удаление от службы для Шарданова было во многом неожиданным, и он это тяжело переживал. Шарданов откровенно писал: «Я не могу не скорбеть, что удален от должности с обидою... Непоколебимая верность Российскому правительству не спасла меня от интриги людей, враждующих против него»12. В Кабардинском временном суде возникло, на первый взгляд, необыкновенное по своей политической абсурдности положение: удален со своей должности известный деятель испытанной к России верности. Что это? Близорукость начальника Центра Кавказской линии генерал-майора Пирятинского? Вряд ли. Он, конечно, не мог не знать, что в Кабарде необходимо опираться на таких людей прорусской ориентации, каким в первую очередь был Шарданов. Но в сложившейся неблагоприятной для Шарданова ситуации надо было жертвовать им, чтобы спасти проводимую им политику посредством его же противников. Конфликт в Кабардинском временном суде привлек внимание не одного историка, но все еще полностью неясен ход событий. Поводом к развязке конфликта и удалению Шарданова послужило движение группы крестьян, имевшее место в 1838 г. Некоторые подробности об отношении Шарданова к этому событию содержатся в прошении кабардинцев Дамалея Батарбиева, Мусы Махошева, Созаруко Исмаилова, Кубана Урусова, Тлостанука Кабардова, Солемана Ширукова, Гуча Шемахова, Хамурзы Ба-дынова, Мусы Ципинова, Кабарды Пагова, Хасана Есенкулова, Матгирея Офоносова, Хасана Шакова и Кайтуко Бештокова. Кабардинский временный суд 27 января 1839 г. докладывал командующему Кабардинской линией подполковнику Короткову, что он направляет на его усмотрение прошение, поступившее в суд «от кабардинца Дамалея с товарищами». Приведем текст прошения: «Во время нахождения черного народа в лесу при возмущении, в прошлом 1838 году бывшее (следует читать: бывшем. — С. Б.), майор Шарданов объявил, что условие, назад тому лет сто учиненное между владельцами и черным народом относительно прав, находится у него. По выходе народа и по прибытии на Нальчик он, Шарданов, показал бумагу, но как хотели оную дать прочитать постороннему, он сказал, что бумага та по делу узденей Тамбиевых с их подвластными, а народное условие у него дома. Во время собрания черного народа за рекою Малкою кабардинец Дамалей Батарбиев принес ему, Шарданову, бумагу на татарском диалекте, но он, прочитавши, сказал, что эта бумага по делу узденей Атлескировых с подвластными, причем объявил, что ежели черный народ будет держать его сторону, то он отыщет все условия. А вчерашнего числа некоторые из черного народа прибыли на Нальчик для получения денег за вывезенный лес на военное поселение, но майор Шар-данов прислал сказать, чтобы денег не получали до тех пор, пока возобновятся прежние народные обряды и условия, но народ, не слушая его, получить деньги за лес согласен. Обстоятельства сии объяснив Кабардинскому временному суду, покорнейше просим довести о сем до сведения начальника Кабарды. Генваря 27 дня 1839 года, К подлинному прошению вышеписанные кабардинцы за неумением грамоте приложили чернильные знаки. С подлинным верно. Поручик Наттер»13. Прошение позволяет сделать некоторые выводы. Первый. Крестьяне, занятые на лесозаготовках в 1838 г., действительно были возмущены какими-то действиями администрации (Кабардинского временного суда или начальника Центра Кавказской линии) и требовали выдачи им «условия, назад тому лет сто учиненное», иначе называемое Каратекским (Каратерским)* актом. Второй. Шарданов не имел прямого отношения к началу волнения крестьян. Достаточно вспомнить слова из прошения: «...