Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » История » "Умер отчаянным храбрецом": русские офицеры о Хаджи-Мурате (1850-е годы)

"Умер отчаянным храбрецом": русские офицеры о Хаджи-Мурате (1850-е годы)

"Умер отчаянным храбрецом": русские офицеры о Хаджи-Мурате (1850-е годы)
История
admin
Фото: Адыги.RU
09:50, 25 май 2020
532
0
Уроженец Хунзаха (ныне село в Дагестане) и аварец по национальности, Хаджи-Мурат (ок. 1818 - 1852) сегодня, вероятно, самый известный и почитаемый герой Кавказской войны в Дагестане да и, возможно, за его пределами (во всяком случае повесть Л. Толстого "Хаджи-Мурат", написанная им в 1896 - 1904 годах, на Кавказе известна отлично). Впрочем, в истории Кавказской войны он и едва ли не самая противоречивая фигура: появившись на ее арене в качестве бескомпромиссного борца с мюридизмом (приняв непосредственное участие в убийстве второго имама Гамзат-бека и отомстив ему за смерть ханов Хунзаха), он получил звание прапорщика милиции русской армии и был назначен генералом Клюгенау правителем Аварии (1834), однако вскоре перешел на сторону Шамиля (1840) и принял более чем деятельное участие в борьбе с русскими, но, вступив в конфликт с
"Умер отчаянным храбрецом": русские офицеры о Хаджи-Мурате (1850-е годы)

Уроженец Хунзаха (ныне село в Дагестане) и аварец по национальности, Хаджи-Мурат (ок. 1818 - 1852) сегодня, вероятно, самый известный и почитаемый герой Кавказской войны в Дагестане да и, возможно, за его пределами (во всяком случае повесть Л. Толстого "Хаджи-Мурат", написанная им в 1896 - 1904 годах, на Кавказе известна отлично). Впрочем, в истории Кавказской войны он и едва ли не самая противоречивая фигура: появившись на ее арене в качестве бескомпромиссного борца с мюридизмом (приняв непосредственное участие в убийстве второго имама Гамзат-бека и отомстив ему за смерть ханов Хунзаха), он получил звание прапорщика милиции русской армии и был назначен генералом Клюгенау правителем Аварии (1834), однако вскоре перешел на сторону Шамиля (1840) и принял более чем деятельное участие в борьбе с русскими, но, вступив в конфликт с имамом, вновь ушел к русским (1851) и был убит ими при попытке к бегству (1852).

В 40-е годы XIX века Хаджи-Мурат считался его русскими современниками как минимум вторым по влиятельности лицом (после самого Шамиля) в регионе (хотя, как представляется, временами вполне мог претендовать на первую позицию). Об этом прямо писал полковник Н. Вольф военному министру А. Чернышову в рапорте о политическом и военном положении в Чечне и Дагестане 14 апреля 1844 года: "в Аварии сильнейшим и влиятельнейшим лицом после Шамиля должно ныне считать Хаджи-Мурата, бывшего некогда вернейшим приверженцем Аварского ханского дома". Его переход с русской службы к Шамилю, случившийся в критический для имама момент, когда он, разбитый русскими отрядами в 1839 году, вновь собирал своих приверженцев. И именно переход Хаджи-Мурата обеспечил, вероятно, половину успешного результата мюридов, последовавшего в 1841 - 1843 годах, когда русские войска понесли крупные потери и лишились многих опорных пунктов. Об этом, в частности, пишет А. Андреев в статье "По дебрям Дагестана", опубликованной в "Историческом вестнике" в 1899 году, ссылаясь на слова сопровождавшего его русского офицера: "Россия сделала большую ошибку, не сохранив за собой Хаджи-Мурата и вместе с ним Аварию. Один этот непростительный шаг отнял у нас все влияние над Дагестаном и отсрочил окончательное подчинение его на много лет. Хаджи-Мурат был отчаянным храбрецом и если Шамиля нужно назвать головой муридизма, то Хаджи-Мурат будет его душой. А душа в таких вещах зачастую важнее головы" (Андреев А. По дебрям Дагестана // Исторический вестник, № 10. 1899). При этом он однозначно назывался русскими первым военачальником среди мюридов.

Да и другие характеристики, даваемые ему русским офицерами, особенно знавшими его лично, подчеркивают незаурядность Хаджи-Мурата.

А. Зиссерман: "Это был и воин, и вождь по призванию и слава его, как доблестного предводителя, быстро облетела Кавказ".

