В городе цвела сирень…
Общество
Сегодняшнему поколению несказанно повезло — у нас есть возможность общаться с людьми, которые могут рассказать о той войне. В их память, словно это было вчера, врезался каждый день тех далеких сороковых. Наша задача — сохранить эти сведения и передать их будущим поколениям. «СА» публикует воспоминания фронтовика Юрия Ульяновича Кременецкого. Он успел поделиться ими со своим внуком, который записал историю жизни дедушки и его рассказы о войне и Победе.
Сегодняшнему поколению несказанно повезло — у нас есть возможность общаться с людьми, которые могут рассказать о той войне. В их память, словно это было вчера, врезался каждый день тех далеких сороковых. Наша задача — сохранить эти сведения и передать их будущим поколениям. «СА» публикует воспоминания фронтовика Юрия Ульяновича Кременецкого. Он успел поделиться ими со своим внуком, который записал историю жизни дедушки и его рассказы о войне и Победе.
«16 июня 1942 года я был призван в Красную армию, в Астраханскую военную школу авиамехаников, расположенную в Красных казармах. Но учеба в ней продолжалась недолго. В связи с приближением фронта к Астрахани школа была эвакуирована. В августе меня направили в 52-ю отдельную стрелковую бригаду 28-й армии, которая формировалась на территории Рыбвтуза. Зачислили шофером в роту связи. Большей частью занимались разгрузкой пароходов из Сталинграда, на которых привозили раненых, различное оборудование.
В августе на пароме «Чугунов» нас переправили на правый берег Волги и привели в поселок Красноармейский. Как сейчас помню: вечером 6 сентября 1942 года 9 немецких юнкерсов на малой высоте прилетели с запада и отбомбились над нефтебазой, расположенной рядом с нашим поселком, и возвратились обратно. Наши зенитки не успели сделать ни одного выстрела. Нефтебаза горела дня три.
Из поселка Красноармейский мы перешли в село Басы, а затем отправились на запад через Хулхуту, Яшкуль, Элисту, Сальск, Ростов. Все это расстояние прошел пешком, а под Ростовом получил автомашину-полуторку, на которой со своими связистами проехал до Германии.
Когда мы стояли еще в поселке Красноармейском, ко мне случайно привязалась незнакомая собачка, которую я назвал Бельчиком. Сопровождала меня повсюду. Я — в наряд, она — со мной и очень мне помогала, особенно ночью. Я в строю — она рядом. Была любимцем нашего взвода. Где-то под Хулхутой во время бомбежки Бельчик был ранен в шею. Мы посадили его на повозку, и там он ехал несколько дней. Потом поправился и опять был всегда рядом. До сих пор помню, как в походе зимой во время короткого сна под открытым небом Калмыкии он согревал меня своим телом. 6 января 1943 года в районе Яшкуля мы попали под обстрел танков и бомбежку. Много полегло там наших солдат. Исчез куда-то и Бельчик.
Затем было форсирование незамерзающего Маныча. Сильные бои были в совхозе «Гигант» на Ставрополье, большие потери от прорвавшихся танков мы понесли в станице Мечетинская Ростовской области. Дон форсировали по льду.
На железнодорожной станции Батайска фашисты оставили много составов с горючим, вооружением, продовольствием. И чтобы все это не досталось нам, немцы ожесточенно бомбили станцию. Самолеты налетали волнами с некоторыми промежутками, и вот в эти промежутки мы подгоняли машины и, быстро погрузив, что необходимо (я возил бочки с бензином), мчались выгружать в безопасное место.
Летом 1943 года мы стояли в обороне на реке Миус. Это граница между Ростовской областью и Донбассом. Были под прямой наводкой врага, так как западный берег Миуса, где укрепились немцы, был намного выше нашего восточного. Мы были у них как на ладони. Все необходимое, в том числе и питание, подвозили нам только ночью. Здесь испытали на себе отсутствие соли, вся пища была пресной. Почему был дефицит соли — не знаю. Но хорошо помню, что недостаток соли компенсировали диким луком, который рос вдоль Миуса. Однажды наши войска пытались прорвать оборону немцев на Миусе. Туда были брошены танки и кавалерийский корпус Кириченко. Но атака оказалась неудачной. Мы понесли большие потери.
Чуть позже, когда наши войска все же форсировали Миус, я лазил по нашим танкам в поисках аккумулятора для своей машины и видел тела сгоревших танкистов. Это страшное зрелище.
