Основные вехи жизненного пути Адиль-Гирей Кешева

Абазинец Адиль-Гирей Кешев принадлежит к плеяде видных общественных деятелей, просветителей, педагогов Северного Кавказа XIX в. Его литературное и публицистическое наследие является почвой, которая до сих пор питает творчество северокавказских писателей, поэтов, публицистов.

Художественные произведения и газетные статьи А.-Г. Кешева служат важным источником изучения и осмысления быта и культуры народов региона. Интерес к творчеству абазинского писателя в научной среде проявился практически сразу с появлением рассказов и очерков Адиль-Гирея, взявшего себе псевдоним — Каламбий (в переводе с арабского «Господин пера»). В 1861 г. в одном из столичных литературных журналов был опубликован очерк юного абазинского писателя «На холме», в котором автором был воссоздан внутренний уклад горской общины. В частности Адиль-Гирей Кешев довольно подробно описал статус крестьянского сословия, содержание трудовых будней простого горца и другие аспекты соционормативной культуры коренных народов региона. Обращение к крестьянской проблематике для нарождавшейся северокавказской литературы было довольно ново, поэтому нашло незамедлительный отклик у одного из серьезных и обстоятельных исследователей региона М. И. Венюкова, крайне взвешенно отбиравшего источники к своим публикациям. В 1862 г. ученый подготовил «Очерк пространства между Кубанью и Белой», где есть следующие строки: «Исстари водворенные в крае полевые растения — просо, кукуруза, пшеница, рожь и ячмень. Горцы усердно обрабатывали эти дары Цереры, хотя и не в таком количестве, которое было бы достаточно для продовольствия всего населения круглый год до новых хлебов... скудность посевов служила причиной, что в летние месяцы часть народа вынуждена бывала довольствоваться очень скудной пищей. Поэтический рассказ г-на Каламбия «На холме» знакомит с последствиями этой нерасчетливости горского населения».

Впрочем, и в современных научных и публицистических работах о коренных народах Северо-Западного и Центрального Кавказа (прежде всего абазинах и адыгах) регулярно встречаются точные, реалистичные, весьма тонкие замечания и размышления Кешева о различных аспектах жизнедеятельности горцев.

Литературное творчество и общественная деятельность А.-Г. Кешева рассматриваются исследователями как закономерный этап становления северокавказского просветительства, рожденного в контексте этнокультурного взаимодействия народов региона с представителями Российского государства.

Историческим условием, определившим появление интеллигенции из числа коренного населения Северного Кавказа, является присоединение региона к России. Несмотря на сложность и противоречивость этого процесса, следует признать, что именно вовлечение в орбиту влияния империи коренных этносов Северного Кавказа заложило основы для появления широкой прослойки светской образованной элиты в горском обществе.

Культурной предпосылкой формирования северокавказского просветительства является деятельность передовых представителей творческой, научной, военной интеллигенции России, оказавших активное влияние на народы региона. По мнению М. И. Серовой, в XIX в. на Северном Кавказе шел процесс формирования и трансформации местных этнических сообществ в неразрывной связи с русской культурой. В среде самих горцев возникло понимание определяющей роли России в дальнейшем развитии их этнических сообществ. В исторической науке усилиями кавказоведческой школы В. Б. Виноградова это «понимание» было облечено в научную концепцию российскости. Принцип российскости выразился в двух генеральных направлениях. С одной стороны, формировалась культурная политика России в отношении северокавказских народов. С другой стороны, происходило движение самих горцев в российское социокультурное пространство.

Важным аспектом политики российских властей, затрагивающим духовную сферу северокавказского общества, являлись мероприятия по вовлечению детей горской знати в образовательную систему государства (организация на Северном Кавказе начальных училищ в аулах и городах, роль Ставропольской, Екатеринодарской гимназий и других средних учебных заведений региона, а также университетов империи по просвещению коренных народов региона).

В судьбе абазинца Адиль-Гирея Кешева Ставропольская гимназия, собравшая под свое крыло достойных представителей российского образования, оказала решающее влияние. «Духовным отцом» будущего просветителя стал талантливый педагог Януарий Михайлович Неверов, окончивший с отличием и со степенью кандидата филологических наук факультет словесности Московского университета.