при возмущении, в прошлом 1838 г. бывшем, майор Шарданов объявил», т. е. после того, как началось возмущение крестьян. Третий. Шарданов, стремясь успокоить крестьян, что, естественно, не противоречило желанию властей, обещал им в своих интересах показать требуемое ими условие, если они выйдут из леса и будут «держать его сторону», очевидно, в борьбе против Умара Шеретлокова. Однако, когда они, поверив Шарданову, прибыли в Нальчик, ему не удалось ввести их в заблуждение показом другой бумаги, на что он, вероятно, рассчитывал, и, должно быть, настроил их против себя. Четвертый. В тот момент, когда крестьяне писали прошение, Шардановым не были сданы дела назначенному «за секретаря» Шоре Ногмову, несмотря на неоднократные напоминания последнего. Этот факт позволяет сказать, что между ними возникли неприязненные отношения. Нежелание Шарданова сдать дела Ногмову, что все-таки состоялось 8 марта 1839 г., можно объяснить тем, что он воспринимал свою отставку временным недоразумением и надеялся вернуть себе утраченную должность. В этих условиях он, добиваясь поддержки возмутившихся крестьян, обещал им показать условия столетней давности, а когда те потребовали «бумагу» и не получили ее, то, убедившись, что Шарданов почему-то им говорит неправду, не только не стали поддерживать его, а перешли на сторону его противников. Интерес авторов прошения к требуемому ими условию отпал, когда стало ясно, что они могут «получить деньги за лес». Шансов остаться у власти у Шарданова практически не оставалось. Вероятно, Шарданову не помогло и то обстоятельство, что Кабардинский временный суд в то время остался без председателя. Голицын позднее напишет: «За смертию князя Махомета Докшу-кина (конец 1838-го - начало 1839 г. - С. Б.) и пребыванием в Петербурге князя Айдемирова, Кабардинский временный суд оставался без председателя ». Новый председатель суда князь Ай-демиров, если и не выступил открыто против Шарданова, возможно, не стал и поддерживать его. Во-первых, он, малоопытный в судебных делах, не прочь был бы держать подальше от себя влиятельного и авторитетного в судопроизводстве Шардано-ва, возможно, лично и ему неугодного. Во-вторых, он не мог не поддержать начальника Центра Кавказской линии Пирятинского**, который не был склонен поддержать оказавшегося в изоляции Шарданова. Последнему Шарданов не был угоден, хотя и был верен России, но в той ситуации «непоколебимая верность» побежденного в своей среде была менее предпочтительна лояльности победителей - группировки Мисоста Атажукина и Умара Шерет-локова, так или иначе овладевшей умонастроением народа. В 1841 г., во время летней экспедиции в Чечню, погиб генерал-майор Пирятинский. После кратковременного пребывания генерал-майора Соколова начальником Центра Кавказской линии, на эту должность был назначен князь В. С. Голицын. Он приступил к сбору информации о деле Шарданова. Из полученных сведений он сумел сделать обстоятельный анализ и пришел к выводу, что Шарданову были «известны твердо обряды народные и уставы Алкорана». Относительно Мисоста Атажукина и Умара Шеретлокова Голицын заметил, что обряды часто объяснялись князем Мисостовым, а Алкоран толковался эфендием «для удержания в своих рядах над народом власти и влияния, которым поставлена преграда прокламациею генерала Ермолова». Именно в этом следует искать основную причину острого политического конфликта, разразившегося в Кабардинском временном суде. Шарданов решительно выступал за «неукоснительное применение» прокламации Ермолова, твердо и последовательно сопротивлялся тому, чтобы «допускать приговор шариата там, где следовало руководствоваться прокламациею». Ермолов, учреждая Кабардинский временный суд, во многом возрождал, по существу, отмененный в 1807 г. духовенством адат, чем нанес шариатскому суду сильный удар, от которого он так и не смог оправиться. Ермолов вспоминал: «В Кабарде учрежден суд из князей и узденей, на основании прежних их прав и обычаев, уничтожено вредное влияние глупого и невежественного духо-венства...»15. Как показывает противоборство Шарданова с Ше-ретлоковым, Ермолов не смог уничтожить влияние мусульманской религии и даже сам посеял зерна этого противостояния введением в состав члена суда должности кадия. Шарданов подрывал устои консервативно настроенных князей и верхушки дворян, что соответствовало духу прокламаций Ермолова. Приведем пример. Статья 24 древнего кабардинского обряда гласила: «Князья женятся на княжеских дочерях, а узде-нья на узденьских, вольные на вольных, холопья на холопках, ча-гары у чагаров берут, по желанию же родителей и холоп