В это же время пришлось увидеть воздушный бой будущего легендарного летчика Покрышкина с тремя немецкими истребителями. Двоих он сбил, а третий позорно бежал. Донбасс был освобожден сравнительно быстро. Запомнились бои под Саур-Могилой.
Когда шли по Донбассу, то нашему старшине роты Милюте Александру Поликарповичу посчастливилось заскочить в родной дом в городе Славянске (тогда Сталинской области). Все его родные оказались живы.
А чуть раньше в Ростове мой напарник-шофер Аксенов Алексей Иванович успел заехать в свою квартиру, где оставалась его жена. Но ее он не застал, так как она, со слов соседей, была вывезена в Германию. Вернулся удрученный, расстроенный.
На Днепре наша 52-я бригада была соединена со 159-й стрелковой бригадой, в результате чего появилась 127-я стрелковая дивизия, которая сразу же после этого была переброшена под Киев, где немцы перешли в контрнаступление.
Были освобождены Киев, Житомир, Проскуров. В это время зимой 1944 года мы проходили мимо родины моего отца, о которой он мне много рассказывал. Я сумел заехать в его родное село Радковцы и встретиться с его дальними родственниками.
Украина для водителей автотранспорта запомнилась бездорожьем, трудно преодолимым черноземом, похожим на мазут. Там 9 января 1944 года я получил первое ранение в результате минометного обстрела. От тяжелых последствий меня спас полушубок, в нем застряли несколько осколков. Легкие раны на спине обработали зеленкой, наложили пластырь. Я выпросил, чтобы меня не отправляли в санбат, потому что в данном случае я был бы направлен на лечение в тыл, а за это время моя часть ушла бы далеко вперед, и после выздоровления я был бы направлен в другую часть.
Также осталось в памяти гостеприимство украинского народа. С нами они делились последним, готовы были помочь всем чем могут.
Потом были Карпаты. Это высокий лес. Узкие с крутым подъемом и спуском дороги. И постоянные дожди, изморозь. Блиндаж там не выроешь — камень. Приходилось строить что-то вроде избы из стволов деревьев. На одной из таких дорог ехали мы небольшой колонной и попали под прицельный огонь немецкой батареи. Впереди меня вдруг остановился ЗИС. Объехать его нельзя, дорога узкая. Колонна встала, а обстрел продолжался. Я выскочил из машины, подбежал к ЗИСу и увидел тяжело раненного шофера. Сел за руль
ЗИСа и, проехав вперед, свернул с дороги, чтобы колонна могла проскочить это страшное место. Вскоре за это был награжден орденом Славы.
Пришлось побывать во Львове. Город не был разрушен. Очень красив в архитектурном отношении. Запомнилось множество костелов.
Затем было освобождение Польши. Запомнились тяжелые бои на Сандомирском плацдарме. В Польше не приходилось бывать в крупных населенных пунктах. Внешне она похожа на Украину: такое же бездорожье, мелкие деревушки из хат, покрытых соломой. Но здесь уже не было радостных встреч и дружелюбия со стороны населения, что отмечалось на Украине. Мы чувствовали к себе какое-то отчуждение.
27 января 1945-го наша часть ступила на немецкую землю. Мы — в Германии. Интересно было увидеть страну, откуда пришла к нам война. И вот как она нас встретила. Привожу выдержки из моего письма, сохранившегося до сего времени, которое я писал тогда родителям в Астрахань: «27 января переехали германскую границу и увидели немецкие села совершенно пустынные, безлюдные. Видно, что жители эвакуировались поспешно. В домах полный порядок, даже кровати остались застеленными. Скотина голодная бродит по селу. Погреба заставлены разными продуктами».
А позже, продвигаясь на запад, мы видели, как жители этих сел возвращались обратно на восток и у каждого на рукаве белая повязка. Вся Германия в белых флагах: на окнах, на домах. Германия сдается. Выдержка из моего письма от 27 января 1945 года: «Сейчас здесь у нас такое горячее время, что письма далеко отстали от нас, и ответить вам нет времени. Наступаем отлично. Фриц бежит без оглядки. Очень много их осталось в лесу, они сами приходят сдаваться. А сколько их лежит убитых на дороге!» Но немецкие войска отчаянно сопротивляются. В основном это пехота, артиллерия. Самолетов почти совсем нет. Полное наше превосходство в воздухе. Приходилось издалека видеть в небе армады тяжелых американских самолетов, бомбящих Германию. Как правило, они шли на большой высоте.
