ИВАН ГРОЗНЫЙ И АДЫГИ (ЧАСТЬ ВТОРАЯ)

II. Посольства к Ивану IV.

В год окончания покорения Казанского ханства, в ноябре 1552 г. в Москву прибыло первое посольство от адыгов и абазин во главе с бесленеевским князем Машуком Каноковым. В Никоновской летописи названы имена имена трех участников первого черкесского посольства в Москву: Машук Коноков, князь Иван – Тутарыко и Танашук – князя. По мнению Е.Н. Кушевой, которое доминирует и сегодня, князь Тутарыко был абазинским князем.[1] Однако, Т.Х. Кумыков опроверг эту теорию. Согласно сословной иерархии Черкесии, кнезьями-пщы могли именоваться только Иналиды. Абазинские владельцы к таковым не относились.

По предположению Е.Н. Кушевой, Танашук-князь, участвовавший в этом посольстве, был темиргоевским князем. Имя этого князя созвучно с именем одного из князей Кайтукиных, посольство 1552 года представляло пятигорских князей проживавших «…по реке Белой и впадающим в нее рекам Черем, Баксан меньшой и средний, и Палк»[2] - земли клана Кайтукиных. В то время великим князем Кабарды являлся представитель линии князей Кайтукиных. Княжеские линии Кайтукины, Тоилостановы и Каноковы принадлежали к кабардинской ветви дома великого князя Инала. По свидетельствам османских архивов в 1540-1554 гг. князем Кабарды был князь Кайтуко. Кнезья линии Коноковых представляли младшую ветвь княжеского дома Кабардинских князей. Территориально можно определить расположение княжеского удела Каноковых, до начала XVI в. В центре Кабарды, по Куме и Тереку. После Казбурунского сражения, князь Каноко увел 200 семейств на окраину Кабарды на реку Уруп. Решение о представительстве Кабарды в Москве принималось на консолидированном совете всех княжеских кланов – Хасе. Во главе посольства был поставлен князь Машуко, а в состав вошли – Пшеапшоко (клан Кайтукиных) и Тутарыко-Иван (клан Идаровых). Итак, посольство 1552 г. выражало консолидированное мнение, если не всех Иналидов, то их кабардинской ветви.

Заключение союза 1552 г. Политическому договору 1552 г. предшествовали предварительные переговоры, в ходе которых удалось достигнуть понимания условий союза. Данный договор четко разделял и прописывал друзей и врагов сторон – это являлось неотъемлемым и обязательным условием такого договора того времени. Посольство прибыло в Москву уже с четкими представлениями в вопросах противников и союзников. Об этом свидетельствует немедленное участие послов в походе Ивана IV к Коломне, где ожидалось нападение Хана. Договор предусматривал взаимные военные обязательства. Так Иван IV обязался помогать черкесам в борьбе с крымским ханом, а черкесы в свою очередь обещали помогать России войском в любой нужный момент «что им со всею землею Черкескою служить государю до своего живота, куды их государь пошлет на службу, туды им ходити»[3]. Церемониал заключения договоров в России XVI в. Основывался на традициях русской между княжеской дипломатии XI-XII вв., на практике международных договоров Византийской империи и Золотой Орды. Договор по традиции скреплялся клятвой – крестным целованием или ротой (для мусульман).[4] Соблюдение договора утверждалось обоюдной выдачей заложников. Такими могли являться как сами князья, так и их родственники. Черкесские князья, прибывшие в Москву во время посольства 1552 г. по христианскому обычаю «целовали крест», скрепив этим договор клятвой. На роль политического заложника предлагался сын главы посольства Машука Каноко – Ага-Машуков, находившийся в то время при дворе султана в Стамбуле. Москва приобрела в результате союза 1552 года союзников, от которых могла получить военную помощь. Установление союза позволило Москве получить выгодную стратегическую позицию в войне против Крымского ханства. В Москве были осведомлены о военных походах крымских ханов на черкесов в 1553-1554 годах, вызванных их связями с русскими. С. М. Соловьев пишет, что летом 1555 г. «по обычаю – в одну сторону лук натянуть, а в другую стрелять – хан распустил слух, что идет на Черкасов. Обязавшись защищать этих новых подданных, Иоанн первый из московских государей решился предпринять наступательное движение на Крым…».[5] Войска под командованием боярина Шереметьева приняли двухдневное сражение на Судьбищах против войск крымского хана, усиленного турецкими янычарами, в июле 1555 г. Отряд Шереметьева потерпел поражение.

