Шейх Мансур

Шейх Мансур
История в лицах
zafe
Фото: Адыги.RU
11:18, 28 август 2016
9 261
0
Шабаз был беден и очень болен, поэтому и не мог обучить своего сына Учермана грамоте. А мальчик отличался гибким умом, отличной памятью и сильной волей. Без труда зазубрил он несколько длинных, как осенняя ночь, молитв и с этим запасом учености кинулся в жизнь, полную таких авантюр, каким не позавидовал бы и Пугачев. Но сначала отправился в горы пасти чужих овец. Отец скоро умер, оставив сыну хижину. Юноша возмужал, женился, стал участвовать в опасных набегах на русские посты и станицы, приобрел, скорее украл, пару быков и столько же лошадей, но из нищеты так и не вырвался, как ни старался. Однажды Учерман "осветился размышлением о роде жизни" и, "усмотрев, что он совсем противен святому закону", "устыдился прежних своих деяний". Наедине с собой неграмотный юноша думал: "Почему люди гор, и простые, и ученые, и даже духовенство,
Шабаз был беден и очень болен, поэтому и не мог обучить своего сына Учермана грамоте. А мальчик отличался гибким умом, отличной памятью и сильной волей. Без труда зазубрил он несколько длинных, как осенняя ночь, молитв и с этим запасом учености кинулся в жизнь, полную таких авантюр, каким не позавидовал бы и Пугачев. Но сначала отправился в горы пасти чужих овец. Отец скоро умер, оставив сыну хижину. Юноша возмужал, женился, стал участвовать в опасных набегах на русские посты и станицы, приобрел, скорее украл, пару быков и столько же лошадей, но из нищеты так и не вырвался, как ни старался.
Однажды Учерман "осветился размышлением о роде жизни" и, "усмотрев, что он совсем противен святому закону", "устыдился прежних своих деяний". Наедине с собой неграмотный юноша думал: "Почему люди гор, и простые, и ученые, и даже духовенство, уклонились от веры, от должного почтения к Богу, нарушают пост и молитву, живут развратно, утопают в злодеяниях, воруют, убивают без сожаления своих ближних?" Впрочем, и сам он поступал не лучше.
Учерман дал себе слово не следовать дурным примерам своих земляков, поступать по справедливости, жить набожно и склонять к тому же других, прежде всего ближайших соседей. И это ему удалось. Но небольшое число последователей не могло удовлетворить честолюбие молодого человека. Желание выйти из круга людей обыкновенных стало неодолимым. Как это сделать? Пришла мысль предстать перед жителями родного аула Алды избранником Магомета, призванным избавить мир от пороков. А чтобы поверили, придумал простенький такой "вещий" сон, доказывающий, что на него пал Божий жребий.
Приснилось Учерману, будто явились к нему два всадника на белых скакунах. Он хотя и поразился тому, как оказались они посреди его двора, ворота которого были крепко заперты на ночь, однако встретил джигитов почтительно. Оказалось, что ночных гостей прислал к нему с поручением сам Великий Пророк.
- Магомет прислал нас сказать тебе, - заговорил один из пришельцев, - что народ ваш впал в заблуждение и совсем отклонился от пути, указанного ему законом веры. Просвети неразумных...
Всадники исчезли. Не стало в ауле Алды и бедного пастуха Учермана. Появился избранник Магомета по имени Мансур.
Мансур собрал алдинцев, рассказал им свой незамысловатый сон. Признав в бывшем пастухе избранника Великого Магомета, люди потянулись к нему, и он призвал их к войне против неверных, то есть против русских.
Имя Мансура день за днем обрастало легендами, да и сам он немало способствовал этому, разыгрывая на глазах изумленных зрителей сцены падучих припадков, смерти и воскрешения из мертвых. Образ жизни и мыслей молодого человека казался горцам каким-то чудом. Они потянулись в Алды из самых отдаленных аулов. Бывшего пастуха стали называть "шейхом", и он не противился этому. Напротив, потребовал беспрекословного подчинения себе и добился этого. Остановиться он уже не мог и провозгласил себя имамом.
Учение Мансура, утрачивая постепенно чисто религиозный характер, вылилось в идеологию священной войны против неверных. В устах красноречивого имама Шамиля оно позднее оформится в систему. Но основы "газавата" на Северном Кавказе заложил он, безграмотный пастух Учерман, названный народом "пророком". Первую задачу он решил: добился признания. Можно было приступать к главному...