К концу войны машина моя стала барахлить. Ремонтировать некогда, была опасность отстать от наступающих войск. А связь в это время была нужна как никогда. И вот 29 апреля мы вошли в только что взятый город Котбус, сильно разрушенный авиацией. На одной из улиц я увидел брошенный грузовой «Опель блиц». Он был совершенно новый и на ходу. С разрешения командира батальона мы поменяли мою полуторку на «Опель», перегрузили на него всю аппаратуру связистов и двинулись на Берлин. А на полуторку сел один из солдат, умевших водить машину.
Через несколько дней с этим «Опелем» произошел такой случай. Днем вдвоем с командиром роты связи мы ехали в западном направлении. Дорога была хорошая, и я держал приличную скорость. Вдруг мы услышали взрыв в кузове и увидели впереди машины разрывы небольших снарядов, и в это же время на бреющем полете над нами пролетел советский истребитель. Дав очередь из пушки по нашей машине, он взмыл вверх. «Опель» имел характерные черты фашистской военной машины: кузов покрыт брезентом и вся машина окрашена в защитный цвет, присущий всей немецкой технике. Безусловно, летчик увидел быстро движущуюся на запад немецкую машину, дал по ней очередь из пушки как по машине врага. К счастью, лишь один снаряд разорвался в кузове, а остальные — впереди нашей машины. Мы остановились, залегли в кювете, ожидая второго захода «ястребка». Но этого не случилось. Снаряд угодил в запасное колесо, находившееся у переднего борта кузова, а осколки застряли в спинке сиденья водителя.
В этой связи вспомнилось другое, когда зимой 1944 года в украинском селе меня спас полушубок. Передовая в двухстах метрах, я залез в кузов, стал бить по зубилу, чтобы открыть пробку бензиновой бочки. То ли на этот стук, то ли это было совпадение — немец накрыл нас из миномета. Одна мина разорвалась на коньке дома, около которого впритык стояла машина. Меня сбросило на землю. Я был ранен в ногу. Полушубок был пробит в нескольких местах, защитив мою спину.
После взятия Берлина был приказ: как можно быстрее достичь Праги. Вечером 9 мая мы вошли в столицу Чехословакии.
Когда подъехали к центру Праги, увидели необычную картину. Несколько вооруженных чешских патриотов с автоматами приветствовали нас из окон Пражского университета (университет фашистами был превращен в госпиталь). Затем на наших глазах чешские патриоты из окон университета выбросили несколько раненых немцев. Наши солдаты были возмущены этим и стали палить из автоматов в воздух. В это время неизвестно кем брошенная граната разорвалась рядом с нами. Ее осколок попал и в меня, но, к счастью, угодил в поясной кожаный немецкий ремень, оставив большой синяк на животе.
Радостной встречи наших войск жителями Праги не забыть никогда. Все было искренне, сердечно. В городе цвела сирень. Ею были усыпаны улицы, каждый встречающий старался непосредственно солдату в руки вручить свой букет. Девушки прыгали на подножку машин, целовали запыленных солдат, дарили цветы. Приглашали домой, угощали всем чем могли. Кругом были плакаты «Наздар! Наздар!», то есть «Здравствуйте!».
До 8 июня наша часть стояла в Праге в районе «Инвалидовна», а затем ее перевели в город Кладно около 50 км западнее. 7 октября 1945 года переехали в город Усти-на-Лабе. Это на западной границе Чехословакии. Там мы были помещены уже в казармы.
В это время шла активная демобилизация. Стала ощущаться нехватка шоферов. В связи с этим 27 октября мне предложили перейти на службу к командиру нашей 127-й дивизии генерал-майору, Герою Советского Союза Колобову Леониду Александровичу. В связи с принятием решения о выводе Советских войск из Чехословакии 18 ноября 1945 года дивизия передислоцировалась в Австрию.
Остановились вблизи Вены в небольшом австрийском городке, где было четыре авиазавода, но все они были уничтожены авиацией. Обстановка совершенно другая. Отношение к нам натянутое, в контакт стараются не вступать, делают вид, что не замечают нас. Разницы между Германией и Австрией никакой.
В ноябре 1946 года наша часть из Австрии переехала на Украину в город Славуту Каменец-Подольской (ныне — Хмельницкой) области. Вскоре, в декабре 1946 года, в связи с сокращением штата шоферов у генерала меня перевели в батальон связи, на свою машину «Опель», на которой я закончил военную службу 7 марта 1947 года.
