Дарико Схаляхо: Место Тембота Керашева в кросс-культурном пространстве духовной культуры адыгов

«В переломные эпохи наиболее востребованными становятся личности, – пишет Н. Шиков, – несущие в себе талант, который позволяет им быть не просто свидетелями, а активными деятелями или же деятелями и летописцами, беспристрастно анализирующими исторические события... Одной из таких талантливых личностей в Адыгее в прошлом столетии стал Тембот Магометович Керашев. Ему было суждено стать «летописцем» эпохи и в удивительно ярких художественных произведениях, наполненных психологическим драматизмом и эмоциональностью, воссоздать картины противоречивого становления новой жизни в адыгейском ауле с 20-х и вплоть до 80-х годов ХХ века. Первопроходец в тяжелейшем процессе художественного осмысления происходящих на его глазах больших событий, стал основоположником адыгейской литературы» [1]. Не замыкаясь на своём писательском творчестве, он всегда был в гуще событий, словом и делом, участвуя, в строительстве новой жизни, был внимательным наставником и старшим товарищем для молодёжи.

Поразительно многогранен был круг забот и интересов неутомимого труженика литературы. С его именем связаны первый перевод с русского на адыгейский язык произведений Д. Фурманова [2] и Н. Островского [3], рождение первого номера национальной газеты «Адыгэ макъ» («Голос адыга»), организация фольклорной экспедиции для записи устно-поэтического народного творчества и подготовка первого сборника адыгейских сказок с Ибрагимом Цеем.

Тембот Керашев – участник колхозного строительства в качестве уполномоченного обкома ВКП (б) и журналиста. Его очерки о коллективизации в Адыгее – «Адыгея – первая национальная» [4], «Адыгея перед боевыми задачами»[5] – вошли в историю национальной журналистики. Тембот Керашев работал и в рядах ликвидаторов неграмотности. Результатом его частых командировок в адыгейские аулы с целью налаживания в них дел массового образования является статья «Опыт борьбы Адыгеи за сплошную грамотность» [6].

Особенность керашевской публицистики состояла в том, что она была живой, конкретной, отвечающей на запросы дня. В ней уже тогда проявляло себя художественное начало. Именно переплетение документального и вымышленного и образует художественную особенность публицистики писателя, которая придала повествованию большую эмоциональную силу. Последующим поколениям виднейших представителей адыгейской литературы было суждено стать последователями его вдохновенной музы. Литературно художественная публицистика Т. М. Керашева стала, по выражению Е. Шабановой, «головным отрядом, проложившим дорогу в эту область печатного слова очеркам и статьям Д. Костанова, Ю. Тлюстена, М. Паранука, А. Евтыха и других» [7: 24-25].

В эти годы в содружестве с А. Хатковым Т. М. Керашев работает над первыми школьными учебниками и учебными пособиями по литературе на адыгейском языке, переводит наряду с литературной классикой книги и статьи по истории, географии, ботанике и т. д.

Одним из первых вузовских преподавателей из адыгов, Т. М. Керашев готовит в Краснодарском педагогическом институте создателей национальной культуры, в числе которых были и будущие писатели Адыгеи А. Евтых и Д. Костанов. Тогда Т. Керашеву и А. Ашхамафу – первым среди адыгов – было присвоено учёное звание доцента. Через много лет писатель Дмитрий Костанов напишет о том времени: «Вспоминаю весну 1932 года. Молодой доцент Краснодарского пединститута Тембот Керашев читает нам лекции по русской литературе. Он вводит нас в творческую лабораторию Льва Толстого. Увлекая нас, он увлекается сам, размышляя, делится с нами своими открытиями. Уже тогда он был автором первого прозаического произведения адыгейской литературы – рассказа «Арк», писал роман «Штурм», главы которого нам читал» [8: 37].

Одной из главных работ Т. М. Керашева была литературно-организаторская. Он был в числе основателей адыгейской писательской организации, вместе с А. Хатковым занимался подготовкой и проведением первого съезда писателей и ашугов Адыгеи. Разработка принципов национально-художественной критики нашла отражение в докладе, произнесённом Т. М. Керашевым на этом съезде. «Перед нами всеми, – отметил он тогда, – поставлена задача овладения высотами творческого мастерства, чтобы дать произведения, в которых сочетались бы предельная идейно-философская глубина с величием правдивости, простоты и ясности содержания новой эпохи, нового человечества» [9].

Темботом Керашевым были заложены основные жанры, как малых, так и больших эпических повествований: очерка, рассказа, повести, романа. Причём художественный путь Т. М. Керашева отражает общую тенденцию движения литературы того времени от рассказов и очерков к роману. Им написан первый в адыгейской литературе роман на адыгейском языке «Щамбуль», посвящённый периоду коллективизации сельского хозяйства. Дальнейшее отражение проблем колхозной деревни получило в романах «Состязание с мечтой», «Куко», повести «Умной матери дочь».