На мировоззрение Я. М. Неверова оказали влияние выдающиеся представители своей эпохи. Еще в детстве, обучаясь в Арзамасском уездном училище, а каникулы проводя в деревне Дивеево Нижегородской области, Януарий познакомился с преподобным старцем Серафимом Саровским, пробудившим в мальчике глубокие религиозные переживания; в юности Неверов обучался в Московском университете вместе с М. Я. Лермонтовым, В. Г. Белинским, Н. В. Станкевичем, И. А. Гончаровым и другими одаренными сверстниками, в кругу которых формировались гуманистические принципы будущего директора Ставропольской гимназии.

В 1850 г. Януарий Михайлович был назначен директором ставропольских училищ. Во вверенной Я. М. Неверову гимназии, ему удалось привить дух человеколюбия, категорически выступив против применения физических наказаний, привлечь и объединить вокруг себя прогрессивно мысливших педагогов. «Януарий Михайлович Неверов, — писал автор книги о Ставропольской гимназии, М. Краснов, — соединял в себе лучшие качества педагога, которые сочетались в нем с нежной отеческой любовью к учащимся гимназии... и высоким эстетическим чувством, которое он стремился поселить в учащемся. Вся заслуга Януария Михайловича состоит в том, что он и как педагог, и как администратор не только умел распознать силы и таланты в учащихся и своих подчиненных, не только содействовал целесообразными мерами их развитию, но и изобретал разнообразные средства к тому, чтобы любовь к труду вверенных его отеческим попечениям лиц никогда не угасала, а более и более расширяла их благообразную деятельность в желаемом направлении».

С особым вниманием и заботой Януарий Михайлович относился к воспитанникам из числа коренных жителей Кавказа, тонко чувствуя потребности формировавшегося российско-северокавказского общества: «горцам следует давать такое образование, которое бы представляло им средство быть полезными гражданами не на воинском, а преимущественно мирном поприще, не выходя из своей среды, т. е. не отдаляясь от своих природных нравов, обычаев, верований». При этом Я. М. Неверов признавал необыкновенную одаренность детей из коренных жителей региона: «... в русской гимназии на 350 учащихся русских и 20 горцев торжество успеха оказывается на стороне меньшинства». Способность учеников из местной кавказской элиты была вполне понятна, ибо в первые годы после открытия горского пансиона при гимназии (1840е гг.), туда поступали самые целеустремленные и талантливые дети горской знати.

В 1850 г. одновременно с приходом в Ставропольскую гимназию Я. М. Неверова, на приготовительное отделение данного учебного заведения поступает Адиль-Гирей Кешев. Именно в стенах гимназии юный абазинец знакомится с достоянием русской культуры, ограняет свое мировоззрение и нравственные принципы, принимает решение связать свою судьбу с Россией. Нельзя сказать, что культурная интеграция в российский социум происходила у Кешева легко. Биография абазинского писателя демонстрирует весьма непросто складывавшиеся отношения с российской бюрократией. Естественно, по мере вживания в общество России у юного горца рождались сомнения в верности избранного пути. В рассказе А.-Г. Кешева «Два месяца в ауле» (опубликован в 1860 г.) главный герой (в портрете которого угадываются автобиографические нотки) после окончания кадетского корпуса с горечью замечает, что образование «легло нерушимой стеной между соотечественниками и мною, сделало меня чужим между своими. На меня смотрели не иначе как на пришельца; даже в родной семье я был скорее гостем, чем необходимым членом... Не получа никакого образования, я жил бы как все черкесы, то есть наслаждался бы вполне счастливым неведением, не заботясь о том, что будет с моими соотечественниками... словом не думал бы ни о чем больше, как о статном коне и красивой винтовке. Все это я сознавал очень хорошо, но отстать от своих привычек, своротить с прямого пути не мог». Очень показательно, что герой рассказа Кешева констатирует невозможность возвращения к прежней жизни, так как его этническая идентичность, впрочем, как и самосознание многих других горцев Северного Кавказа, наряду с этническим, субэтническим уровнем, обрело и надэтнический (суперэтнический) — российский уровень. В жизненных коллизиях, в поступках и мыслях сплелись воедино личные потребности, нужды своего народа, а также покровительство и требования обретаемого Отечества.