Вернувшись в Астрахань, немного поработал шофером, а затем поступил на учебу в автодорожный техникум. После первого курса по направлению Сталинского райкома КПСС был направлен на работу в органы госбезопасности. Сначала окончил Ленинградскую спецшколу, а затем до октября 1976 года работал в УКГБ по Астраханской области». Источник: Газета Советская Адыгея
«16 июня 1942 года я был призван в Красную армию, в Астраханскую военную школу авиамехаников, расположенную в Красных казармах. Но учеба в ней продолжалась недолго. В связи с приближением фронта к Астрахани школа была эвакуирована. В августе меня направили в 52-ю отдельную стрелковую бригаду 28-й армии, которая формировалась на территории Рыбвтуза. Зачислили шофером в роту связи. Большей частью занимались разгрузкой пароходов из Сталинграда, на которых привозили раненых, различное оборудование.
В августе на пароме «Чугунов» нас переправили на правый берег Волги и привели в поселок Красноармейский. Как сейчас помню: вечером 6 сентября 1942 года 9 немецких юнкерсов на малой высоте прилетели с запада и отбомбились над нефтебазой, расположенной рядом с нашим поселком, и возвратились обратно. Наши зенитки не успели сделать ни одного выстрела. Нефтебаза горела дня три.
Из поселка Красноармейский мы перешли в село Басы, а затем отправились на запад через Хулхуту, Яшкуль, Элисту, Сальск, Ростов. Все это расстояние прошел пешком, а под Ростовом получил автомашину-полуторку, на которой со своими связистами проехал до Германии.
Когда мы стояли еще в поселке Красноармейском, ко мне случайно привязалась незнакомая собачка, которую я назвал Бельчиком. Сопровождала меня повсюду. Я — в наряд, она — со мной и очень мне помогала, особенно ночью. Я в строю — она рядом. Была любимцем нашего взвода. Где-то под Хулхутой во время бомбежки Бельчик был ранен в шею. Мы посадили его на повозку, и там он ехал несколько дней. Потом поправился и опять был всегда рядом. До сих пор помню, как в походе зимой во время короткого сна под открытым небом Калмыкии он согревал меня своим телом. 6 января 1943 года в районе Яшкуля мы попали под обстрел танков и бомбежку. Много полегло там наших солдат. Исчез куда-то и Бельчик.
Затем было форсирование незамерзающего Маныча. Сильные бои были в совхозе «Гигант» на Ставрополье, большие потери от прорвавшихся танков мы понесли в станице Мечетинская Ростовской области. Дон форсировали по льду.
На железнодорожной станции Батайска фашисты оставили много составов с горючим, вооружением, продовольствием. И чтобы все это не досталось нам, немцы ожесточенно бомбили станцию. Самолеты налетали волнами с некоторыми промежутками, и вот в эти промежутки мы подгоняли машины и, быстро погрузив, что необходимо (я возил бочки с бензином), мчались выгружать в безопасное место.
Летом 1943 года мы стояли в обороне на реке Миус. Это граница между Ростовской областью и Донбассом. Были под прямой наводкой врага, так как западный берег Миуса, где укрепились немцы, был намного выше нашего восточного. Мы были у них как на ладони. Все необходимое, в том числе и питание, подвозили нам только ночью. Здесь испытали на себе отсутствие соли, вся пища была пресной. Почему был дефицит соли — не знаю. Но хорошо помню, что недостаток соли компенсировали диким луком, который рос вдоль Миуса. Однажды наши войска пытались прорвать оборону немцев на Миусе. Туда были брошены танки и кавалерийский корпус Кириченко. Но атака оказалась неудачной. Мы понесли большие потери.
Чуть позже, когда наши войска все же форсировали Миус, я лазил по нашим танкам в поисках аккумулятора для своей машины и видел тела сгоревших танкистов. Это страшное зрелище.
В это же время пришлось увидеть воздушный бой будущего легендарного летчика Покрышкина с тремя немецкими истребителями. Двоих он сбил, а третий позорно бежал. Донбасс был освобожден сравнительно быстро. Запомнились бои под Саур-Могилой.
Когда шли по Донбассу, то нашему старшине роты Милюте Александру Поликарповичу посчастливилось заскочить в родной дом в городе Славянске (тогда Сталинской области). Все его родные оказались живы.
А чуть раньше в Ростове мой напарник-шофер Аксенов Алексей Иванович успел заехать в свою квартиру, где оставалась его жена. Но ее он не застал, так как она, со слов соседей, была вывезена в Германию. Вернулся удрученный, расстроенный.
