Ф.А. Озова: МУХАДЖИРСТВО В ИСТОРИЧЕСКОМ ПАМЯТИ ЧЕРКЕСОВ

Фольклор хранит этническую информацию на уровне темы, идеи, стиля. В отдельных случаях он выступает и как структурный элемент этнической информации. Важнейшей частью фольклора черкесов, истоки которого прослеживаются с мифо-эпических времен, являются историко-героические песни. Они наиболее полно и верно отражают отличительные свойства народного характера и имеют значение исторического документа1. Именно благодаря историческим песням в Черкесии на протяжении веков сохранялся огромный пласт исторической информации. Фольклорно-эпическая традиция продолжает и поныне оставаться важным этноконсолидирующим фактором черкесской нации.

Известно, что у черкесов были профессиональные барды -geguako/джэгуакIуэ (черк.). Они занимали в обществе уникальное место, пользовались не только всеобщим уважением, но и обладали статусом неприкосновенности2. Подобно кельтским друидам geguako выступали хранителями легенд, обычаев, истории и законов народа3. Сохраняя через песенную традицию историю народа, они создавали новые произведения о важных событиях и героях. Знание исторических песен являлось для каждого дворянина непременной необходимостью4. В период Кавказской войны, когда институт geguako практически был уничтожен, многие песни стали слагаться обычными людьми, пытавшимися через творчество выразить свою боль от переживаемых драматических событий.

Не могло не отразиться в песнях народа такое событие в его истории как мухаджирство* - массовая депортация с исторической родины. Эта тема нашла отражение в одном из видов историко-героических песен черкесов - «гъыбзэ»5. По определению А.-Г. Кешева гъыбзэ - скорбная песнь-воспоминание о каком либо бедствии, постигшем весь народ, часть его или отдельного человека6. В переводе на русский язык слово «гъыбзэ» обнаруживает вариативность толкования: язык плача, плачевная песнь, песнь-плач. Песни-плачи появились в народном творчестве в XV в. Скорее всего, они были связаны с османской экспансией в Черкесию, оккупацией части ее причерноморских территорий в последней четверти указанного столетия7. Черкесский историк-этнограф XIX в. Хан-Гирей писал, что «...плачевные песни имеют собственный характер, отличаясь вообще таким печальным напевом, так что, слушая их, невольно чувствуешь какую-то тоску и сильное соболезнование к людям, которых не знаешь»8.

Существует огромное количество документов, раскрывающих трагедию мухаджирства. Но историко-героические песни 1860-1900-х гг. незаменимы при воссоздании духа эпохи, внутреннего мира человека того времени, его мировосприятия. Песни доносят до нас живое дыхание времени, позволяют увидеть события тех далеких лет как бы изнутри, глазами жертв беспрецедентной трагедии мухаджирства.

Одна из песен мухаджиров была издана впервые в 1896 г. в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа» (СМОМПК). Она была записана в г. Зугдиди Кутаисской губернии со слов старика-армянина Меликома Петросова Кели-киана, долгое время (1840-1864 гг.) жившего среди черкесов9.

В силу известных идеологических причин тема Кавказской войны и ее трагические последствия в советский период замал-
* Термин «мухаджирство» (араб. «мухьэджыр» - переселенец, эмигрант), употребляемый в советской и российской историографии, по своей семантике не вполне отвечает вкладываемому в него понятию, так как имеет смысловой оттенок добровольности переселения или эмиграции. Наиболее соответствующий термин - «тахьджыр» - выселение, вынужденное переселение [Алиев Б.Р. Северокавказская диаспора. История и современность (вторая половина XIX-XX вв.). Махачкала, 2001. С. 4]. Полагаем, что он правомерно будет востребован в будущем универсальном исследовании, которого ждет трагедия черкесов. Мы же, следуя традиции, придерживаемся термина «мухаджирство».

чивались и не были официально представлены практически нигде. Это, в первую очередь, касалось исторических фактов и исследований по ним. Многие же старые песни хранились устно в народе. Впрочем, насколько нам известно, было одно исключение из этого правила в 60-е гг. прошлого века. Тогда на радио Карачаево-Черкесской автономной области было записано несколько куплетов одной из самых мощных по эмоциональной силе воздействия на слушателей исторических песен о черкесском исходе в Османскую империю - «Дорога в Стамбул» в исполнении народного певца Рамазана Даурова (1962 г.)10. С тех пор она стала исполняться на радио, затем - на телевидении, а также - концертах не только в Карачаево-Черкесии, но и в Адыгее и Кабардино-Балкарии.