может брать у вольного, а чагары у холопьев». Шарданов данную статью в 1838 (или 1839) г. предложил в следующей, существенно измененной редакции: «Князьям и узденям на будущее время можно дозволить жениться по желанию их на ком они хотят, лишь бы было согласие на то родителей, жениха и невесты». Честолюбивые кабардинские князья не могли согласиться с такой демократизацией брачного права. Понятно поэтому их ожесточение против Шарданова, который, хотя написал поправку после своей отставки, но и до этого стремился проводить близкую к этой позиции линию. По мнению Голицына, действия Шарданова были «главными причинами вражды к нему эфендия, который решился отстранить во что бы то ни стало опасного соперника и, воспользовавшись отъездом его в Мекку, уговорил князя Атажукина, человека весьма ограниченного, и пронырливого корнета Батырбека Тамбиева собрать жалобы на Шарданова, представляя его народу готовым в пользу русских допустить всякое отступление от закона Магомета и уничтожение древних прав в Кабарде». В этих словах выражены позиции противоборствующих сил в Кабардинском временном суде. Стремление Шарданова ограничить влияние шариата и внести изменения в обычном праве преподносилось Шеретлоковым и его группой попыткой угодить русским в ущерб кабардинского народа, чем им без особого труда удалось настроить людей против Шарданова. На самом деле борьба Шарданова и Шеретлокова была борьбой нового со старым, прогрессивных преобразований с костенеющим в невежестве консерватизмом и патриархальщиной. Умару Шеретлокову удалось, «действуя попеременно орудиями религии и народного самолюбия» (Голицын), развернуть необъективную выгодную ему пропаганду, которая в патриархальной среде и получила нужный ему резонанс. Этому способствовало и то, что Шарданов отправился в Мекку*. Пока он по мусульманскому обряду поклонялся гробу Пророка, ревнители ислама в Кабарде вели кампанию против него. Для достижения своей цели Шеретлоков не останавливался перед соблазном обогащения за счет другого, чего не следовало бы ожидать от человека, считающего себя праведником. От соблазна и народу устоять не удается. Шеретлоков обещал разделить «между приверженцами своими все то, что отнято будет у Шарданова». А у Шарда-нова действительно было что отнять. Но народный кадий Умар Шеретлоков дал бы фору чуть ли не любому мирянину в лихоимстве, в том числе, пожалуй, и Шарданову, но он, как выяснил Голицын, выставлял «привратно перед начальством поступки обвиняемого (точно, впрочем, не чуждые лихоимства)». Ведя пропаганду против Шарданова, его противники не гнушались и низменными средствами. Характеризуя эту кампанию, Голицын в цитируемом докладе к П. X. Граббе отмечал: «Многие, как обыкновенно водится, подписали акт, не зная, что подписывают». Мы не располагаем этим актом, но, видимо, о нем идет речь в предписании генерал-лейтенанта Гурко от 14 декабря 1842 г., которое обязывало начальника Центра Кавказской линии донести его предложение как «окончить дело о претензии на майора Шарданова кабардинскими князьями, узденями, черным народом, всего - 374 человеками, допустить его, Шарданова, разобраться с врагами его по их обычаям, не возродит ли это разрешение неудовольствия главных лиц в Кабарде или за лучшее полагаете дело по означенному предмету оставить без всяких последствий»16. Наше мнение основано на следующем. Голицын убеждал Граб-бе: «Вражда Кабарды на Шарданова есть вещь гадательная и существующая только на бумаге, т. е. в жалобе, принесенной начальству, и которой основания я имел честь объяснить выше». Вероятно, об этой или аналогичной жалобе говорится в одной публикации. 