На Днепре наша 52-я бригада была соединена со 159-й стрелковой бригадой, в результате чего появилась 127-я стрелковая дивизия, которая сразу же после этого была переброшена под Киев, где немцы перешли в контрнаступление.
Были освобождены Киев, Житомир, Проскуров. В это время зимой 1944 года мы проходили мимо родины моего отца, о которой он мне много рассказывал. Я сумел заехать в его родное село Радковцы и встретиться с его дальними родственниками.
Украина для водителей автотранспорта запомнилась бездорожьем, трудно преодолимым черноземом, похожим на мазут. Там 9 января 1944 года я получил первое ранение в результате минометного обстрела. От тяжелых последствий меня спас полушубок, в нем застряли несколько осколков. Легкие раны на спине обработали зеленкой, наложили пластырь. Я выпросил, чтобы меня не отправляли в санбат, потому что в данном случае я был бы направлен на лечение в тыл, а за это время моя часть ушла бы далеко вперед, и после выздоровления я был бы направлен в другую часть.
Также осталось в памяти гостеприимство украинского народа. С нами они делились последним, готовы были помочь всем чем могут.
Потом были Карпаты. Это высокий лес. Узкие с крутым подъемом и спуском дороги. И постоянные дожди, изморозь. Блиндаж там не выроешь — камень. Приходилось строить что-то вроде избы из стволов деревьев. На одной из таких дорог ехали мы небольшой колонной и попали под прицельный огонь немецкой батареи. Впереди меня вдруг остановился ЗИС. Объехать его нельзя, дорога узкая. Колонна встала, а обстрел продолжался. Я выскочил из машины, подбежал к ЗИСу и увидел тяжело раненного шофера. Сел за руль
ЗИСа и, проехав вперед, свернул с дороги, чтобы колонна могла проскочить это страшное место. Вскоре за это был награжден орденом Славы.
Пришлось побывать во Львове. Город не был разрушен. Очень красив в архитектурном отношении. Запомнилось множество костелов.
Затем было освобождение Польши. Запомнились тяжелые бои на Сандомирском плацдарме. В Польше не приходилось бывать в крупных населенных пунктах. Внешне она похожа на Украину: такое же бездорожье, мелкие деревушки из хат, покрытых соломой. Но здесь уже не было радостных встреч и дружелюбия со стороны населения, что отмечалось на Украине. Мы чувствовали к себе какое-то отчуждение.
27 января 1945-го наша часть ступила на немецкую землю. Мы — в Германии. Интересно было увидеть страну, откуда пришла к нам война. И вот как она нас встретила. Привожу выдержки из моего письма, сохранившегося до сего времени, которое я писал тогда родителям в Астрахань: «27 января переехали германскую границу и увидели немецкие села совершенно пустынные, безлюдные. Видно, что жители эвакуировались поспешно. В домах полный порядок, даже кровати остались застеленными. Скотина голодная бродит по селу. Погреба заставлены разными продуктами».
А позже, продвигаясь на запад, мы видели, как жители этих сел возвращались обратно на восток и у каждого на рукаве белая повязка. Вся Германия в белых флагах: на окнах, на домах. Германия сдается. Выдержка из моего письма от 27 января 1945 года: «Сейчас здесь у нас такое горячее время, что письма далеко отстали от нас, и ответить вам нет времени. Наступаем отлично. Фриц бежит без оглядки. Очень много их осталось в лесу, они сами приходят сдаваться. А сколько их лежит убитых на дороге!» Но немецкие войска отчаянно сопротивляются. В основном это пехота, артиллерия. Самолетов почти совсем нет. Полное наше превосходство в воздухе. Приходилось издалека видеть в небе армады тяжелых американских самолетов, бомбящих Германию. Как правило, они шли на большой высоте.
К концу войны машина моя стала барахлить. Ремонтировать некогда, была опасность отстать от наступающих войск. А связь в это время была нужна как никогда. И вот 29 апреля мы вошли в только что взятый город Котбус, сильно разрушенный авиацией. На одной из улиц я увидел брошенный грузовой «Опель блиц». Он был совершенно новый и на ходу. С разрешения командира батальона мы поменяли мою полуторку на «Опель», перегрузили на него всю аппаратуру связистов и двинулись на Берлин. А на полуторку сел один из солдат, умевших водить машину.