Наиболее яркую характеристику Хаджи-Мурату дает А. Зиссерман, посвятивший лихому предводителю горцев специальное исследование и ссылавшийся на неназванного им "одного из доблестнейших вождей Кавказских". По его словам, "сказать, что это был храбрец и удалец из самых храбрейших и удалых горцев — значит еще ничего не сказать для его характеристики: бесстрашие Хаджи-Мурата было поразительно даже на Кавказе. Но его отличие было не в этом только свойстве: он был вполне необыкновенный вождь кавалерии, находчивый, предусмотрительный, решительный в атаке, неуловимый в отступлении. Довольно сказать, что бивали моменты, когда этот витязь держал как на сковороде столь умных полководцев, какими были кн. Аргутинский-Долгоруков и победитель при Краоне кн. М. С. Воронцов, т. е. во время борьбы с ним заставлял их быть на стороже до чрезвычайности. И не смотря на крайнюю их бдительность, Хаджи-Мурат пролетал между их отрядами, обходил засады и, похитив, например, у них пред глазами ханшу из города, уносился, как вихрь, по неведомым тропам и адским кручам. Словом сказать, перенеси этого гениального дикаря всего, каков он был, — в армию французов, либо еще лучше в армию Мольтке, в какую хотите европейскую армию, всюду Хаджи-Мурат явился бы лихим командиром кавалерии, и в челе ее во всякой армии был бы совершенно на месте" (Зиссерман А. Хаджи-Мура. 1881).

Н. Окольничий: "никто не превосходил его отважностью и предприимчивостью в набегах".

С А. Зиссерманом вполне созвучен Н. Окольничий в статье "Перечень последних военных событий в Дагестане (1843 год)", опубликованной в "Военном сборнике" в 1859 году: "Хаджи-Мурат не обладал, подобно Шамилю, способностью руководить предприятиями, имеющими важную военную цель; но зато никто не превосходил его отважностью и предприимчивостью в набегах. То был искусный партизан, налёт в роде некогда знаменитых панов Лисовского и Сапеги. Для него ничего не значило с 400, 500 конных появиться в тылу войск, далеко в глубине занятого нами края; перейти сегодня 70, завтра 100 верст, отвлечь фальшивой тревогой войска совершенно в другую сторону и, пользуясь всеобщей суматохой, ускользнуть безнаказанно, — эти партизанские качества доставили впоследствии Хаджи-Мурату громкую известность в горах, какой не достигал ни один из наибов и которая, по временам, даже пугала Шамиля, при всем необыкновенном искусстве его держать народ в руках" (Окольничий Н. Перечень последних военных событий в Дагестане. (1843 год) / Военный сборник, № 3. 1859).

М. Воронцов: "этот неустрашимый человек был обоюдоострая шпага".

Но особенно интересны слова, сказанные о Хаджи-Мурате главнокомандующим войсками на Кавказе и наместником кавказским князем М. Воронцовым, поддерживавшим с горцем довольно оживленные контакты с момента его нового перехода на сторону России в 1851 году и практически до его гибели. В своем письме к управляющему Военным министерством князю В. Долгорукову от 14 августа 1852 года он писал: "Хаджи-Мурат, действительно, был замечательный человек, смелости, можно сказать, безумной, незнающий страха, вместе с тем имевший много природной хитрости, совершенное знание Дагестана и множество приверженцев между всеми этими различными племенами, особенно в Аварии, где он давно был действительным начальником. Его ненависть к Даниель-Беку была глубокая; он его, впрочем, презирал, как воина, и гнушался им, говоря что он плохой мусульманин и что он мюрид только ради Шамиля и на глазах его. Собственные религиозные убеждения Хаджи-Мурата был искренние и стали бы затруднением для нас впоследствии. Между тем, он в те 5 месяцев, которые провел у нас, увидел к вполне убедился в нашей веротерпимости и в сравнительно высшем положении мухаммедан, находящихся под нашею властью, нежели тех, которые находятся под деспотизмом Шамиля. Во всяком случае, Шамиль потерял в нем лучшего воина, лучшее орудие для всех трудных и отважных экспедиций, и единственного, пользовавшегося в высокой степени уважением и доверием тех сил, которые имам собирает волей-неволей для действий против нас".

Впрочем, искушенный в запутанных кавказских делах и не менее запутанных кавказских взаимоотношениях князь Воронцов отлично понимал те сложности, которые появились в связи с новым переходом Хаджи-Мурата на сторону русских. В том же письме к управляющему Военным министерством князю В. Долгорукову от 14 - 26 августа 1852 года он это и отметил: "этот неустрашимый человек был обоюдоострая шпага, которая могла бы сделаться затруднительною для нас. Мы бы никак не могли вполне верить ему, пока его семейство оставалось в руках Шамиля, и даже если бы это семейство было освобождено, властолюбие, честолюбие Хаджи-Мурата стесняли бы нас требованиями, которых мы бы не могли удовлетворить".

Именно поэтому он не скрывал своего облегчения, когда узнал о его гибели, отметив в письме к военному министру А. Чернышову 25 апреля 1852 года, что "по обстоятельствам всего этого дела и по сношениям, которые я имел с ним, с тех пор как он покинул Шамиля и перешел к нам, ни что не могло быть более счастливым и выгодным для нас, как его смерть при окружающих ее обстоятельствах. Для себя самого я не мог желать ничего лучшего, бывши, как я вам когда-то писал, единственно ответственным за все, что могло случиться". Сами же обстоятельства гибели Хаджи-Мурата да и всю его короткую жизнь он в этом же письме оценил лаконично, но емко: "Хаджи-Мурат умер отчаянным храбрецом, каковым и жил".

О бое Шамиля в Гимрах (1832 год) по разным источникам можно прочитать здесь.

[img]"[/img]

Понравилась статья? Подпишитесь, поставьте лайк и сделайте репост в соцсетях. Спасибо!

Источник
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)