Язык поэтических произведений адыгского эпоса «Нарты»

Адыгский героический нартский эпос, являющийся уникальным явлением мировой культуры, вобрал в себя богатейший опыт материальной и духовной жизни народа, его устоявшийся нравственно-этический кодекс, выработанный им на протяжении тысячелетий.
Героические песни, пщынатли и легенды адыгов о нартах отражают отвагу, мужество и стойкость, проявляемые во имя жизни и благополучия людей в борьбе с природой и ее враждебными силами.
Адыгский героический эпос является своеобразным автографом народа, создавшего его на протяжении многих столетий.
В результате многовековых связей, происходило взаимовлияние, взаимопроникновение культур соседствующих Северо-Кавказских народов (некоторых обычаев и нравов, сюжетов устного народно-поэтического творчества, элементов музыки и танцев, а также лексики).
Фонетическая характеристика заимствованных осетинами адыгских слов свидетельствует о том, что проникновение этих терминов и понятий к ним шло через посредство их соседей, т. е. от кабардинцев — к осетинам
Народы, населяющие Кавказ, абхазы, осетины, чечены, ингуши, балкары, карачаи, дагестанцы и ногайцы постоянно общались между собой и поддерживали тесные культурные связи, т. е. шло постоянное многовековое историческое взаимодействие и взаимообогащение национальных культур. В результате всего этого из языка одного народа в лексику другого, из фольклора одних народов в устное народно-поэтическое творчество других вошли новые слова, новые легенды с относящимися к ним личными именами лиц (антропонимикой).
В язык адыгов давно вошло много ногайско-татарских слов, как например, къашыкъ (ложка), сабын (мыло) и т. д.

Песни и пщынатли героического эпоса «Нарты» созданы в
глубокой древности на живых наречиях племен и племенных союзов зихо-меото-адыгов. Эпос этот, пожалуй, единственно ценный памятник древней культуры, свидетельствующий о том, что язык адыгов на протяжении многих веков мало изменился, он жил, сохраняя и обогащая свой основной словарный фонд. Это обстоятельство подтверждается тем, что поэтический строй произведений древнеадыгского эпоса более или менее устойчиво сохраняет в основном свою «стандартную» целостность в силу того, что он заключен в традиционные формулы народного стиха. Он понятен, мало отличается от современного нам языка адыгов. Исключение могут составить лишь отдельные архаические слова, значение которых связано с фактами, изъятыми отдельными эпохами, через которые проходил эпос.
Приведем пример: начало пщынатля о Саусырыко
Саусырыкъоу сикъан,
Саусырыкъоу синэф,
Пчымэ1уфыр зиашъу,
Ашъор ЗИДЖЭНЭКОК1,
Г1чык1эр зипэ1ошыгу,
Ешыгуаор зичат,
Пызыкъутырэр зипчышъхь,
Къэбарыхьэ узэк1ом
С1угъэр сыда, сик1ал?

В этом контексте нет ни единого слова, непонятного адыгу, владеющему родным языком. Подчеркнутые нами слова «пчы», «мэ1у» «ашъо», «чатэ», означающие предметы личного вооружения богатыря древнего эпоса (пика, щит, кольчуга, меч), не нуждаются в особом пояснении. Здесь же в адыгском тексте мы имеем два заимствованных слова — къан «воспитанник» из тюркских языков) и къэбар «весть» (из арабского языка), которые давно вросли в живую ткань языка адыгов.
Разумеется, оттого, что в адыгском языке мы имеем заимствованные слова из языков других народов (турок, татар и др.), он не перестает быть самим собой, т. е. адыгским, говоря другими словами, от этого язык народа не становится «адыго-турецко-татарским»; от этого произведение народа, созданное на этом языке, не становится «адыго-турецко-татарским».
Наличие иноязычных слов в языке эпоса доказывает, что создатель его имел общение (непосредственное или через посредство своих соседей) с народами, из языка которых им были заимствованы эти слова; наличие иноязычных слов и терминов в адыгских песнях и пщынатлях о нартах не доказывает, что эти адыгские песни и былины сочинены при участии других народов, из языка которых были заимствованы имеющиеся в них слова и термины; заимствования не говорят, разумеется, о том, что эти адыгские народные песни и пщынатли о нартах – иноязычного происхождения.
Тексты адыгского героического народного эпоса «Нартхэр» бытуют среди адыгов в песенно-стихотворной, стихотворно – прозаической и прозаической формах. Причем песенно-стихотворные тексты, являющиеся более устаревшими, составляют ядро адыгского эпоса.
Некоторые ученые полагают, что народный эпос был создан в стихах, а впоследствии принял смешанную стихотворно-прозаическую форму.
Так, например, М. Талпа считает, что «сказания о нартах некогда были поэмами, но в теперешнем своем виде они в большинстве представляют прозаическую форму» .
Кабардинский поэт и филолог Б. Куашев, посвятивший мно¬го лет изучению поэтики адыгского эпоса «Нартхэр», отметил, что стихи и песенные тексты нартского эпоса отражают древ¬нейший период перехода от ритмической прозы к силлабиче¬скому стиху. Полная деформация стиха и прозы явилась фор¬мальной предпосылкой становления этого эпоса, как лиро-эпи¬ческой поэмы, ибо нам кажется, что этот эпос некогда представ¬лял собой циклично последовательную, композиционно единую поэму.
«Силлабический стих, — продолжает исследователь, — как новая форма художественного выражения была порождена новыми социально-историческими условиями, которые нашли свое величественное воплощение в нартском эпосе. Огонь и железо изменили быт человека и облик его жизни, они дали ему «вабдзэ», «афэ» и «джатэ» (лемех, панцирь и меч), бла¬городство и плоды труда потрясли сознание человека, расширили пределы его досягаемости миропонимания, все эти и овязанные с ними величайшие перемены требовали художественного осмысления, новой формы