Через несколько дней с этим «Опелем» произошел такой случай. Днем вдвоем с командиром роты связи мы ехали в западном направлении. Дорога была хорошая, и я держал приличную скорость. Вдруг мы услышали взрыв в кузове и увидели впереди машины разрывы небольших снарядов, и в это же время на бреющем полете над нами пролетел советский истребитель. Дав очередь из пушки по нашей машине, он взмыл вверх. «Опель» имел характерные черты фашистской военной машины: кузов покрыт брезентом и вся машина окрашена в защитный цвет, присущий всей немецкой технике. Безусловно, летчик увидел быстро движущуюся на запад немецкую машину, дал по ней очередь из пушки как по машине врага. К счастью, лишь один снаряд разорвался в кузове, а остальные — впереди нашей машины. Мы остановились, залегли в кювете, ожидая второго захода «ястребка». Но этого не случилось. Снаряд угодил в запасное колесо, находившееся у переднего борта кузова, а осколки застряли в спинке сиденья водителя.
В этой связи вспомнилось другое, когда зимой 1944 года в украинском селе меня спас полушубок. Передовая в двухстах метрах, я залез в кузов, стал бить по зубилу, чтобы открыть пробку бензиновой бочки. То ли на этот стук, то ли это было совпадение — немец накрыл нас из миномета. Одна мина разорвалась на коньке дома, около которого впритык стояла машина. Меня сбросило на землю. Я был ранен в ногу. Полушубок был пробит в нескольких местах, защитив мою спину.
После взятия Берлина был приказ: как можно быстрее достичь Праги. Вечером 9 мая мы вошли в столицу Чехословакии.
Когда подъехали к центру Праги, увидели необычную картину. Несколько вооруженных чешских патриотов с автоматами приветствовали нас из окон Пражского университета (университет фашистами был превращен в госпиталь). Затем на наших глазах чешские патриоты из окон университета выбросили несколько раненых немцев. Наши солдаты были возмущены этим и стали палить из автоматов в воздух. В это время неизвестно кем брошенная граната разорвалась рядом с нами. Ее осколок попал и в меня, но, к счастью, угодил в поясной кожаный немецкий ремень, оставив большой синяк на животе.
Радостной встречи наших войск жителями Праги не забыть никогда. Все было искренне, сердечно. В городе цвела сирень. Ею были усыпаны улицы, каждый встречающий старался непосредственно солдату в руки вручить свой букет. Девушки прыгали на подножку машин, целовали запыленных солдат, дарили цветы. Приглашали домой, угощали всем чем могли. Кругом были плакаты «Наздар! Наздар!», то есть «Здравствуйте!».
До 8 июня наша часть стояла в Праге в районе «Инвалидовна», а затем ее перевели в город Кладно около 50 км западнее. 7 октября 1945 года переехали в город Усти-на-Лабе. Это на западной границе Чехословакии. Там мы были помещены уже в казармы.
В это время шла активная демобилизация. Стала ощущаться нехватка шоферов. В связи с этим 27 октября мне предложили перейти на службу к командиру нашей 127-й дивизии генерал-майору, Герою Советского Союза Колобову Леониду Александровичу. В связи с принятием решения о выводе Советских войск из Чехословакии 18 ноября 1945 года дивизия передислоцировалась в Австрию.
Остановились вблизи Вены в небольшом австрийском городке, где было четыре авиазавода, но все они были уничтожены авиацией. Обстановка совершенно другая. Отношение к нам натянутое, в контакт стараются не вступать, делают вид, что не замечают нас. Разницы между Германией и Австрией никакой.
В ноябре 1946 года наша часть из Австрии переехала на Украину в город Славуту Каменец-Подольской (ныне — Хмельницкой) области. Вскоре, в декабре 1946 года, в связи с сокращением штата шоферов у генерала меня перевели в батальон связи, на свою машину «Опель», на которой я закончил военную службу 7 марта 1947 года.
Вернувшись в Астрахань, немного поработал шофером, а затем поступил на учебу в автодорожный техникум. После первого курса по направлению Сталинского райкома КПСС был направлен на работу в органы госбезопасности. Сначала окончил Ленинградскую спецшколу, а затем до октября 1976 года работал в УКГБ по Астраханской области». Источник: Газета Советская Адыгея
Ссылки по теме:
Читайте также:
«СА» публикует воспоминания последнего участника Парада Победы из Адыгеи
Ачмизов Айдамир Ахмедович
Двести дней и ночей. Ко Дню разгрома советскими войсками немецко-фашистских войск в Сталинградской битве
Султан Асламбекович Сосналиев
Глава Адыгеи посетил ветерана Великой Отечественной войны и жителя блокадного Ленинграда