Родной средой, где протекало детство Адиль-Гирея до поступления в гимназию, стал аул Кечев. Будущий просветитель родился в семье абазинского князя, поэтому название селения, где он проживал, тождественно его фамилии: на Северном Кавказе было обычным явлением обозначать аулы по родовому имени владельца. Итак, Кечев — истинная абазинская форма фамилии Адиль-Гирея, которая, как правило, употреблялась в дореволюционном делопроизводстве, что находит отражение в архивных фондах. Однако в современной научно-публицистической литературе закрепился адыгский вариант написания фамилии этого абазинского просветителя — Кешев.

Исследовательница Л. Г. Голубева временем рождения Адиль-Гирея Кешева указывала 1840 г., однако, позже Р. Х. Хашхожева уточнила годы жизни просветителя (1837-1872 гг.), ссылаясь на данные послужного списка за 1870 г., в котором Кешев указал свой возраст — 33 года. Родителей будущего просветителя звали Кучук и Сатаней. Кроме сына в семье росла дочь Гошехужь, вышедшая впоследствии замуж за эфендия Каспота Кмузова. На рубеже 40-50-х гг. XIX в. умирает Кучук Кечев, примерно в то же время, когда Адиль-Гирей поступает в Ставропольскую гимназию (1850 г.).

Адиль-Гирей рано лишился отца, что, несомненно, оказало влияние на его личностное и профессиональное становление. Годы спустя, в 1874 г., уже после смерти самого Адиль-Гирея, его мать, Сатаней Кечева, напишет: «Более 20-ти лет тому назад как муж мой Кучук Кечев умер»; однако смерть мужа не помешала княжне: «воспитать сына своего Коллежского асессора Адиль-Гирея Кечева (бывший издатель Терских областных ведомостей) и дать ему такое образование». Чтобы было понятно, почему об образовании Адиль-Гирея его мать говорит с явным одобрением, если не восхищением, забегая вперед, скажу, что кроме курса Ставропольской гимназии абазинский писатель и просветитель обучался более года в Санкт-Петербургском университете, который не смог завершить из-за стечения обстоятельств.

Любопытно, что мальчик-кавказец не владевший русским языком в момент зачисления в гимназию, за годы обучения в ней (1850-1858 гг.) проявил блестящие знания, особенно по гуманитарным предметам. Ежегодно по итогам учебы фамилия Адиль-Гирея отмечалась на похвальной доске среди других лучших учеников. В 1857 г. педагогический совет признал, что Кешев явно оказывает предпочтение литературе «... в ущерб другим отраслям знания... нарушив гармонию своего умственного развития». Побудительную причину этому можно видеть в личной склонности юноши, талантливо развитой учителем русского языка и словесности, литератором, журналистом Федором Васильевичем Юхотниковым, окончившим Московский университет со степенью кандидата наук.

Я. М. Неверов в свое время учредил в память о создании Ставропольской гимназии ежегодные конкурсы сочинений воспитанников. Литературные сочинения готовились гимназистами на протяжении летних каникул, а затем декламировались авторами на торжественном собрании в октябре. Адиль-Гирей Кешев дважды участвовал в данном конкурсе, продемонстрировав «одаренность, способность и усердие в науках».

В 1857 г., будучи учеником 6 класса, Кешев выступил с собственным сочинением по теме: «О характере героев в современных русских повестях и романах». Из просмотренных комиссией сочинений лучшими были признаны работы 5 гимназистов: Егорова, Кешева, Миловидова, Васильева и Приходько. Педагоги гимназии высоко оценили работу Адиль-Гирея: «Совет, взяв в соображение, что воспитанник из Почетных горцев, Адиль-Гирей Кешев, родясь в сфере не только чуждой но и противуположной нашему обществу, нашим стремлениям, интересам, привычке, образу жизни, — умел не только понять, но почти верно оценить значение лучших типов нашей Литературы и показать отношение их к действительной жизни, тем с большею признательностью отдает заслуженную дань хвалы его сочинению, которое написано языком более чистым и правильным, нежели сочинения некоторых Русских воспитанников старшаго седьмого класса. Если мелькает иногда у Адиль Гирея Кешева невполне Русский оборот, за то правильность синтаксическая и грамматическая безукоризненна. Есть описки — но нет ошибок!». Вместе с тем, педагогический совет, признал, что достоинство работы Кешева не может быть названо исключительным на фоне других лучших работ гимназистов. Поэтому всем отличившимся конкурсантам была объявлена «полная признательность», а награда (собрание сочинений Гоголя), оставлена для премирования лучшего участника следующего года. И все же успех абазинского юноши был неожиданным, об этом свидетельствует следующий факт: после подведения итогов конкурса, 1 ноября попечитель Кавказского учебного округа запросил для прочтения сочинение ученика А.- Г. Кешева, написав, что он «с особенным удовольствием узнал... что воспитанник из горцев, Адиль-Гирей Кешев, доказал означенным трудом и любовь к чтению и приобретенную им способность отчетливо и правильно выражать свою мысль».