Кабардинский поэт и филолог Б. Куашев, посвятивший мно¬го лет изучению поэтики адыгского эпоса «Нартхэр», отметил, что стихи и песенные тексты нартского эпоса отражают древ¬нейший период перехода от ритмической прозы к силлабиче¬скому стиху. Полная деформация стиха и прозы явилась фор¬мальной предпосылкой становления этого эпоса, как лиро-эпи¬ческой поэмы, ибо нам кажется, что этот эпос некогда представ¬лял собой циклично последовательную, композиционно единую поэму.
М. И- Мальцев так объясняет причину перехода от стихо¬творно
песенной формы пщынатлей о нартах к прозаическому изложению в более позднее время: «Хранители эпоса, народ¬ные певцы, преследуемые исламом, должны были перенести исполнение сказаний из широкой публичной аудитории в более узкий круг аула, улицы, семьи. Это не могло не отразиться на судьбах передачи поэтических сказаний от поколения к поко¬лению. Стихотворный текст героических сказаний постепенно забывался вместе со смертью талантливых сказителей. Отсюда постепенное вытеснение песни прозаическим рассказом. Это явилось новым этапом в развитии классического эпоса в новых условиях»

Мы полагаем, что первоначально зихо-меото-адыгами и их предками был сложен емкий цикл песен и пщынатлей о даль¬новидной Сэтэнай-гуащэ, умном и хитром сыне ее Саусырыко, храбром нарте Шэбатыныко, бесстрашных богатырях Ащэмэзе и Пэтэрэзе. Затем этот цикл стал тем ядром, вокруг которого формировались новые циклы. Эпос пелся, как и сейчас, сопутствовал истории народа и по мере своего продвижения обратал песенными и прозаическими текстами, обогащался, развивался и шлифовался.


В своей работе «Исторические и идеологические предпосыл¬ки творчества Руставели» автор русского перевода величайше¬го творения грузинской литературы поэмьт «Витязь в тигровой шкуре» Шалва Нуцубидзе так писал о памятниках фольклора: «На столбовой дороге древней культуры имеются памятники народного творчества, которые в своей совокупности представля¬ют аттестат зрелости многих народов в области культуры. Кор¬ни подлинно гениального произведения мирового значения глу¬боко лежат в развитом народном творчестве, идейное настрое-ние дается достижениями мышления, суммарно лежащего в ос¬нове умонастроеия эпохи, базирующейся на определенных об¬щественных отношениях”. Таким памятником устного народно-поэтического творчества адыгов является героический эпос «Нарты».

В. Я. Пропп, автор многочисленных трудов по русскому устно-поэтическому творчеству, считает, что (один из главней¬ших признаков русского эпоса, отличающий его от других про¬изведений героического содержания, состоит в том, что он слагается из песен, которые назначены не для чтения, а для музыкального исполне¬ния... Признак музыкального, песенного ис¬полнения настолько существен, что произ-ведения, которые не поются, ни в каком случае не могут отнесены к эпосу (
Поэтическая форма сложения основы эпоса «Нартхэр» адыгских народов – песенно-стихотворная. Здесь мы имеем дело с оригинальными песнями и пщынатлями, которые предназначены для песенного применения. Причем, ха¬рактерной чертой исполнения адыгских (черкесских) песен и пщынатлей о нартах является их постоянная синхронность, т. е. одновременное изложение напева и текста.