Если не преувеличивал начальник Кавказского корпуса, горцы, объединенные Мансуром, могли выставить до 25 тысяч человек. Для такого же количества русских рассредоточенных по всей Линии, эта сила представляла серьезную опасность. Ликвидировать ее Григорий Александрович Потемкин поручил энергичному и честолюбивому полковнику Юрию Николаевичу Пьерри. Быстрым наступлением на "самое место сборища лжепророка" он должен был "захватить его в свои руки" и тем обезглавить движение, едва зародившееся.
Самоуверенный Пьерри слишком увлекся желанием отличиться и недооценил противника. Не дождавшись отряда бригадира Апраксина, посланного для поддержки, он один выступил против чеченцев. После почти суточного перехода он достиг реки Сунжи, от которой до места "сборища лжепророка" оставалось не более пяти верст. Оставив здесь обоз под прикрытием астраханских мушкетеров, он налегке переправился на противоположный берег и скоро вступил в густой лес, по которому пролегала извилистая и столь узкая дорога, что по ней с трудом могли пройти рядом четыре человека. Солдаты шли медленно, молча, чтобы не обнаружить себя. В просвете между деревьями увидели аул. Почти у цели неожиданно столкнулись с тремя алдинцами, охранявшими подступы к селению. Один из них оказался проворнее других: его не тронули русские пули, и он ускакал, успев предупредить своих товарищей об опасности. Застать горцев врасплох не удалось. Мансур бежал.
В час пополудни Пьерри с сознанием выполненного долга оставил сожженное селение и двинулся в обратный путь, оказавшийся гибельным как для него самого, так и для его солдат. Рассеянные алдинцы успели собраться в лесу и, соединившись с жителями соседних аулов, окружили русских. Чеченцы яростно сражались и уничтожили почти весь отряд. Судьба избавила в том бою от горской пули юного князя Петра Багратиона, сохранив его для российской славы. Видать, час его еще не настал.
Победа Мансура была полной. Он поразил русских и завоевал сердца чеченцев. И не только их. Поднялись кабардинцы, готовые поддержать удачливого "пророка", предсказания которого, казалось, начали сбываться. Его эмиссары отправились к осетинам и ингушам, стараясь склонить их на свою сторону, правда успеха в том не имели.
Окрыленный победой, Мансур тожественно объявил, что пойдет к Кизляру. Вскоре он напал на Каргинский редут, находившийся верстах в пяти от этого города. Не сумев сломить сопротивление небольшого гарнизона, состоявшего из одного офицера и нескольких рядовых, чеченцы подожгли ближайшие строения. Огонь перекинулся на пороховой погреб, и укрепление взлетело на воздух, похоронив под развалинами своих отважных защитников.
Пусть небольшая, но победа. Она нужна была нашему герою: только успех мог способствовать умножению его сил, и он воспользовался им.
- Кизляр точно так же падет к вашим ногам, правоверные, на то воля Аллаха, - убеждал он своих наивных последователей.
Под знамена "пророка" встали лезгины и кумыки, его готовы были поддержать черкесы и ногаи. Собрав до десяти тысяч человек, он подошел к Кизляру. В ночь на 21 августа 1785 года юный полководец повел своих храбрых джигитов на штурм, но был встречен огнем из всех орудий ретраншемента. Пять раз горцы бросались на приступ и пять раз отступали. Понеся большие потери, они ушли и на следующий день оставили своего имама.
Очередное поражение повстанцы потерпели в районе Татартупа. Доверие к Мансуру сильно пошатнулось, тем более что вскоре в горских аулах получило распространение письмо одного из табасаранских мулл, в котором решительно отрицалось право самозванного пророка на титул имама.
Наступившая осень и недостаток продовольствия и фуража заставили обе стороны прекратить военные действия. Почувствовав охлаждение чеченцев, Мансур оставил аул Алды и отправился к брату своей жены в деревню Шалинскую, где намерен был остаться навсегда, надеясь восстановить утраченное влияние на народ.

***

Г. А. Потемкин не сомневался, что лжепророк "был подослан противной стороной", то есть Турцией. Не столь категоричной была Екатерина II. По мнению императрицы, правительство султана, узнав "об известном бродяге, горские народы возмущающем", решило "составить там себе партию во вред нам"... Кто из них был прав: Его Сиятельство или Ее Величество?
