Между черкесами, которые сами пользуются неограниченною личною свободою, существовало рабство въ полномъ смыслѣ этого слова. Всякій свободный черкесъ могъ имѣть столько рабовъ, сколько позволяли ему средства, и продавать ихъ кому и какъ хотѣлъ. Дворянинъ же, а тѣмъ болѣе князь, не могли даже обойтись безъ рабовъ, потому-что личный трудъ для нихъ почитался постыднымъ {Когда Торнау самымъ вѣроломнымъ образомъ былъ взятъ въ плѣнъ, то гнусный владѣлецъ его Асланъ-бекъ Тамбіевъ, кабардинскій уздень чистой крови, прежде всего спросилъ его: дворянинъ ли онъ по рожденію, или только по чину? Получивъ въ отвѣтъ, что онъ природный дворянинъ, Тамбіевъ объявилъ, что въ такомъ случаѣ нельзя заставлять его работать. Но тѣмъ не менѣе онъ приковалъ несчастнаго Торнау къ стѣнѣ и окружилъ его всѣми возможными стѣсненіями. Это, по понятію истаго черкеса, не нарушало преимуществъ прирожденнаго дворянина.}. Рабы пріобрѣтались или покупкою, или захватомъ въ плѣнъ, и употреблялись для всѣхъ тяжелыхъ работъ. Если они не знали какого-либо ремесла, полезнаго для владѣльца, то, участь ихъ была самая жалкая. Въ особенности подвергались всѣмъ возможнымъ угнетеніямъ русскіе плѣнные, если только не имѣлось въ виду получить за нихъ значительнаго выкупа. Дѣти, рожденныя отъ рабовъ, оставались въ томъ же состояніи, но съ ними обращались человѣколюбивѣе, такъ же какъ и со стариками, на основаніи вообще уваженія, питаемаго черкесами въ сѣдинамъ. Торговля рабами была самая выгодная для черкесовъ. Ею преимущественно занимались убыхи и производили ее или сами, или посредствомъ турецкихъ агентовъ, пріѣзжавшихъ нарочно для того изъ Константинополя и конечно получавшихъ огромные барыши {Вотъ мѣстныя цѣны этому живому товару на наши деньги, по указанію Лавинскаго: обыкновенный мальчикъ стоилъ около 100 p. cep.; отличающійся особою красотою отъ 300 до 500 p.; взрослый мужчина, годный для военной службы — 200 р. На женщинъ не было постоянныхъ цѣнъ: за нихъ платилось по градусамъ ихъ красоты; 6,000 р. было однакожъ максимумъ. Въ Константинополѣ товаръ этотъ стоилъ вдвое, втрое, а иногда въ десять разъ болѣе противъ показанной цѣны.}. Число рабовъ въ каждомъ изъ черкесскихъ обществъ было различное. По свидѣтельству Лапинскаго, между убыхами рабы составляли почти четвертую часть всего населенія, между абадзехами — десятую, а между тапсугами — едва двадцатую. Дворъ, помѣщавшій нѣсколько домиковъ, въ которыхъ жили не только владѣлецъ съ семействомъ, но и родные его по прямой восходящей и нисходящей линіи, со всѣми рабами, имъ принадлежащими,— составлялъ у черкесовъ административную единицу (юнегъ-домъ, или дворъ). Сто такихъ дворовъ, образующихъ нѣсколько ауловъ, разсѣянныхъ на довольно значительномъ пространствѣ, представляли общину или волость (юнегъ-исъ), которыя управлялись старшинами (тамата), при содѣйствіи муллъ и кадіевъ. Нѣсколько такихъ общинъ, расположенныхъ обыкновенно по теченію какой-либо рѣки, составляли родъ или область, въ которую входило до двадцати и болѣе общинъ. Изъ областей уже образовалось то, что носило названіе народа — абадзеховъ, шапсуговъ, и т. д. Такъ, какъ ни одно важное дѣло не предпринималось у черкесовъ, безъ предварительнаго совѣщанія, то на совѣты посылалось обыкновенно отъ каждой общины по два и болѣе выборныхъ старшинъ (тамата). Въ дѣлахъ же особенной важности, касающихся религіи, ополченія противъ русскихъ, обсужденія предложеній турецкаго правительства и т. п., составлялись общіе федеральные совѣты изъ нарочно избранныхъ для того старшинъ отъ каждаго народа, извѣстныхъ своею опытностью въ дѣлахъ военныхъ и административныхъ, и пользовавшихся особеннымъ вліяніемъ. Въ этихъ совѣтахъ избирались военные начальники и опредѣлялось, сколько каждая община должна выставить вооруженныхъ воиновъ, пѣшихъ и конныхъ {Черкесы также храбро сражались на конѣ, какъ и пѣшіе, чѣмъ и отличались отъ другихъ горцевъ. Удальство ихъ въ наѣздничествѣ и искусство въ эквилбристскихъ пріемахъ (джигитовкѣ) усвоены нашими казаками вполнѣ.