Теория родства абхазо-адыгского народа и испанских басков.

Вариант В. И. Марковина кажется для Ш. Д. Инал-ипа маловероятным в связи с тем, что в таком случае встают на повестку дня много других вопросов, которые требуют своего разрешения.

Один из них - почему другие культурные достижения этого народа не заимствованы?

Закономерный вопрос. Но этому вопросу можно противопоставить другой: почему, собственно, надо считать, что они не оставили других культурных традиций и полностью ассимилировались?

Видимо, все же оставили. Иначе, как объяснить сходство или близость языков (по В. Чирикба) абхазо-адыгов и басков по прошествии нескольких тысячелетий?

Ведь этот этнический признак предполагает, прежде всего, рождение народа с определенным единым праязыком на одной территории, из которого потом сформировались самостоятельные языки родственных народов.

При этом надо ещё учесть, что в настоящее время басков только в Испании насчитывается около одного млн. Более 130 тыс. чел. живут на юге Франции и 250 тыс. чел. эмигрировали в южную Америку в XVII - XIX вв.

Кроме того, историческая наука располагает данными о довольно близких культурных чертах басков и абхазо-адыгов.

О многом говорит и тождественность этнонима "баски" с самоназванием абазин античной эпохи "а-баски", где "а" является аффиксом к корневому элементу "баск", а окончание "и" - знаком множественности.

Все это не какие-нибудь случайные совпадения, а вполне объяснимые явления, имеющие один корень происхождения, о чем в свое время говорил Н. Марр.

Однако Л. И. Лавров в 1954 г. в своей статье о происхождении народов Северо-Западного Кавказа необоснованно отверг объяснение Н. Марра про родство абасков и басков, заявив что Марр «не создал стройной этногонической теории..., находим у него хаотическую смесь слабо аргументированных и часто противоречивых высказываний».

Л. И.Лавров объявил работы Марра по этой теме антинаучными построениями. В то же время он, Л. И. Лавров, видел верный ответ на эти вопросы в гениальных трудах «товарища Сталина по вопросам языкознания».

Теперь-то, благодаря работе В. Чирикба, стало ясно «кто из них был прав, а кто - виноват».

Вместе с тем, по этим фактам лингвистического и этнокультурного характера делать далеко идущие выводы, на наш взгляд, преждевременно.

Вопрос требует более детального сравнительного изучения всех аспектов языка, истории и культуры абхазо-адыгов и басков Испании, и только тогда можно выстраивать уже не версии и гипотезы, а вполне завершённую теорию о происхождении на Западном Кавказе дольменов.

Пока не будет прояснен до конца данный вопрос, все остальные выводы о происхождении дольменной культуры останутся всего лишь предположениями.

Если в будущем, после детального комплексного изучения языка, истории и культуры абхазо-адыгов и басков Испании, подтвердится их родство, то нужно уточнить и вопрос о том, каким путем дольменная культура попала на Западный Кавказ.

Из Пиренейского полуострова морским путем напрямую через Босфор или из Пиренеи морским путем в Палестину, затем в Сирию и бассейн р. Кызыл-Ырмак к малоазийскому берегу Черного моря, а уже отсюда на Западный Кавказ морским и сухим путем, или все это происходило наоборот (баски ушли с этой культурой в Пиренеи?).

Последний вариант выглядит более правдоподобным, ибо отрицать нахождение предков абхазо-адыгов в Северной Месопотамии и на востоке Малой Азии невозможно ввиду наличия большого количества фактов, говорящих об их присутствии здесь перед неоднократными исходами на Западный Кавказ.

С другой стороны, в последнем мы убеждены хотя бы потому, что бронзовая культура попала на Пиренеи гораздо позже, чем это имело место на Западном Кавказе, не говоря уже о Месопотамии и Малой Азии.

А что можно было сделать из камня без бронзовых инструментов?

Наша версия учитывает и объединяет оба варианта (малоазийский и пиренейский), предложенные Ш. Д. Инал-ипа и В. И. Марковиным, и потому ошибочным можно считать несогласие второго с малоазийской теорией первого.

Как уже отмечалось выше, дольменная культура, характерная для абхазо-адыгских племен, живших в горно-лесной зоне по обоим склонам Главного Кавказского хребта и по Черноморскому побережью Кавказа, сопровождала весь бронзовый век от его зарождения и до начала железного века.

В то же время майкопская культура во II тыс. до н.э. перерастает в северокавказскую бронзовую, и она больше характерна для племен, живших на равнине и в предгорных районах Северного Кавказа.