31 июля 1838 г. Шеретлоков, корнет Атажукин и Александр Мисостов подали властям прошение, под которым поставили свои мизинцы 200 крестьян и вольных людей17. Видимо, эта петиция решила судьбу Шарданова. Однако удаление Шарданова от его должности не означало, что он, как иногда утверждают, попал в опалу. В связи с отставкой Якуба его сыновья позднее указывали лишь на «откомандирование отца в скором времени в г. Ставрополь на службу к бывшему командующему войсками». Голицын добивался возвращения Шарданова в свой аул. Он убеждал Граббе: «Пребывание его в ауле на Шалушке не может иметь никаких вредных последствий, особенно если ему при объявлении позволения возвратиться домой... он ни под каким предлогом не брал прямого или косвенного участия в делах, ко мне не ездил, а ежели узнает что, то извещал бы посредством верного человека». Ясно, что Голицын, как прежде его предшественники, рассчитывал на содействие Шарданова. Голицын для начала предлагал Граббе «позволить Шарданову для опыта прожить дома три месяца, считая от 20 сентября до 20 декабря». «Опыт этот, - продолжал Голицын, - может вернее указать, было ли удаление это его из Кабарды следствием народного желания или интриг трех лиц - по прошествии назначенного срока я в состоянии буду представить на усмотрение Вашего Превосходительства самые тайные сведения о пользе или вреде пребывания майора Шарданова в своем доме». Это мнение высказано 6 сентября 1842 г., а уже 20 сентября Граббе предписывает Голицыну дозволить «майору Шарданову прибыть в Кабарду и жить в доме своем». Тяжба против Шарданова прекратилась в начале 1843 г. Штаб Отдельного Кавказского корпуса 22 января ставил в известность генерал-лейтенанта Гурко о том, что «начальство, по неимению явных улик к обвинению Шарданова, поставлено будет в затруднение при решении дела по неудовольствиям на него кабардинцев». Этим же уведомлением Гурко предоставлялось право, согласно его же мнению, «оставить это дело без последствия». О своем решении наместник на Кавказе Нейдгардт доложил и военному министру18. Дело Шарданова закончилось тем, что в Кабарде он получил необыкновенный правовой статус. Когда в январе 1843 г. комиссия военного суда при Кабардинском егерском полку запросила через Кабардинский временный суд объяснения от майора Шар-данова по делу об убийстве прапорщиком Бекмурзой Докшуки-ным подпоручика Хатакшуко Наурузова, председатель суда Ай-демиров ответил, что «майор Шарданов не состоит в ведении суда»19. Айдемиров направил запрос комиссии, касающийся Шарданова, Голицыну. Это значит, что Шарданов в тот период непосредственно подчинялся только начальнику Центра Кавказской линии. Князь Голицын о результатах своего предложения к Граббе 23 декабря 1842 г., т. е. по прошествии обозначенного им ранее трехмесячного срока, докладывал новому командующему Кавказской линией и Черноморья Гурко: «...имею честь донести, что пребывание майора Шарданова в Кабарде не произвело ни малейшего ропота в народе и даже между значительными лицами Кабарды. Князь Мисост Атажукин, Батарбек Тамбиев и народный эфендий Ширатлоков, которые [были] причиною всех изветов, возведенных на обвиняемого, поняли, что жалобою своею на него имели целью ввести в заблуждение правительство, и потому в ответ на предписание Вашего Превосходительства от 14 декабря... я имею честь доложить, что разделяю вполне мнение, в нем изложенное, о предании всего дела забвению, как не представляющего достаточных улик к наказанию обвиняемого, которого предполагаю нужным оставить на прежнем основании в Кабарде без допущения к участию в делах впредь до особого разрешения на это Вашего Превосходительства»20. В конце 1842 г. продолжалась переписка между различными инстанциями по делу Шарданова. В донесении «на щет разстрой-ства князьями и узденями черного кабардинского народа» отмечалось, что «колебание в народе совершенно прекратилось и он исполняет беспрекословно все требования начальства»21. Такова в главном история обострившегося в 1838-1842 гг. конфликта в Кабардинском временном суде, охватившего практически почти все слои кабардинского народа. Еще раз отметим, что Шарданов был принесен в жертву его последовательной политике модернизации обычного права и неизбежного в этом случае одновременного ограничения влияния шариата на общественную жизнь, что означало бы утверждение в деятельности суда принципов, определенных для него его учредителем. Ставшего слишком одиозной личностью, Шарданова, раздражавшего в своем непомерном честолюбии феодальную