Перевод:
— Нарты (добрые), если хотите,
назову цену своей крови:
К небу приставьте лестницу и поднимитесь,
В сите принесите для меня воду и напоите меня,
Из боярышника сделайте дверь и вставьте мне,
Соберите всю парчу, что имеете, нарты,
Парчи пеплом наполните две корзины,
Найдите черноголовую собаку без белых пятен!
Сказанное мной (вот это) — цена крови за Химищижа
Не отрицая наличия лаконичного повествования в адыг¬ских песнях, пщынатлях и легендах о нартах, следует сказать, что преобладающее место в художественном стиле эпоса зани¬мают широкие формы повествования и высоко совершенные образы поэтического повествования. Эти особенности широко наличествуют в песнях и пщынатлях о центральных героях ядра адыгского эпоса «Нартхэр» о Сэтэнай и Орзамедже, Сатанайко Саусырыко, Орзэмэджыко Шабатыиыко, Хымыщыко Патаразе, Ящэмыко Ащамэзе и других. Здесь наблюдается своеобразная дифференциация: шапсугские тексты об Ящэмыко Ащамэзе бжедугские и абдзахские о Шабатыныко и Хымыщыко Патаразе, кабардино-беслинейские о Сосрыко (Саусырыко) более наполнены характеристиками героев и обстоятельств, в них чаще содержатся пространные диалогические формы обраще¬ния.

Устойчивость в устном бытовании адыгского стихотворно – песенного текста была подмечена некоторыми авторами еще в прошлом веке. Так, в статье «Характер адыгских песен», опубликованной в середине XIX века, весьма квалифицированно оценивался народный стих адыгов.
«Краткая выразительность... стиха, обусловленная духом самого языка, состоящего большей частью из двух-трех слов, и отлитого наподобие изречения, пословицы, как бы нарочно рассчитана на то, чтобы резко неизгладимо врезаться в памяти. Исказить подобный стих несравненно труднее, чем растянутый, затемняемой излишним обилием эпитетов стих других языков. Особенный же род рифмы, усвоенный черкесской поэзией, — аллитерация – устраняет затруднение, необходимое связанное с обыкновенным способом рифмования конечных слогов... Такого затруднения не существует в черкесской песне. В ней рифмуется конечный слог предыдущего стиха с начальным слогом последующего или ближайшего к нему, так что едва только оканчивается одна рифма, как уже сама собою без особенного усилия воображения, возникает в памяти следующая за нею. Оттого очень нетрудно запомнить черкесскую (адыгскую. — А. Г.) песню, прослушав ее раза два со внимание”.

В адыгских «Нартах» прежде всего, обращает на себя и эпическая масштабность. Подвиги героев гиперболизованы и этически идеализованы. Сюжет этих легенд, основу которых в основном составляют подвиги, победы, является одним из главных средств эпической идеализации героя, преодолевающего ряд препятствий для достижения своей цели. Этим обусловлен повествовательно-описательный характер циклов легенд, песен и пщынатлей.
Обращает на себя и тон повествования — спокойный, объек-тивновеличавый. Ср.:

Нартэу Шэбатыныкъу,
Шэбатыныкъопщ1
Хьэгъу-фэгъу бэш1,
Ябгъэр иш1ыхьаф,
Хьафынчъэ шыу!
Нарты къырэгъуазэ,
Гъуазэ къырыдэк1ы,
ГТшызэжъ ни1игъохэр
Шычэпэс фэмыхъу
Хъоу к1оц1хэр къырик1уи
Нарт ящэмахъо зыкъы1уигъа1и
Ахърэтыкъо зыфиш1ыгъ.

В подстрочном переводе трудно передать все нюансы, однако в адыгском фольклорном стихе эпоса повествование ведется величаво: перед нашим мысленным взором нарт Шабатыныко, ориентируясь по Нартие, переезжает реку Пшызэж (Пшызэ старую), следует по низовьям, где встречается с пастухом нартов...

В адыгском народном эпосе первостепенное место занима¬ют, пожалуй, тексты «л1ызэкъо пщыналъ», посвященные от¬дельным центральным образам эпоса, и носящие характер жиз¬неописания или героического похода эпического героя.