В следующем 1858 г. из 36 конкурсных сочинений гимназистов были выделены уже 3 работы, авторы которых принадлежали к коренным народам региона. 4 место было присуждено черкесогаю Варлааму Кусикову, 2 место получило сочинение осетина Иналуко Тхостова. Наконец, 1 место занял Адиль-Гирей Кешев за сочинение «Сатира во времена Петра, Екатерины и в наше время». Оценивая конкурсную работу Адиль-Гирея, педагогический совет отметил: «самостоятельность многих выводов, бывших плодом долгого изучения разбираемых автором и описываемой ими эпохи...». За свою конкурсную работу Кешев был награжден полным собранием сочинений Н. В. Гоголя.

Победа на гимназическом конкурсе ученика из абазин вызвала отклик в педагогической и общественной жизни региона и столицы. В своей статье «Нечто о горцах, учащихся в Ставропольской гимназии», опубликованной в газете «Кавказ» (за декабрь 1858 г.), учитель словесности и русского языка Ф. В. Юхотников описал успех Кешева и Тхостова. Однако в ответ на данную газетную заметку в «Отечественных записках» безымянный автор выразил сомнение в самостоятельности работ горцев. Директор Ставропольской гимназии Я. М. Неверов, желая отстоять своих воспитанников, отсылает сочинение Кешева издателю журнала «Русский педагогический вестник». В редакционной статье этого периодического издания, выходившего в Санкт-Петербурге, сочинению Адиль-Гирея были посвящены несколько строк: «Как-то странно, но вместе с тем отрадно видеть под такими словами черкесское имя — Адиль-Гирей Кешев! Наука вправе ожидать многое от молодого горца, который с такой внутренней силой вступает на ее поприще!». Спустя год (в 1859 г.), на следующем конкурсе в Ставропольской гимназии, попечитель Кавказского учебного округа барон А.П. Николаи лично вручил Кешеву золотую медаль, которую он получил по итогам учебы в гимназии, однако решающим в предоставлении ему данной награды было сочинение, прочитанное в 1858 г. Это событие получило освещение в местной газете «Губернские ведомости»: «Нынешний конкурс займет важное место в летописях... гимназии еще и в другом отношении, а именно: на нем первый из воспитанников, ученик специального класса из почетных горцев Адиль-Гирей Кешев удостоился получить золотую медаль... ».

После конкурса в 1858 г. Кешев завершает обучение в Ставропольской гимназии. Оценки, значившиеся в его аттестате, вновь позволяют нам понять, что перед нами человек с явно выраженным гуманитарным направлением ума, отдававшим предпочтение филологии. По Закону Божиему магометанскому, русской словесности и языку, черкесскому и татарскому языкам, всеобщей и русской истории, всеобщей и русской географии Адиль-Гирей получил итоговую оценку 5; по физике — 4+; латинскому и французскому языку — 4; алгебре, геометрии, космографии — 3+ и по арифметике — 3. В итоге средний балл выпускника составил 4,4. Кешев был «удостоен аттестата с причислением по воспитанию по 2-му разряду за отличные успехи и с разрешения господина попечителя Кавказского учебного округа... удостоен золотой медали и записи на золотую доску в пансионе...».

Еще в первые годы своего руководства Ставропольской гимназией Я. М. Неверов открыл два специальных класса для выпускников: один из них готовил будущих учителей для народных училищ и начальных классов гимназий, а обучение в другом позволяло выпускнику гимназии подготовиться для поступления в университет. Итак, завершив в конце 1858 г. гимназический курс обучения, Кешев продолжает свое образование в специальном классе той же Ставропольской гимназии. В этот период жизнь А.-Г. Кешева была насыщена и плодотворна, он не только успешно готовится к вступительным экзаменам в университет; начинающий писатель «проводя лето в родных горах» в творческом поиске, готовил отдельные заметки, «отрывистые рассказы».