Ровно через сто лет после описываемых событий был опубликован очередной, сорок седьмой, "Сборник Императорского Русского Исторического Общества", содержащий в основном бумаги Якова Ивановича Булгакова, посла Ее Величества в Константинополе. Среди множества писем и донесений на высочайшее имя в нем есть один любопытный документ, не привлекший почему-то внимания даже такого заинтересованного исследователя, каким был историк Н. Ф. Дубровин. Прочитаем его вместе, не спеша, с остановками для размышлений, и попытаемся извлечь из него максимум информации.
"Записка словесных сообщений известного приятеля, учиненных им 29-го августа 1786 года.
Человек, которого бейликчи-эфенди допрашивал третьего дня, записывал все, что тот говорил, оказался софтою, посланным Портою посмотреть имама Мансура и определить, тот ли он, о ком предсказывал их Пророк. Означенный софта всего пять дней, как покинул имама Мансура в Чечне, где он пробыл с ним двадцать пять дней..."
На этом прервем пока чтение и остановимся, чтобы подумать над текстом. В нем многое, включая заголовок документа, требует пояснений. Речь идет об информации, полученной Булгаковым от "известного приятеля", который был осведомителем русского посла, проще говоря шпионом, занимавшим солидное общественное положение в государственной системе Османской империи, человеком, достойным назваться важным господином - бейликчи-эфенди.
Человек, которого он расспрашивал-допрашивал "третьего дня", был агентом турецкого правительства, посланным в Чечню под видом ученого-путешественника - софты - посмотреть на Мансура и узнать-отгадать, тот ли он "скрытый имам", пришествия которого ждут правоверные мусульмане почитай уже двенадцать столетий. А коль возникло такое неодолимое любопытство, то следует признать, что "священная война" горцев против "неверных" отнюдь не была следствием интриг Порты. Так, может быть, началась она по воле Аллаха?
Ученый муж делится своими впечатлениями с "известным приятелем" Якова Ивановича после почти месячного пребывания в стане Мансура сразу по возвращении в Константинополь. Поэтому его наблюдения могли быть достаточно основательными, не утратившими свежести восприятия. А это очень важно для нас.
"Он говорит, что Мансур родом не из Чечни, а пришел из других мест; что он не ученый и не особенно набожен, хотя и не уклоняется никогда от совершения молитв, предписанных законом. Он не говорит или делает виды, что не говорит по-турецки, и беседовал с софтою не иначе как по-арабски. При нем находятся шесть человек, одетых улемами и оказывающих большое прочтение своему наставнику, который, кроме того, имеет отряд в шесть тысяч человек, составленных из людей разных наций..."
Если Мансур "пришел из других мест", то из каких? Можем ли мы ответить на этот вопрос сегодня? Почти однозначно можем, если к тому же учесть очень важное обстоятельство: агент турецкого правительства встретился с Мансуром в пору, когда он, "презираемый" бывшими сподвижниками, по существу, бежал из родного аула, чтобы поискать удачи там, где никто не знал о его прошлом; не мог он быть откровенным с проницательным гостем - не дай Бог, тот надумает вдруг продолжить свое "путешествие", потащится в Алды и узнает, что имел дело в Шалинской с бывшим пастухом Учерманом, выдающим себя за избранника Магомета. Потому и сказал самозваный имам посланцу султана, что родом он не из Чечни. Обманывал, конечно. Но все-таки необходимо остановиться на одном весьма любопытном факте.
В седьмой книжке журнала "Русская мысль" за 1884 год была опубликована статья "Авантюрист XVIII века", в которой повествуется о похождениях на Кавказе некоего итальянца Жана-Батиста Боэтти, выдававшего себя за пророка Мансура, умершего якобы в Соловецком монастыре. Опережая историю жизни нашего героя, скажу читателям, что он после ареста был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где и скончался по меньшей мере на четыре года раньше его вымышленного двойника, и похоронен без всякого обряда на Преображенской горе недалеко от города. Думаю, следует согласиться с мнением академика Дубровина, считавшего упомянутую публикацию фальшивкой. Она интересна нам лишь тем, что свидетельствует о европейской известности самозванного имама.
Что Мансур не был обучен грамоте, мы уже знаем: не сумел его бедный отец сыскать на то нужных средств. Не окончил он даже начальной школы, читать и писать не умел, в чем сам признался на следствии. Не случайно, конечно, окружил он себя людьми, облаченными в одежды, какие носили в Турции улемы, то есть высокообразованные государственные чиновники и служители мечети. Но как объяснить в таком случае знание им арабского? Загадка? Пожалуй. Но не слишком трудная. В конце концов безграмотный "пророк" мог владеть разговорным языком любого народа.