Большой удачей Т. М. Керашева надо считать его исторические произведения: повести «Дочь шапсугов», «Абрек», «Месть табунщика», социально-психологические рассказы и новеллы «Старый абадзехский охотник», «Бысым», «Слово девушки», «Последний выстрел». Темботу Керашеву принадлежит и первый исторический роман на адыгейском языке «Одинокий всадник». В своих произведениях писатель тянулся к глубокому постижению жизни народа. Родной фольклор и русская классическая литература – вот два животворных источника, питающих творчество Т. М. Керашева, которое мужалось и набирало силы, опираясь как на современную ему действительность, так и на испытания трудового народа в далёком прошлом.

Из русских классиков более всего Т. М. Керашев вдохновлялся музой А. С. Пушкина. И началось у него это созидательное обучение его мастерству с детства. Еще в раннем возрасте, наряду с работами многих классиков русской литературы, Тембот Керашев читал А. С. Пушкина не только как читатель, а как аналитик, стремился глубоко проникнуть в его творческую лабораторию: его интересовал больше всего сюжет, композиция, диалог, пейзаж. Т. М. Керашев творчески воспринял и развил применительно к национальной литературе лучшие традиции пушкинского художественного мастерства: лаконизм, стремительность повествования, остроту и меткость рисунка в обрисовке характеров. Он учился у А. С. Пушкина и энциклопедической широте охвата действительности, точности и глубине изображения общественной жизни, в частности – изображения быта, истории, дружественных и добрососедских взаимоотношений представителей разных народов.

Примечательно, что произведения, в центре которых стоял образ самого автора, являясь важнейшим источником информации о нем, свойственны как творчеству А. С. Пушкина, так и творчеству Т. М. Керашева. Например, подобно тому, как поэтический образ А. С. Пушкина, опиравшийся на реальные факты его биографии, находил развитие и подтверждение в поэме «Кавказский пленник», Т. М. Керашев тоже свою деятельность в качестве уполномоченного представителя ВКП (б) в проведении коллективизации в ауле Лакшукай положил в основу своего романа «Дорога к счастью». Это является подтверждением того, что у А. С. Пушкина и у Т. М. Керашева присутствует момент субъективности, лирического преломления событий через сопоставление с собственной судьбой.

Образ Биболета у Т. М. Керашева является таким же рупором авторских мыслей и настроений, как герой «Кавказского пленника» у А. С. Пушкина. Стремление понять и объяснить происходящее через свой жизненный путь и опыт присуще и роману «Дорога к счастью» и пушкинской романтической поэме. И тут и там глубина художественной обрисовки героев во многом объясняется интеллектуальной и душевной близостью героя и автора, и тут и там образ автора находит свое синтезированное выражение в словесной ткани художественного текста, и тут и там преобладает субъективно-биографическое начало. Именно психологическая близость Биболета к Т. М. Керашеву и пленника к А. С. Пушкину дает возможность объяснить образы героев, с одной стороны, с другой – выявить индивидуальную самобытность и богатую духовную одаренность их творцов.

Черта, роднящая А. С. Пушкина и Т. М. Керашева, заключается еще в том, что часто сюжеты керашевских произведений, как и у русского классика, пропускаются через восприятие литературного персонажа–рассказчика обывательского типа. «Во всех его новеллах, – по словам К. Г. Шаззо, – один образ ярко высвечивается – это повествующий о происходящих событиях рассказчик, напоминающий старого искусного сказочника» [10: 65]. Отсюда сказовая манера изложения, принимающая в зависимости от темы ту или иную окраску. Из-за маски рассказчика, однако, выглядывает лицо автора. Именно выбор такого героя-рассказчика, его роль в композиционно-сюжетной структуре повествования – дает нечто общее в произведениях А. С. Пушкина и Т. М. Керашева.

Наряду с тем, что Т. М. Керашев творчески воспринимал традиции классика, одновременно критически подходил к его творчеству. Например, по поводу образа легендарного черкесского наездника, созданного в «Кавказском пленнике» А. С. Пушкина, он писал: «Великий русский поэт в обобщающем всех горцев Северного Кавказа образе дал с доступной только большому художнику силой внешний образ этой фигуры адыге в прошлом:

Черкес оружием обвешан;
Он им гордится, им утешен:
На нем броня, пищаль, колчан,
Кубанский лук, кинжал, аркан
И шашка, вечная подруга,
Его трудов, его досуга.
Ничто его не тяготит,
Ничто не брякнет: пеший, конный –
Все тот же он; все тот же вид
Непобедимый, непреклонный.