Первой работой юноши стала повесть «Что было и что есть», «которую, — по словам самого Адиль-Гирея, — я обрабатываю года три и которая заслужила лестные отзывы людей, мнение которых я высоко ценю». В печати данная работа так и не появилась, однако, можно предположить, что вышедшие позже очерки «На холме» — это и есть «потерянное» произведение. Вышеприведенная реплика из письма Кешева редактору журнала «Библиотека для чтения», с которым Адиль-Гирей мечтал сотрудничать, показывает, что молодой автор возлагал большие надежды именно на повесть «Что было, и что есть». В то же время современные исследователи творчества абазинского писателя сходятся во мнении, что сочинение с таким характерным названием «На холме» (традиционно общинные собрания происходили у горцев именно на возвышенном месте, то есть холме), названием, в котором уже заложено кредо произведения — показ общественного народного быта горцев, является самым ярким и зрелым из всего литературного наследия абазинского просветителя.

Стремясь стать сотрудником петербургского журнала «Библиотека для чтения», специализант Ставропольской гимназии Кешев поддерживает оживленную переписку с его редактором А. В. Дружининым. Адиль-Гирей работает над созданием серии рассказов о жизни коренного населения Северного Кавказа под общим названием «Записки черкеса». В течение 1859 г. молодой автор отсылает редактору журнала первые рассказы «Два месяца в ауле» и «Чучело». Полученные произведения А. В. Дружинин воспринял сдержанно. Так, рассказ «Два месяца в ауле» редактор «Библиотеки для чтения» расценил малосодержательным. В ответ Кешев постарался изложить А. В. Дружинину задачи, которые Адиль-Гирей ставил перед собой, взявшись за подготовку цикла рассказов: «Вы заметили..., что статья моя бедна содержанием. На это отвечу одно — я старался избегать всего, что выходит из повседневного быта черкесов, боясь обвинения в умышленном эффекте. Цель моя — представить черкеса не на коне, а у домашнего очага. Надеюсь, Вы поняли, что хотел я сказать в первом отрывке моей статьи. Современное состояние Кавказа создало значительный круг людей, которые отбились от родной почвы и не пристали к чужой. Поверхностное полуобразование ставит их во враждебное отношение ко всему их окружающему, разрушает в них веру в достоинство старых обычаев, но не дает им достаточно силы для успешной борьбы с действительным злом. Это живейшая струна нашей современности». Естественно, будучи одним из первых произведений абазинского писателя, рассказ «Два месяца в ауле» был отмечен определенной незавершенностью манеры изложения. Вместе с тем это произведение, во многом автобиографичное, рассказывающее о юном горце, выпускнике кадетского корпуса в Петербурге, вернувшемся назад в родное селение и с болью осознающим свою социокультурную «удаленность» от одноаульцев, являет собой рождение нетипичного, оригинального стиля художественного описания Кавказа. Этот далекий, такой интригующий и пока непонятый мир преподносился российской публике в произведениях русских авторов вплоть до 60-х гг. XIX в. преимущественно в романтическом ключе. Поэтому «холодный» прием первого литературного опыта юного горца А. В. Дружининым следует рассматривать, помня о том, что Кешев практически являлся первопроходцем в реалистичности изображаемых северокавказских сюжетов.

Летом 1860 г. в 6 номере журнала «Библиотека для чтения» был напечатан цикл рассказов Адиль-Гирея Кешева «Записки черкеса», куда вошли три рассказа: уже упоминавшиеся «Два месяца в ауле», «Чучело» и «Ученик джиннов».