раз, запечатлеет то место в своей памяти на всю жизнь. Вот как, например, подан эпический образ нарта Шабатыныко„ едущего на своем верном коне к красавице Акуандэ-дахэ.
«Домбаишъо к1эпщыри Ра, къеут1эрэбгьуа,
Шыбгъэм къырефэк1а,
Къыхырегъэута,
Ишы къыхиутырэр Къоч1эфы-къоч1апц1эуи Ошъофыми хехьа,
Ихьэ къыхигъэчъырэр Ибгьэ регьэубыта,
Ишы пэбзыджынымэ Пщэсэфэу къарихырэм Уцышъхьэр елыгъо,
Л1ыр, зелыгъожьышъ,
Ионэгу ис,
Исэмэгу тамэ Тыгъэр къыщепсы,
Ижьабгьу тамэ Осэпсыр къыщехы,
Хисэмэ хичызэ Зыкъырегьахьы,
1алэдж яунэшхоми
Ра къыфеунэт1ы”.
В приведенном отрывке нам представляются весьма инте¬ресными такие образные изречения, как «плеть из зубра ко¬жи», «комья из-под копыт его лошади уносятся в белые обла¬ка», «что его собака вспугнет, его орел поймает», «пар из ноздрей его лошади верх травы жгет, муж (герой), обжига¬ясь, сидит в седле», «на левом плече — солнце светит, на пра¬вом плече — роса оседает» и т. д.
В этом контексте мне представляются высокохудожествен¬ным каждое изречение, – оно неповторимо, уникально и точ¬но трудно переводимо.

Что касается «л1ыбэ пщыналъ» — «пщынатль о многих му¬жах», то он широко представлен в цикле «л1ыхъужъ орэдхэр»^ — «героические песни» адыгского фольклора Хан-Гирей и Адиль-Гирей Кешев в своих статьях, посвященных поэзии адыгов, особо подчеркивают своебразие фольклорного стиха народа.
«Песни черкесов, — отмечает Хан-Гирей, – сложены стихами тоническими, т. е. созвучие предыдущей рифмы с последующей составляет в них искусство словосложения, а потому пес¬ни не сказывают, а поют, и они удерживаются в народе в тех размерах и в тех именно словах, как сложены вначале, следо¬вательно, истины, в них заключающиеся, касательно событий, не столько подвержены изменениям времени и прдизвола по-томков, как старые сказания, которые, не отличаясь ни слово¬сложением, ни размером периодов, рассказываются не одними и теми же словами.
В черкесских песнях рифмуется конечный слог его предыдущего стиха с начальным слогом последующего или ближайшего к нему, так что только оканчивается одна рифма, как уже сама собою, без особенного усилия воображения, возникает в памяти следующая за нею. Оттого очень легко запомнить черкесскую песню, прослушав ее раза два со вниманием”.
Адыгские песни, за немногими исключениями, представляются интересными с художественной точки зрения. Картинность языка, обусловленная известными поэтическими приемами, составляет отличительную их черту

Пристальное изучение национальных особенностей системы сложения адыгских песен о нартских богатырях, специфика их рифмовки, обеспечивающей музыкальность и благозвучие всего текста, позволяет объяснить причину его относительной устойчивости перед временем.
Для наглядности приведем из семитомника «Нартхэр» не¬сколько примеров, выделяя в них рифмуемые слоги и слова.
1. Бесланейский текст
a. — Сэтэеуэ ди нарт гуащэ,
Гуащэу щы!эм я нэхъ къабзэ,
Хабзэу щы1эр тхуэзыгъафЬ,
Ф1ууэ щы1эм и къэк1ып1э!..
(т. VII, с. 218)
2. Хатукайский текст
Ышъхьэ гъэк1ыгъэу
ИпкЬгъуалэ емыхэу,
Хы 1ушъор ы1ыгъэу
Бгъэк1э мэзек1ошъ ар хэт.
(т. VII, с. 61)