знать и обманутого ею народа, начальство сочло более целесообразным убрать с должности, но не отреклось от него. Дежурный штаб-офицер штаба войск Кавказской линии и Чер-номорья майор Кусаков 22 февраля 1839 г. предписывал Пиря-тинскому «объявить бывшему в Кабардинском временном суде секретарем майору Хаджи Якубу Шарданову, чтобы он немедленно прибыл в город Ставрополь и явился к Его Превосходительству Павлу Христофоровичу (Граббе. - С. Б.) для личных объяснений»22. Переведя Шарданова в столицу войск Кавказской линии и Черноморья - Ставрополь, власти даже увеличили его административный вес, поручив ему ответственную работу по изменению устаревших норм обычного права. Царизм предпринимал подобные тактические шаги и по отношению к некоторым другим представителям военных и гражданских властей на Кавказе. В отдельных исследованиях утверждается, что в период конфликта в Кабардинском временном суде в 1838 г. в Кабарде имело место восстание, бунт23. Это утверждение не подтверждается документально. Известно следующее. Начальник Центра Кавказской линии привлек к строительству военного поселения у Лес-кенской крепости более 5 тысяч крестьян, обещая им определенную плату за рубку и доставку леса к месту назначения. Когда деньги стали выдавать нерегулярно, крестьяне, возмутившись нарушением условий, отказались работать и, как пишут, с оружием в руках скрылись в лесу, которое если и было у них, то носило характер национальной принадлежности. Во всяком случае, это оружие не было использовано крестьянами, и ни один из участников возмущения не был подвергнут наказанию, что было бы неизбежно в противном случае. Возмущение, точнее «разстройство», «колебание» крестьян связано с действиями администрации и в этом случае не имело отношения к конфликту между Шардановым и Шеретлоковым. Однако обе стороны пытались воспользоваться этим событием в своих интересах: Шарданов - представлением крестьянам крестьянского (Каратерекского) акта, а Шеретлоков - усилением шариата, который в известном смысле требовал равенства верующих. Ставится вопрос: был ли у Шарданова акт столетней давности? Нельзя утверждать, что такового не было вообще, поскольку он сам говорил, что текст акта у него находится дома. Во всяком случае, наличие многих старинных документов у него засвидетельствовал командующий Сунженской линией генерал-майор Горихвостов в рапорте Вельяминову от 16 июня 1838 г. Он писал: «...особливо много таковых (бумаг. — С. Б.) передано чрез покойного Дельпоццо, которые и хранятся как документы службы майора Шарданова и прежде бывшего секретарем же отца его и, может быть, из опасения лишиться он отзовется (Шарда-нов. - С. Б.) неимением, но если г. полковник Пирятинский, неприметно получая для прочтения, воспользуется и спишет копии, то весьма много может найти таковых...»24. Вельяминов предписывал Пирятинскому: «...поименованные в нем бумаги немедленно собрать и доставить ко мне»25. Однако на этом основании трудно также верить тому, что Шарданов располагал таким документом, поскольку по нему, как можно было бы ожидать в противном случае, не решались, хотя бы и редко, дела в суде. Если бы и был акт у него под рукой, вряд ли он стал бы им руководствоваться, имея в виду, что его, видного представителя дворянства, не удовлетворяло и действовавшее народное условие 1807 года. Шарданов пытался использовать против Шеретлокова все средства, ведь последний обвинял его в попытках свести на нет древние права кабардинского крестьянства. В этом смысле следует особо рассматривать слова Шарданова о том, что он найдет требуемый возмущенными крестьянами акт, если те поддержат его. Шариату здесь противопоставляется адат, который, без сомнения, тогда был больше по душе крестьянам, что, между прочим, может говорить о степени религиозности народа и отношении его к шариату. Противоборство Шарданова и Шеретлокова не прекратилось и после отставки первого с должности секретаря суда. Приведем пример. В январе 1842 г. в Кабардинский временный суд поступило прошение, составленное не без влияния Умара Шеретлокова. Автор