В октябре 1860 г. А. В. Дружинин получает еще одну работу молодого писателя — рассказ «Абреки». Из письма, которым А.-Г. Кешев сопроводил свой труд, становится ясно, что сочинение автора о сложной и часто трагической судьбе горской женщины («Чучело») тоже не вызвало восторга у издателя журнала. «Представляя Вам продолжение своих Записок, — пишет Адиль-Гирей, — считаю не излишним сказать несколько слов от себя по поводу предлагаемого отрывка. Я заранее уверен, что этот отрывок, по тому как Вы изволили поступить с «Чучелом», покажется Вам и очень длинным и однообразным в содержании. Но эти недостатки, смею думать, суть необходимые следствия самого предмета, избранного мною на этот раз. В коротком очерке невозможно дать сколько-нибудь полного понятия о таком многосложном проявлении нашего быта, каким служит так называемое абречество. Это одно из самых коренных зол в нашем общественном устройстве. Упорство, с которым наш горец преследует свое мнимое недействительное оскорбление... упорство, заслоняющее от него все другие... и естественные побуждения — вот, по моему мнению, источники некоторого однообразия моей статьи». Стремясь защитить свое новое сочинение, Кешев пытается предупредить возможный упрек: что в рассказе не соблюдена тематика цикла — повседневный быт черкеса. Поэтому автор письма настаивает на важности поднимаемой темы и ее укорененности в реальной жизни: «Другое, что я предвижу, это то, что статья эта, повидимому, не подводит к предположенной мною задаче. Но так, надеюсь, может показаться только с первого взгляда. Основа абречества коренится прежде всего в общественном и семейном складе, что и составляет главную задачу моих записок».

Однако рассказ «Абреки» так и не был напечатан в журнале «Библиотека для чтения»: по состоянию здоровья осенью 1860 г. А. В. Дружинин оставляет должность редактора журнала. Вероятно, что контактов с соредактором Дружинина А. Ф. Писемским у Кешева не было. И молодому автору спешно пришлось искать другое периодическое издание для публикации своего произведения. В итоге новая зарисовка из горского быта, написанная А.-Г. Кешевым, была напечатана в ноябре 1860 г. в другом популярном периодическом издании Российской империи — московском журнале «Русский вестник». Рассказ предварялся следующей редакторской репликой: «Рассказ этот действительно писан природным черкесом, который, как читатели могут видеть, вместе с полным знанием русского языка соединяет литературное дарование. Разумеется, автор рассказывает здесь не о самом себе, а воссоздает то, что ему знакомо из непосредственных впечатлений, из виденного и слышанного...». Спустя год, в ноябре 1861 г. в свет выходит последнее литературное произведение Кешева «На холме».

Если в своем творчестве молодой писатель стремился «избегать всего, что выходит из повседневного быта черкесов», то есть воссоздавал реалистичные картины внутреннего уклада горской повседневности, то в отношении своего авторства Адиль-Гирей Кешев поступил несколько иначе: он скрыл свою истинную фамилию, использовав красивый псевдоним Каламбий. В итоге в советское время, когда возник интерес к сочинениям Каламбия, его личность некоторое время оставалась невыясненной. В 1960-е гг. исследовательница Л. Г. Голубева в своих работах доказала, что под псевдонимом Калабий скрывался абазинский князь Адиль-Гирей Кешев.

Определение этнической принадлежности Каламбия было не менее важно, чем выявление его личности. Ведь свои литературные произведения он писал от лица черкеса, затрагивая в своем творчестве содержание черкесского (сегодня мы бы сказали адыгского) образа жизни. Поэтому вплоть до настоящего момента, как в научной, так и публицистической литературе Кешев гораздо чаще ошибочно упоминается адыгом. Причина не только в элементарной неосведомленности авторов, но и порой совершенно ненаучном подходе ряда исследователей, полагающих, что Кешев сам считал себя адыгом, раз в своих произведениях писал об адыгах. Несостоятельность подобного подхода рассматривается мной в одной из статей. Сейчас же, не считая необходимым специально останавливаться на данной проблеме, отмечу лишь тот факт, что литературное отождествление с черкесами, которое применял Кешев в своих произведениях, не является доказательством трансформации его этнического самосознания. Скорее речь идет о прекрасном знании абазинским писателем российско-северокавказских этнических стереотипов: в сознании русского обывателя Северный Кавказ был связан, прежде всего, с черкесами. И соответственно, чтобы опубликовать в центральных российских изданиях рассказы начинающего автора об абазинах или любом другом малознакомом для российской публики народе, необходима была определенная доля безрассудства. То ли дело черкесы, с которыми любители литературы были уже знакомы благодаря произведениям А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и других классиков. Надо отметить, что в середине XIX в. значительная часть ученых, публицистов и писателей, которые были хорошо знакомы с Кавказом, понимали, что этнический термин «черкесы» употребляется как собирательное понятие. К черкесам причисляют не только близкородственные им народы (абазин, убыхов), но и совершенно отличные по культуре и языку этносы Дагестана, осетин, карачаевцев и др. «Чтобы поставить воображение читателя на ту точку, с которой мы можем понимать друг друга, — писал в своих «Записках о Кавказе» Л. Н. Толстой, — начну с того, что черкесов нет, есть чеченцы, кумыки, абазехи и т. д...».