В 1967 г. в г. Нальчике в ходе фольклорной экспедиции З.П. Кардангушев записал гъыбзэ «Сетования уезжающих в Стамбул». Она была посвящена последней массовой эмиграции кабардинцев в Турцию во главе с Таусултаном Анзоровым (19051906). Впервые была опубликована в 1990 г.11

Фольклорно-этнографические экспедиции в Турцию в последние годы дали возможность собрать уникальные тексты и вернуть черкесам Кавказа, как множество старых песен, так и новые варианты бытовавших здесь текстов. Историко-героические песни-плачи о Кавказской войне и об изгнании составляли большую часть зафиксированных текстов. Эти экспедиции показали: фольклор диаспоры - это живой организм, пока еще менее чем в черкесской метрополии подверженный инокультурному влиянию. Фольклорные тексты, бытующие у старшего и среднего поколения, представляют собой первичный пласт, усвоенный по традиционной модели устной передачи - от старших - младшим, по трансляционным каналам типа хьэщ1эщ (гостевая), джэгу (игрище), жэщ дэс (обряд проведывания больного), щ1ыхьэху (обряд взаимопомощи соседей)12.

Необходимо отметить высокий уровень аутентичности сохранившихся текстов. Это связано, прежде всего, с особенностями черкесского языка. Как отмечал писатель XIX в. А.-Г. Кешев, краткая выразительность стиха песен была обусловлена духом черкесского языка. Стих состоял большей частью из 2-3 слов и как бы отлит наподобие изречения, пословицы, что способствовало его быстрому и прочному запоминанию. Благодаря широко применявшимся в черкесской народной поэзии приемам, таким как аллитерация и тоническое стихосложение (предыдущая рифма находится в созвучии с последующей), тексты песен достаточно точно сохранились в тех размерах и в тех словах, как были сложены изначально13.

На сегодняшний день опубликовано более десятка песен о трагедии депортации черкесов с Кавказа, среди них - «Песня о выселении горцев в 1864 г.», «Дорога в Стамбул» (несколько вариантов), «Песня адыгов, покидающих Родину» (2 варианта); «Покидаем Родину»; «Гыбза (гъыбзэ) мухаджиров»; «Хажрет-ская песня о переселившихся в Турцию», «Сетования уезжающих в Стамбул»; «Адыгский стяг»; «Исход в Стамбул»; «Песня о Карсе»; «Давайте вернемся на родину»14.

В этих песнях отражены ключевые для понимания проблемы мухаджирства темы. Интересно, что черкесский фольклор указывал, что сама идея выселения черкесов с Родины за море возникла в России, олицетворением которой в песне выступают солдат, казак. В песне «Приход русских» говорится: «среди мусульман ты забросил мысль о переселении за море»15.

Один из доминирующих образов - это образ утрачиваемой родины. В песне «Исход в Стамбул» поется:

Наши корни, харайда,

К Кавказу великому восходили.
Здесь же:

По лучшей из земель, си уарайда,

Наши адыги ходили.

В песне «Адыгский стяг» отразился образ единой родины:

Нашу родину единую, о горе,

Оставив за спиной,

О, едем, едем,

В Стамбул переселяемся16.

Символами единой родины предстают в этой песне черкесский стяг и национальный костюм:

О, адыгский костюм, о горе,

Золотом осыпан,

Эта рассыпавшаяся родина

Нам сердце разбила О, едем, едем.

В Стамбул уезжаем, о горе17.

«Песня адыгов, покидающих родину» представляет уже другой образ родины - родина превратилась в пустыню.

Ор', давайте же жить, кому пустыня жильем... Давайте же воевать, у кого воевать в обычае18!

Удивительно, что образ Черкесии как пустыни и самоотверженный героизм ее защитников нашли отклик в военных мемуарах многих русских офицеров и солдат, воевавших в 1860-е гг. на Кавказе19. Так, один из очевидцев писал: «.Западный Кавказ был обращен в безмолвную дикую пустыню. Теперь, когда умолкли шум и азарт отчаянной борьбы, когда наша власть на Кавказе вполне упрочена, мы можем спокойно отдать дань удивления героизму и беззаветной отваге побежденного врага, честно защищавшего свою родину и свою свободу до полного истощения сил»20.