Но ограниченность дворянско-буржуазного мировоззрения лишала даже этого, одного из величайших художников всех времен – Пушкина возможности прозреть глубже внешнего облика этой фигуры. Не мог он проникнуть в сердце народа, вынужденного оставить свой мирный труд и вести смертельную борьбу, вести жизнь, в которой на каждом шагу подстерегала смертельная опасность, не смог подслушать, чем билось это затравленное, изуродованное гнетом веков сердце» [9]. Боль Т. М. Керашева здесь понятна, но очевидно и то, что Александр Пушкин начала 1820-х годов не мог видеть горца по-другому, находясь, в общем, не только для России, но и для всей Европы в русле условно романтического восприятия образов Востока и, в частности, Кавказа.

Естественно, что с Кавказом А. С. Пушкин был знаком только с внешней стороны, как человек иной культуры, а не изнутри, как сам Тембот Керашев. Вместе с тем сила его дарования позволяла ему действительно гениально верно и проницательно, хоть и бегло, изобразить разные стороны жизни горцев, разные психологические типы и т. д. А. С. Пушкин всего лишь рисует внешний портрет черкеса, наполненный характерными для него деталями костюма и атрибутикой, не ставя никаких других целей. Он лишь дает беглую, точную, меткую, яркую характеристику внешнего облика, показывая через это и образ жизни, и психологию, и основные жизненные приоритеты горцев.

Конечно, Т. М. Керашев хорошо понимал, что для художественного отображения исторического прошлого адыгского народа, его национального характера, его менталитета, философии, накопленного тысячелетиями духовного богатства, необходимо было иное поле художественного мышления. Если А. С. Пушкина интересовала в образе черкесского наездника его легендарная, незаурядная сторона, то Т. М. Керашева занимала, по его же собственному признанию, не экзотическая, внешняя сторона героя, а его «философия», его «душа», «душевное богатство». Такая направленность и определила своеобразие творческой манеры Т. М. Керашева в изображении дореволюционной судьбы своего народа.

Т.М. Керашев стремился уйти от одностороннего, романтическо-пушкинского представления об историческом черкесе, отрывающем образ от конкретных исторических обстоятельств. Основная мысль, к которой приводили произведения Т. М. Керашева, сводится к тому, что «это историческое прошлое адыге – походная жизнь, воинственность, бытовая бедность, отчужденность от производительного труда – не были их национальной чертой, это были вынужденные условия жизни» [11: 106]. В своих исторических произведениях он верно заметил и объективно обосновал наиболее характерные национальные типы героев, придав такому исконному качеству их натуры, как смелость и мужество, более отчетливый и национально обусловленный характер. Как верно заметил А. Шортанов, «Тембот Керашев – писатель-мыслитель, тонкий художник, заставляющий думать и страдать не навязчиво, а самым естественным образом и естественными чувствами переноситься в удивительно сложный и многообразный мир горской души» [12]. Эти слова выражают самую суть творчества писателя.

С конца 50-х и начала 60-х годов творчество Тембота Керашева стало объектом специального критического анализа. Появляются монографические исследования, посвящённые проблемному изучению различных сторон писательской индивидуальности адыгского классика. Таковы работы Е. Шабановой «Тембот Керашев» [7], У. М. Панеша «О мастерстве Тембота Керашева» [13], М. Н. Хачемизовой «Художественный мир Тембота Керашева» [14], А. А. Турковой «Малая проза Керашева Т. М. в контексте традиций мировой и отечественной новеллистики и адыгского фольклора» [15] и другие.

По творчеству Тембота Керашева защищены десятки как кандидатских, так и докторских диссертаций. В их числе диссертационные работы У. М. Панеша «О мастерстве Тембота Керашева» (1972), Р. С. Жажиевой «Природа в формировании художественно-творческих и духовно-философских воззрений Тембота Керашева» (2009), М. Д. Блипашаовой «Язык исторических произведений Т. Керашева» (1998), С. А. Хуако «Нравственно-этическая проблематика и художественные искания адыгейской прозы 60-70-х годов (на материале творчества Т. Керашева, А. Евтыха, Х. Ашинова)» (1996) и другие. Примечательно, что каждое поколение этих исследователей привносит новые элементы в осмыслении феномена Тембота Керашева. Художественный мир писателя рассматривается ими в широком историко-литературном контексте, с привлечением всего богатого и многообразного творческого наследия писателя.