}. Такой, повидимому, простой и приспособленный къ духу и степени развитія народа порядокъ нарушался и колебался въ своемъ основаніи отъ необузданнаго своеволія черкесовъ, отъ внутреннихъ ихъ раздоровъ и безпрерывныхъ кровомщеній. Послѣдній изъ трехъ наибовъ Шамиля, высланныхъ имъ къ черкесамъ для распространенія между ними мюридизма — Мегметъ-Эминъ, бывшій при Шамилѣ секретаремъ и постигшій вполнѣ его политику, видя, что администрація и судъ у нихъ находятся въ большомъ разстройствѣ, старался ввести порядокъ и поэтому началъ учреждать "мехкемэ", или окружные судебные приказы, которые составляли не одни только судьи, но и лица, завѣдывающія полиціею и другими отраслями администраціи. Распоряженія эти однакожъ не нравились привыкшимъ въ своеволію черкесамъ: шапсуги скоро ихъ отвергли, а у абадзеховъ, гдѣ Мегметъ-Эминъ пользовался особымъ вліяніемъ, "мехкенэ" существовали кое-гдѣ, до самаго паденія наиба. Все вышесказанное примѣняется къ черкесамъ вообще, но преимущественно принадлежитъ вольнымъ черкесамъ, сохранющимъ въ чистотѣ національный типъ. Они составляли, какъ выше сказано, четыре отрасли: абадзеховъ, шапсуговъ, натухайцевъ и убыховъ. Но изъ нихъ только абадзехи и шапсуги представляли основу и могущество черкесскаго народа, по чистотѣ типа и по числу населенія: первыхъ считалось приблизительно отъ 140,000 до 160,000 душъ, послѣднихъ отъ 120,000 до 130,000 душъ. Датухайцы, ничѣмъ не отличаясь отъ шапсуговъ, составляли одну съ ними массу, а потому численность ея должна увеличиться по крайней мѣрѣ еще 60,000 душъ натухайцевъ. Что касается до убыховъ, то они представляли самое малочисленное общество, между вольными черкесами, простиравшееся до 25,000 душъ. Но тѣмъ не менѣе убыхи имѣли значительное вліяніе на общія дѣла союза, по большему соціальному своему развитію и по богатству, сравнительно съ другими обществами. Этому они обязаны были близости въ нимъ морского берега, дававшаго имъ возможность имѣть сношенія съ болѣе ихъ образованными народами и производить прибыльную торговлю особенно живымъ товаромъ. По этимъ особенностямъ и по говору, который отличается отъ прочихъ нарѣчіи языка "адиге", нѣкоторые считаютъ ихъ за народъ особаго происхожденія. Такого мнѣнія держится, между прочимъ, Люлье, считая убытокъ отдѣльнымъ народомъ, имѣющимъ особенный языкъ, который, по его же словамъ, составляетъ только принадлежность простого народа и то жителей горныхъ ущелій; дворяне же и обитатели морского берега всѣ говорятъ адигскимъ языкомъ, удобно понимая притомъ и сосѣдственный абхазскій говоръ. Гильденштетъ, Лапинскій, Бель, Боденштедтъ и Торнау утверждаютъ, что убыхи составляютъ съ прочими черкесами одинъ народъ. Послѣдній изъ нихъ присовокупляетъ къ тому, что, можетъ быть, они составились изъ черкесовъ, абхазовъ и европейцевъ, выброшенныхъ, какъ говоритъ преданіе, на черкесскій берегъ, во время перваго крестоваго похода. Все это указываетъ на то, что убыхи — народъ смѣшанный, въ основѣ котораго однакоже остался адигскій элементъ преобладающимъ. Къ этой основѣ удобно могъ присовокупиться элементъ ближайшихъ убыхамъ сосѣдей — джикетовъ, отрасли абхазовъ, съ которыми они находились въ самыхъ тѣсныхъ сношеніяхъ. Можетъ быть, въ составъ смѣшаннаго народа вошелъ и европейскій элементъ, тѣмъ ли путемъ, какъ свидѣтельствуетъ преданіе, или, вѣрнѣе, посредствомъ вліянія оставшихся отъ прежняго поселенія грековъ, имѣвшихъ, какъ извѣстно, свои колоніи по восточному берегу Чернаго моря и преимущественно на территоріи, которую занимали убыхи и сосѣдніе съ ними абхазы, какъ въ своемъ мѣстѣ будетъ разъяснено. Ближайшее знакомство съ убыхами, при переселеніи ихъ въ Турцію, показало, что они свободно объясняются съ прочими черкесами и легко усвоиваютъ ихъ нарѣчіе {Академикъ Шифнеръ въ разборѣ сочиненія барона Услара: "Этнографія Кавказа: абхазскій и чеченскій языки", представленнаго къ соисканію Демидовской преміи, упоминаетъ мимоходомъ, что Усларъ занимался и языкомъ убыховъ, но, къ сожалѣнію, намъ неизвѣстны результаты его трудовъ.}; а потому они очевидно сохранили общій съ ними типъ и должны составлять одинъ съ ними народъ.
/Ковалевский Евграф Петрович "Очерки этнографии Кавказа" Народы Западного Кавказа. Черкесы/