Наряду с плодотворной писательской деятельностью в 1860 г. в жизни Адиль-Гирея происходит знаменательное событие: юноша поступает в Петербургский университет на факультет восточных языков «по разряду арабско-персидско-татарскому». Однако закончить это учебное заведение молодому горцу не удалось. Воспитанный в стенах гимназии в духе прогрессивного демократического мировоззрения, Кешев не мог поступиться своими принципами. Осенью 1861 г. после антиправительственных выступлений студентов, связанных с польскими событиями, в университете были введены консервативные, направленные на ужесточение дисциплины правила. Ответом Адиль-Гирея Кешева стало заявление управляющему делами Кавказского комитета В. Буткову, в ведении которого находились студенты-горцы: «Несмотря на все мои желания окончить свое университетское образование, я никак не в силах оставаться в университете при тех новых правилах, которые теперь там введены. О чем считаю своей обязанностью довести до сведения вашего превосходительства и просить вас сделать распоряжение об увольнении меня из числа кавказских воспитанников с выдачей документов на следование на родину». А.-Г. Кешев был уволен и получил свидетельство на следование в г. Ставрополь, где начальник губернии предложил «уволенного из С. Петербургского университета, воспитанника Ставропольской гимназии, окончившего курс наук в специальных классах (речь идет о довузовском годичном обучении при гимназии. — О. К.), кавказского уроженца Адиль Гирей Кешева, определить в Губернаторскую Канцелярию переводчиком...».

После возвращения молодого горца на Кавказ, его литературная деятельность прекратилась. Первый биограф абазинского просветителя Л. Г. Голубева объясняет этот факт жизненного пути Адиль-Гирея давлением на него со стороны кавказских властей. Однако прозябать в кабинетах губернаторской канцелярии он не собирался: «...Россия, образовывая меня... не хотела вовсе сделать из меня хорошего служаку. Будто без меня мало служак?». Кешев изъявляет желание директору Ставропольской гимназии преподавать татарский язык. В итоге, проработав переводчиком в канцелярии год, 17 ноября 1862 г. Адиль-Гирей назначается на должность младшего учителя татарского языка «к исполнению каковой обязанности, — указывает директор гимназии, — я считаю его весьма способным». Адиль-Гирей исполнял должность учителя Ставропольской гимназии 4 года, при этом его служебная деятельность характеризовалась как «безукоризненная». Однако в ходе реорганизации гимназии должность учителя татарского языка была упразднена, и Кешев лишился работы. 28 декабря 1866 г. он подает прошение в Контрольную палату с просьбой определить его на «открывшуюся в палате должность Секретаря».

В 1867 г. Адиль-Гирей переезжает в г. Владикавказ и устраивается редактором только что учрежденной газеты «Терские ведомости». Высокий профессионализм и качество публикуемых в газете материалов в годы редакторства Кешева были его заслугой. Он стремился сделать газету рупором передовых и прогрессивных идей. После его скоропостижной смерти в 1872 году уровень «Терских ведомостей» резко понизился: газетные материалы стали зачастую бессодержательными, сократилось число познавательных статей, основное содержание неофициальной части периодического издания заняла судебная хроника и сообщения об уголовных происшествиях. В годы редакторства Кешев занимается также научной деятельностью. Он касается целого ряда этнографических аспектов прошлого и настоящего коренного населения региона в своих газетных публикациях: «Характер адыгских песен», «Из кабардинских преданий», «О вымирании горских песен».

В целом, подводя итог анализа жизненного пути Адиль-Гирея Кешева, стереотипно именуемого в кавказоведении адыгским просветителем, следует сказать, что в своей деятельности этот писатель, педагог, журналист преодолел этнические ограничения: будучи по происхождению абазином, он писал, трудился и жил на благо всех жителей Северного Кавказа и, без сомнения, России. Не только своей работой, творчеством, но и собственной индивидуальной судьбой он созидал «мост» взаимопонимания и сотрудничества между абазинами, адыгами, русскими и другими жителями многонациональной Российской империи.

О.В. Ктиторова