его, штабс-ротмистр Атажуко Куденетов, обвинял Шарда-нова в том, что он, будучи душеприказчиком умершего в 1830 г. Бесленя Куденетова, после смерти его ближайших родственников разделил наследство Бесленя «по произволу своему». В феврале 1843 г. суд своим решением потребовал пересмотреть дело, решенное Шардановым, для чего последний был обязан вернуть часть имущества покойного. Суд ставил в вину Шарданову и то, что он раздел имущества осуществил «без ведома Кабардинского суда»20. Шарданов обвинялся сразу по трем статьям: проявил личную заинтересованность при разделе имущества, не согласовал свои действия с начальством и не поставил в известность других членов суда. Голицын дал возможность Шарданову объясниться по существу предъявленного ему обвинения. Шарданов указывал: «...эфен-дий (Шеретлоков. - С. Б.) - мой первый враг с тех пор, когда он старался к заблуждению народа с помощью князя Мисоста против русских, к подаче на меня огромной просьбы, о каковых противных правилам действиях его я неоднократно доносил и высшему начальству» . Голицын убедился в справедливости слов Шарданова и предписал суду: «Внушить штабс-ротмистру Куденетову, что мне кажется домогательство его неправильно». Это был удар по престижу Шеретлокова. Шарданов остался доволен ходом судебного разбирательства и, полный благодарности, писал Голицыну: «...справедливою внимательностью Вашею оградили меня от наложенного неправильно взыскания и с тем вместе обнаружили нарушение порядка в делах членов»28. Шарданов обвинял по тому же делу членов суда в некомпетентности. В 1844 г. он укажет: «Члены суда, быв неграмотные, убеждаясь на кривые извороты врага моего эфендия Ше-ретлокова, согласились... на выдел этой вдове... » (разведенной ранее с Бесленом Куденетовым) 29. Говоря о членах суда 1844 г., Шарданов, вероятно, намекал и на Ногмова, который в январе 1844 г. вновь занял место члена суда с отправлением секретарской должности30. Противостояние Шарданова и Шеретлокова закончилось в 1846 г. в пользу Шарданова, когда Шеретлоков за робкую поддержку Шамиля при его вступлении в Кабарду был удален в Калугу. Шарданов мог торжествовать победу, однако надо отметить, что он никогда не был в опале. И в 1838 г., самом критическом для его карьеры, Шарданов пользовался расположением начальства. Достаточно было бы сказать, что он 15 декабря 1838 г. был награжден орденом св. Анны 3-й степени31. Есть и другие факты. По поручению Завадовского начальник его штаба Филипсон 6 июня 1846 г. предписывал Хлюпину ко времени прибытия капитана Ольшевского в Нальчик «пригласить туда майора Шарданова, от которого можно иметь более положительные сведения об адате, как от человека, знающего русский язык, нравы и обычаи кабардинцев и соседних с ними обществ». Капитан Ольшевский приезжал в Нальчик «для собирания сведений об адате между кабардинцами и соседними с ними обществами». Об отношении нового начальника Центра Кавказской линии Хлюпина к Якубу Шарданову говорит его обращение к Пятигорскому коменданту полковнику Принцу: «Выдав билет жителю Большой Кабарды майору Шарданову на свободное проживание в г. Пятигорске и Кисловодске для пользования минеральными водами, о чем уведомляя Ваше Высокоблагородие, имею честь покорнейше просить не оставить снестись с заведывающим кавказскими минеральными водами о дозволении господину Шар-данову безденежно пользоваться ваннами и лекарствами с казенной аптеки в том внимании, что этот достойный штаб-офицер своею ревностью и усердием к нашему правительству вполне заслуживает, чтобы ему в настоящем случае была оказана помощь»32. К авторитету Шарданова надо отнести и тот факт, что его сын корнет Шарданов в 1846 г. был вызван наместником на Кавказе Воронцовым в Кисловодск в качестве «переводчика восточных языков» на время его пребывания в этом городе. Завершением общественно-политической деятельности Шар-данова и концом его жизненного пути явился 1850 г. 31 января того года он удостоился «монаршего благоволения».Это была его последняя политическая оценка.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)