Известно, что феодальное право не признавало «разногласие и разномыслие в управлении, в корпорации, в коллегии».[6] Царь Иван IV для убеждения в существовании единогласия среди Иналидов, направил в Черкесию вместе с князем Машуко Каноко своего Московского посла Андрея Щепотьева. Щепотьев вернулся в Москву летом 1555 г., с ним прибыло новое многочисленное посольство из Черкесии под командованием князя Жане Сибоко Кансауковым. Щепотьев убедился в консолидации идей черкесских князей о военном союзе с Москвой. В 1555 г. к кабардинским и бесленеевским князьям присоединились князья западной Черкесии. Из-за понимания черкесскими князьями целей российской империи к 1555 г. иналиды просят помочь в освобождении Таманского полуострова, укрепленного турецкими крепостями и Азовом, получивший доступ к этой территории имел возможность свободного выхода к Черному и Азовскому морям. Сопровождавший князя Сибоко сын Кудадек был оставлен в Москве в качестве дипломатического заложника. За военную помощь черкесы обязались поставить Москве на военную службу 20 000 ратных людей.[7] Крымский хан собрал поход в Москву весной 1556 года. После получения информации о контрдействиях русских крымские войска развернулись в Черкесию, но эпидемия моровой язвы вынудила хана вернуться в Крым. Однако, в последствии, поход русской армии в Крым, запланированный на 1556 год так, и не смог состояться, русские войска лишь ограничились несколькими вылазками. Иван IV отказал черкесам в помощи при освобождении приморских крепостей от турков. Царь боялся опасения обострения отношений с Османской империи, однако, Иван IV снабдил адыгов огнестрельным оружием необходимые для осады крепостей. Для черкесов освобождение Тамани носило не только строго политический, но и символический характер. Крепость Тамань – древний город Матрега (Тмутаракань), являлся на протяжении веков экономическим, политическим, конфессиональным и культурным центром. Успех антикрымской борьбы 1556 г. практически ничем не был закреплен несмотря на то, что к тому времени союзница Крыма Ногайская Орда, кочевавшая в середине XVI в. между нижней Волгой и Яиком, была чрезвычайно ослаблена политическим и экономическим кризисами. Осень. 1554 г. был вероломно убит в результате заговора и государственного переворота бия Исмаила противник прорусской ориентации Ногайской Орды бий Юсуф. Убийство Юсуфа ввергло Ногайскую орду в годы смут и междоусобиц. С зимы 1557 года голод свирепствовал в Крыму, потом засуха, падеж скота и, наконец эпидемия. Силы Турции были отвлечены войной на Средиземном море, и она отказала в помощи крымскому хану. «Хозяйственно-политическая катастрофа в Ногайской Орде и в Крыму подогревала агрессивные устремления русской знати»[8]. Несмотря на это царь отказался организовывать крупномасштабный поход на Крым. Н. М. Карамзин писал: «Девлет-Гирей трепетал; думал, что Ржевский, Вишневецкий и Князья Черкесские составляют только передовой отряд нашего главного войска; ждал самого Иоана, просил у него мира, в отчаянии писал к Султану, что все погибло, если он не спасет Крыма»[9]. Курбский в последствии упрекал Ивана Грозного в том, что он пропустил самый удобный для России случай для покорения Крымского ханства.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

[1] Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией вторая половина XVI – 30 годы XVII века. М. 1963. С. 206.

[2] Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. М. 1889. С. 61-62.

[3] Белокуров С.А. Указ. Соч. С. XLI,XLIII.

[4] Трепавлов. В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М. 2007. С. 137-138.

[5] Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. М. 1998. Т. VI. С. 477.

[6] Кушева Е. Н. Указ. Соч. С. 208.

[7] Кокиев Г. А. История Кабардино-Балкарии. Нальчик. 2005.С. 568.

[8] Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. М. 2003. С. 181, 182.

[9] Карамзин Н.М. История государства Российского. М. 1989 .С. 223.