Догматов ислама "пророк" не знал, а потому нередко попадал впросак, вызывая откровенное возмущение духовенства, с которым всегда не ладил. Так что его "набожность" вовсе не вызывает удивления. Удивляет другое: как мог он, молодой человек, лишавшийся после каждого поражения почти всех своих приверженцев, снова и снова объединять под знаменами ислама тысячи людей? Одним только невежеством горцев этого не объяснишь. Похоже, талантлив был, умел воздействовать на людей, а те готовы были обманываться.
Очень выгодно владеть методикой быстрого чтения, особливо в наш суматошный век - выигрыш во времени очевиден. Мы же не будем спешить, продолжим, как начали, медленно, с остановками.
"Поговорив с ним несколько раз, вышеупомянутый софта должен был сознаться ему, что он прислан Портою ознакомиться с ним, а когда Мансур спросил, почему он не привез ему писем, софта извинился, сказав, что писем ему не дали потому, что еще не знали, кто он такой и можно ли будет его увидеть, а также из опасения, как бы подобные письма не попали в руки русским, причем возникло бы подозрение, будто Порта находится в согласии с ним, тогда как она его вовсе не знает".
Важно было заинтриговать Мансура вниманием турецкого правительства к его персоне. Агент султана "забросил удочку", раскрылся. И "пророк" клюнул, спросив, почему он не привез ему писем. Они бы подняли его пошатнувшийся авторитет в глазах горцев. Ответ был дан вполне дипломатичный, подогревавший честолюбие, вселявший надежду.
"Софта осведомился у него насчет его намерений и действий, уже предпринимавшихся им против России. Мансур ответил, что не может еще ничего предпринять, пока не прибудет другой человек, которого он ожидает, и что не мог ничего начать против России, но что часть его войск, не особенно ему послушных, сделала, против его желания, нападение на русские границы и разбила несколько русских полков. Мансур с уважением отозвался о калифе и поручил софте попросить последнего от его имени прислать начальника войскам и денег. Далее софта показал, что Мансур находится в переписке с Шагин-Гирей-ханом, который несколько раз посылал кого-то к нему..."
Немного поважничал Мансур, поведав о переписке с Шагин-Гирей-ханом и ожидании какого-то "другого человека", немного пооткровенничал, признав отсутствие дисциплины в войсках, немного соврал гостю о разгроме нескольких русских полков, немного польстил калифу, попросив при этом прислать начальника войскам и денег. А в целом разговор получился, как говорится, содержательный, и встреча была полезной.
"По рассказу и уверению софты, Мансур есть не то лицо, которого ожидают на основании предсказания их Пророка, а обманщик, который при том не пользуется большим доверием в Дагестане, так как иначе он не просил бы, чтобы калиф прислал ему начальника с достаточным авторитетом для поддержания дисциплины в его войсках. Мой приятель уверяет меня, что министерство Порты было очень обрадовано, что мнимый Мансур не имеет качеств, необходимых для того, чтобы прослыть подлинным Мансуром, так как если бы он мог быть принят за него, то вызвал бы большие беспорядки во всей империи и весьма гибельные последствия".
Все прояснилось. Проницательный софта понял, что имеет дело с обычным "обманщиком", слава Богу не имеющим "качеств, необходимых для того, чтобы прослыть подлинным Мансуром", появление которого предсказывал Великий Пророк Магомет. В противном случае самозванец, воспользовавшись недовольством народа, мог вызвать "большие беспорядки" и в самой Османской империи. Так что "священная война" правоверных против православных отнюдь не была инспирирована из вне. И Аллах, как выяснил ученый шпион, к ней также не был причастен. Началась она по воле самих горцев, все более терявших независимость по мере продвижения русских в Грузию после подписания Георгиевского трактата. Турция, естественно, не замедлила воспользоваться этими событиями, чтобы взять реванш за поражение в минувшей войне.
Агенты султана буквально заполонили Северный Кавказ. Они убеждали горцев, что Порта окажет им помощь не только деньгами, но и военной силой, если те прислушаются к советам своего "пророка" и восстанут против России. Покинутый было всеми, Мансур снова вышел на сцену и попытался расширить масштабы движения: ввел рекрутский принцип набора в войска и особый натуральный и денежный сбор на содержание повстанческой армии, ходил по деревням, агитировал, диктовал и рассылал письма. Однако восстановить утраченное доверие к нему чеченцев, дагестанцев и кабардинцев в полной мере не удалось. Усугубила положение измена некоторых влиятельных горских князей и владельцев, переметнувшихся на сторону русских, поскольку национально-освободительное восстание все более приобретало антифеодальный характер. Зато призывы самозванного имама услышали закубанцы. Поднялись на борьбу черкесы и ногаи. Светлейший князь Таврический протрубил сбор донских казаков в "поголовный поход". Возглавил и повел их атаман Алексей Иванович Иловайский.