Другая проблема, которая нашла свое отражение в этих песнях - причины выселения. Вот как это проступает в сборнике «Адыгские песни времен Кавказской войны». «Гыбза мухаджи-ров» определяет несколько причин исхода. В первую очередь -это военная экспансия царских войск:

Великие князья российские на Кавказ зарятся, Мужеством это считая, войной на нас идут.

Какое несчастье - исход за море,

Несчастье, выпавшее на нас, душу нам гложет Тех, кто нам это устроил, - сотня миллионов.

Тех, кому устроили, - одной горсти нет21.

В фольклоре зафиксировалось, что трагедия народа была вызвана военно-колониальной политикой царизма, сопровождавшейся истреблением селений, аннексией земель, уничтожением системы жизнеобеспечения народа (угон скота, вытравливание полей, уничтожение запасов продовольствия и фуража, приведение в негодность источников воды, экономическая блокада), насильственным выселением из обжитых веками земель. Тема насилия звучит в этих песнях рефреном. Как писал Л.Г. Лопатинский, анализируя черкесские исторические песни, «главным образом черкеса побуждает взяться за оружие стеснение в пользовании землею - отнятие у черкесов не только плоскости, но и горной полосы»22.

, где мы жили, харайда,

Изгоняют нас силой.. .23 С родины, о горе, увозят нас, кровавые слезы проливающих.24
Или:

Ор, в день, когда казаки поганые у нас отбирают Землю, которую мы всю жизнь обживали,

И лошадей, которых мы всю жизнь разводили,

С газаватом давайте погибнем25!

Или:

Русские нас притеснили:

Душ пятьсот погибло!

Евдокимов генерал Нас бедных нас окружил!

Абадзехи возвратились (пришли),

Русским глаза вытравили (наперекор).

Подобной битвы никогда я не видел;

Михаил пришел с войском:

Наше дело в упадок пришло;

Пойдем, пойдем в Стамбул,

Султана Меджида низам26!

Другая причина войны и выселения просматривается в песне «Исход в Стамбул», где порядок, существовавший в черкесском обществе (суды добрые, харайда) противопоставляется завоевательной политике царизма.

Те, кто обычаи устанавливает, харайда,

На три стороны расселяются,

Жерди гнутые, харайда,

На границах наших земель втыкают.

Когда выступали против них, харайда,

Всему краю угроза возникла27.

В отдельных песнях («Покидаем Родину»; «Гыбза (гъыбзэ) мухаджиров»; «Сетования уезжающих в Стамбул») в лице неких Андзорова, Пшиунова Кази, Машуко Гузера, «Хаюовых хаджи старого» показана та неприглядная роль, которую сыграли некоторые черкесские феодалы и «священнослужители» в депортации народа.

Мужчины, продажные 1среди нас I - какие ненасытные,

Со скотскими рылами, продают наши земли.

Припев

Недоученные муллы наши проповеди ложные читают,

Твердя, что для нас стараются, вред нам приносят.

Припев

Лицемеры наши, о горе, строят из себя святош,

Прикрываясь Божьим именем, вконец нас разоряют28.

Как известно, выселение черкесов в Османскую империю осуществлялось только морским путем из портов: Тамань, Анапа, Константиновский, Новороссийск, Туапсе, Сочи, Адлер, Хоста. В опубликованных по этой теме исследованиях число изгнанников колеблется от 500 000 до 2 750 000. Депортация с первых же дней сопровождалась массовой гибелью людей. Число погибших в ходе переселения составило порядка полумиллиона че-ловек29. Морская дорога с Кавказа в порты Османской империи, полная чрезвычайных лишений, занимала в лучшем случае (на пароходе) 3-4 дня30. В фольклоре она стала синонимом величайшего несчастья, горя. Чаще всего к ней применялся эпитет «про-клятая»31. Те, кто отправлялся в нее, уже оплакивались на родине.

Наши отцы-матери старые (уа) нас живых оплакивают.

Нас, себя оплакивающих, с родины увозят.

На родине, что мы покидаем, люди нас оплакивают (жи),

Рыдающих, нас к кораблю подвозят32.