Следует отметить, что творчество Тембота Керашева пронизано лирикой, которая делает его близкой музыкальному театру. В частности, в 2002 году Каплан Туко посвятил жизни и творчеству Тембота Керашева вокальный цикл из 11 песен и сюиту для духового оркестра, состоящую из пяти частей. Некоторые названия частей сюиты повторяют названия произведений Тембота Керашева. Вторая часть, например, начинается с вальса «Дочь шапсугов», а заканчивается танцем «Дорога к счастью». Есть в сюите часть под названием «Песня о родном ауле», посвящённая Кошехаблю – родному аулу писателя.

Заслуживает внимания и тот факт, что в 2016 году по мотивам повести Тембота Керашева «Месть табунщика» поставили музыкальный спектакль «Табунщик и гордая девушка» в Камерном музыкальном театре имени А. А. Ханаху. На повесть «Месть табунщика» выбор пал не случайно. Ещё в 1987 году Юнус Сулейманов ставил эту пьесу, но в драматическом ключе. Специально для спектакля музыку тогда написал Умар Тхабисимов. Этот музыкальный материал через почти 30 лет вновь оказался востребованным. Дирижёр Аркадий Хуснияров придал ему новое звучание, выполнив аранжировку для симфонического оркестра, что и позволило спектаклю «Табунщик и гордая девушка» стать, как и прежде украшением репертуара театрального коллектива.

Не раз выходили избранные произведения писателя: двухтомник вышел в Краснодаре в 1964-1965 годах, трёхтомник – в Майкопе на русском языке в 1981-1983 годах и на адыгейском в 1987-1989 годах. В 1997 году на русском языке в Майкопе вышел однотомник избранных произведений Т. М. Керашева. Эти издания явились итогом почти 70-летней литературной деятельности писателя.

Заслуги Тембота Керашева перед народом Республики Адыгея общепризнаны. Ему доверялись многие выборные должности в общественной жизни. На протяжении многих лет он являлся членом обкома КПСС, депутатом областного Совета народных депутатов, был делегатом ХХ съезда партии. Т.М. Керашев удостоен многих наград, которыми отмечались передовые люди страны: орденами Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, медалями. Он – первый лауреат Государственной премии Республики Адыгея (посмертно). И всё это завоёвано трудом, талантом, верностью и преданностью литературному делу, которому он посвятил всю свою жизнь. Всё это достигалось его работоспособностью, целеустремлённостью, организаторскими способностями.

Говоря о Темботе Керашеве, сослуживцы часто вспоминают слова, которые он любил повторять: «У меня столько дел, а времени так мало – надо работать!» Керашев был верен этому принципу, благодаря чему поднял художественную культуру на небывалую доселе высоту. Каждое поколение будет читать его произведения, чтобы оглянуться в прошлое и увидеть лицо своего народа, почувствовать его дух и проникнуться святыми идеалами, воспетыми могучим талантом писателя.

Литература:

1. Шиков Н. Воздать должное. // Советская Адыгея, 2012, 9 февраля.
2. Фурманов Д. Красный десант. Перевод Т. Керашева. – Краснодар: Адыгнациздат, 1934.
3. Островский Н. Как закалялась сталь. Роман в двух частях. Перевод Т. Керашева, А. Хаткова, И. Цея, Ю. Тлюстена, А. Тлябичева. – Краснодар, 1936; Островский Н. Рождённые бурей. Отрывки из романа. Перевод Т. Керашева // Колхозное знамя, 1936, 20-21 ноября.
4. Керашев Т. Адыгея – первая национальная // Революция и горец, 1930. – № 11.
5. Керашев Т. Адыгея перед боевыми задачами // Революция и горец, 1931.
6. Керашев Т. Опыт борьбы Адыгеи за сплошную грамотность // Революция и горец, 1932. – № 2-3.
7. Шабанова Е. Тембот Керашев. Критико-биографический очерк. – Майкоп, 1959. – С. 24-25.
8. Цитирую по книге: Тембот Керашев в портретах, иллюстрациях, документах. – Майкоп, 1980. – С. 37.
9. Керашев Т. Доклад на 1 съезде писателей и ашугов Адыгеи 12 декабря 1936 года // ФМЦ, п. № 226
10. Шаззо К. По зову времени. Заметки о литературе. – Майкоп, 1973. – С. 65.
11. Керашев Т. Искусство адыге // Революция и горец. – Ростов-на-Дону, 1232. – №2-3. – С. 106.
12. Шортанов А. Гордость народная // Кабардино-Балкарская правда, 1977, 17 августа.
13. Панеш У. О мастерстве Тембота Керашева. – Майкоп, 1971.
14. Хачемизова М. Художественный мир Тембота Керашева. – Майкоп, 2005.
15. Туркова А. Малая проза Керашева Тембота Магометовича в контексте традиций мировой и отечественной новеллистики и адыгского фольклора. – Майкоп, 2011.

Вестник науки АРИГИ №11 (35) с. 84-89