***

Главные силы восставших закубанцев сосредоточились в междуречье Урупа и Лабы, куда в начале июля 1787 года прибыл и сам Мансур. Отсюда он еще раз обратился к чеченцам, дагестанцам и кабардинцам, пообещав им вернуться в родные места, но уже с турецкими войсками и пушками. Народ снова пошел к нему. Командующий Кавказским корпусом П. С. Потемкин вынужден был уведомить начальство, что "все закубанцы генерально ему присягают".
13 августа 1787 года Турция объявила войну России и через неделю отправила на Кубань из Суджука отряд из нескольких полков. После их прибытия Мансур намерен был перейти на правый берег реки и обрушиться всеми силами на русских.
Генерал-поручик П. С. Потемкин решил упредить неприятеля. С восьмитысячным корпусом он форсировал Кубань у Прочного Окопа, поставил часть войск ниже по течению реки и приказал им прикрывать наступление остальных сил на главную армию Мансура. 20 сентября отряд полковника М. В. Ребиндера, в который входили и казаки премьер-майора Ивана Янова, разгромил авангард повстанцев на берегу Большого Зеленчука, уложив на месте до четырехсот человек. На следующий день мятежный "пророк" атаковал ростовских карабинеров и часть донцов из засады с фронта и флангов. Русские пришли в замешательство и стали отходить, но подоспевшие драгуны и гренадеры опрокинули наступавших.
4 октября в командование Кавказским корпусом вступил отважный генерал-аншеф П. А. Текелли-Порович. Он и возглавил преследование повстанцев.
Между тем казачий корпус А. И. Иловайского достиг верховьев Лабы, переправился на левый берег реки и предал огню все селения по пути следования. "До трехсот деревень было сожжено, вся страна опустошена, а жители выселены", - бесстрастно констатировал атаман в рапорте начальству.
В конце октября Мансур потерпел последнее поражение, от которого не сумел уже оправиться. С уцелевшими сторонниками он перешел через "вершины снежных гор", оставив в снегу обессилевших людей, преимущественно стариков и детей. Весной на пути его бегства было найдено множество замерзших трупов. Самозванный имам нашел себе приют в турецкой крепости Суджук-Кале, где и был пленен летом 1791 года.
Переход Мансура через "вершины снежных гор" был подвигом, который можно сравнить лишь с подвигом "чудо-богатырей" А. В. Суворова. Однако на долю первых выпали испытания посерьезнее, поскольку карабкались они через перевал на три месяца позднее, когда зима на тех высотах вступила уже в свои права. А на пятки наступали каратели.

***

Так кто же он, сын бедного чеченского крестьянина из аула Алды, обративший на себя внимание ученых-историков, в том числе и "заграничных"? Авантюрист? Самозванец? Герой? Такие вопросы могут вызвать раздражение у исследователей, которые обвиняют своих дореволюционных предшественников, называвших Мансура "обманщиком" и "лжепророком", в необъективности. Но ведь он же обманывал людей, обещая такое, что и Пугачеву не приснилось бы. И действительно не имел "качеств, необходимых для того, чтобы прослыть подлинным" избранником Магомета. В этом даже правительство Порты не сомневалось.
Так что с какой стороны ни посмотри, а был бывший пастух авантюристом.
И самозванцем, присвоившим себе титул имама.
Бесспорно, был он и героем, поднявшим на освободительную борьбу против России мусульманские народы и по праву вошедшим в историю. У горцев Северного Кавказа куда больше оснований гордиться своим Ушурмой-Учерманом-Мансуром, чем у русских - "самодержавным амператором" Емельяном Пугачевым.
Пророчество у горцев Северного Кавказа, как и самозванство у крестьян в России, - идеология борьбы: у первых - антиколониальной с классовой окраской, у вторых - антикрепостнической с оттенком национально-освободительной. Христианин Пугачев и магометанин Учерман - вожди одного уровня и времени, не затронутые идеалами гуманизма.

© Адыги.RU
Владимир ЛЕСИН, доктор исторических наук
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)