Можно сказать, что изгнание с родины было для черкеса смерти подобно, т.к. согласно морально-правовому кодексу Адыгэ Хабзэ, по которому Черкесия жила долгие века, остракизм применялся к правонарушителям, достойным смертной казни33. Писатель, В.И. Немирович-Данченко, основываясь на свидетельствах очевидцев этих событий, отмечал: «Жить вдали от родины казалось горцам хуже самой смерти. Когда, во время
последующих выселении, горцы сходились к устьям рек, то в их нестройных, обезумевших от горя, молчаливых толпах почти вовсе не было женщин и детей. Оказалось, что во время этого истребительно-поступательного шествия русских войск развернутым фронтом они вымерли от лишений и суровых зим, проведенных под метелями в лесу и на голых скалах. Умирали от голода, замерзали, сходили с ума толпами. Находили сотни совершенно одичавших людей»34. Генерал Р.А. Фадеев в своих «Письмах с Кавказа» отмечал, что генерал Евдокимов сказал как-то ему: «Я писал графу Сумарокову, для чего он упоминает в каждом донесении о замерзших телах, покрывающих дороги? Разве Великий князь и я этого не знаем?»35. Чрезвычайным трагизмом полны описания морского пути в песне «Гыбза мухаджиров».

Наши доски с мертвецами, к спинам привязанные,

Отобрать грозя, нас стращают.

Волны суровые бьются о брюхо корабля,

Погибшие рыбы бьются по бокам 36.

«Наши доски...» - этот образ был рожден реалиями и был связан с традицией никогда не оставлять тела своих соотечественников без погребения. Известно, что даже с поля брани, рискуя жизнью, черкесы забирали тела погибших37. Во время плавания изгнанники не хотели бросать в море тела умерших, как того требовали перевозчики. «Чтобы трупы не были выброшены насильно, некоторые привязывали их себе на спину. А, в крайнем случае, укрепляли на доске, чтобы тело не утонуло, и спускали на воду, надеясь, что когда-нибудь его прибьет к берегу и кто-нибудь похоронит его в земле»38. До сих пор многие из черкесов не едят рыбу, выловленную в Черном море.

Другой образ, нашедший отражение в этих песнях - это образ чужбины - «страны несчастья». Она неприветлива, ее символы - холодная зима, свист ветра, бесплодные земли, на которые были поселены черкесы после ада в лагерях беженцев. Историк Н. Бэрзэдж пишет: «Земли Чаршамбы, Бафры, Чукурова ныне считаются самыми плодородными в Анатолии. Покоящиеся в этой земле останки погибших черкесов - страшное свидетельство непомерной цены этого плодородия...»39.

Многое на чужбине было трагично, непривычно. Однако черкесы понимают, что они здесь только лишь вынужденные переселенцы - «Мы ведь мухажиры»40. Больше всего их, даже в эти трагические дни, беспокоит внутреннее состояние их этнической общности. На родине они боролись, исповедуя, что честь дороже жизни, на чужбине они остерегаются потерять нравственные устои, веками питавшиеся канонами Адыгэ Хабзэ.

О, не ведающие этикета,

народ разлагают41.

«Хажретская песня о переселившихся в Турцию» предостерегала соотечественников от выселения с Кавказа, указывая на страдания и невзгоды уехавших42.

Трагизм в этих песнях подчеркивается некоторыми скупыми штрихами, которые говорят о том, что в жизни черкесов-изгнан-ников не осталось места для простых человеческих радостей.

А, мое ружье грозное, о горе,

В грудь мою попадает.

Ту, что в сердце мое запала,

На родине милой оставив,

О, едем, едем,

В Стамбул уезжаем, о горе43.

Однако, несмотря на, казалось, безысходность положения, магистральной нитью через эти фольклорные тексты проходит идея о воссоединении народа.

Адыгский стяг, о горе,

На ветру развевается,

Самим Аллахом великим

Пусть нас, воссоединит...

(«Адыгский стяг»)

Аллах единый да принесет нас друг к другу.

(«Покидаем родину»)44

Песня «Давайте вернемся на родину» призывает:

На нашу адыгскую родину давайте возвратимся,

На нашу адыгскую родину давайте возвратимся.

Наши сердца, наши души мы тебе жертвуем,

Наши сердца, наши души мы тебе жертвуем45.

Таким образом, можно заключить, что в фольклоре черкесов тема мухаджирства занимает значительное место. Вызывает интерес то, что народ, переживая эту трагедию, указал на многие причины, приведшие его к изгнанию из Отечества. Первое место в этом ряду занимают военно-колониальные методы завоевания Черкесии, которые были трансформированы в ходе последних лет войны в крупномасштабную политику целенаправленного насильственного изгнания с родных земель всего, в том числе и гражданского, населения Западной Черкесии; в чрезмерные требования к побежденной стороне.