Адыгский традиционный текст песен относительно легко за-поминается. Это, на наш взгляд, объясняется двумя факторами: во-первых, большим интересом, проявляемым народом к содержанию этих произведений, несущих в себе историю народа, славу, мужество и отвагу предков; во-вторых, устойчивостью адыгского стиха песен и пщынатлей, достигаемой системой национальной рифмовки, обеспечивающей связь между стихами и придающей тексту музыкальность и благозвучие.
В качестве документа, иллюстрирующего адыгский стихотворный текст, державшийся на повторах гласных элементов (ассонансе), слогов и слов (анафоре), можно было бы привести примеры из песен о нарте Саусырыко.
I. Много сказок повторялось.
Распевалось много песен
В кузне Тлепша, и начало,
Так звучало каждой песни.
Потому что все напевы,
Потому что все сказания
Родились на Хасе Нартов,
Начались на Хасе Нартов.
Там Саусырыко, где опасность,
Где нуждаются в подмоге.
— Я своим доволен делом,
Телом стал стократ сильнее.
Эта организация стиха, воспроизведенная переводчиком в духе знаменитой «Песни о Гайавате», отмеченная ассонантной – внутренней рифмой, есть и в других народных песнях адыгов. Сравним:
1. Пхъэр мэхасэ,
Псэр мэдао...
(«Пхъэм иорэд»),
2. Индылым шыбэр къырефы.
Фэмыбэр зыгъэшэсыжьырэр —
Хьатхым ыкъок1э Мыхьамэт-гъуаз...
(«Хьатхым ыкъо Мыхьамэты игъыбз»)
3. Шъыхьэхэр зыгъэгъуахъоу
Благьохэр зыгъэк1ыирэр — Къок1ас...
(«Хьатх я Къок1асэ иорэд»).
4. Къызэрэнэсэу пщэгъо коренэу мэуцу,
К1оч1эцу хабзэуи мы тамбырыгум зыресэ
Маисэр рихымэ
Гухыир игъогу,
Ижъыгум зихъэджэ
Ныбэджэ хабзэу зеплъахь.
(«Айдэмыркъан»).
Метрическая система и ритмическая организация стихотворных текстов адыгского героического народного эпоса «Нарты» определяется мелодией, в которой слышится конский топот широко и размеренно скачущих всадников и биение их богатырских сердец.
Каждая оригинальная песня и пщынатль адыгского эпоса «Нарты» имеет свой стихотворно-песенный размер и свою уникальную мелодию, принадлежащую только ей.
Таким образом, по своей природе, национальной специфике, принципам сложения, поэтическому своеобразию, лексическому составу, а также традициям и формам исполнения адыгские эпические песни и пщынатли о нартах и другие, так называемые «обычные» героические песни и пщынатли фольклора адыгов (об Айдэмыркане, Коджэбэрдыко Мыхьамэте, Хатхе Кочасе, Славном тфокотле) однотипны, очевидно, что они созданы одними и теми же единоязычными этническими группами зихо- меото-адыгов.

говоря о ритмической организации народных стихов, он говорит о том, что важнейшее значение в их жизнестойко¬сти имеет своеобразная рифма, которая является гениальным изобретением народа. Здесь рифма выступает не только как изобразительно-выразительное средство поэтического языка, но «имеет еще и практическое значение – облегчает запоминание текста».
Эта особенность адыгского народного стиха была отмечена С. Хан-Гиреем, который писал: «Песни черкесов сложены стихами тоническими, т. е. созвучие предыдущей рифмы с последующею составляет в них искусство словосложения, а потому песни не сказывают, а поют, и они удерживаются в народе в тех размерах и в тех именно словах, как сложены вначале...».



Существенной особенностью адыгского нартского эпоса является, как верно отмечал А. Гадагатль, «параллельное существование в устном бытовании двух форм фольклорных текстов – песенной и прозаической – об одном и том же нарте с одним и тем же сюжетом... правомерно предположить, что стихотворные тексты адыгского народного эпоса «Нарты» – первичны... к ним могли прибавиться и песни, легенды с самостоятельными сюжетами» 1: 17–18]. Можно предположить, что форма песенного исполнения нартского эпоса, являясь наиболее архаичной и первичной, существовала длительное время, отражая эпоху мифологического сознания его творцов. Этот начальный песенный период можно назвать предэпическим. С развитием героико-эпического сознания народа усложняется сюжетная структура эпоса, появляется прозаическая форма нартского сказания, в которой частично расшифровывается и комменти- руется содержание песен о героях эпоса. Песни и сказания сосуществуют и дополняют друг друга. В этом заключается своеобразие жанровой структуры адыгского нартского эпоса. «Эпическая биография» нартских богатырей раскрывается в прозаической легенде, а главное его деяние – сражение с врагом – становится предметом поэтического воспевания в стихотворном тексте. При этом язык, стиль и мелодика песен более архаичны, красочны и поэтически выразительны. В количественном отношении в нартском эпосе адыгов доминируют прозаические тексты – в них содержится множество фантастических сказочных сюжетов и признаки бытовой сказки более позднего периода, в которых язык сказителя предельно сближается с живой народной речью. В этом проявля- ется демократизм прозаического стиля эпоса, отличающегося сжатостью, емко- стью в рамках динамично развивающего- ся сюжета. Достигнув основного подвига героя, лаконичное прозаическое повество- вание прерывается и начинается песенно- стихотворное исполнение с подробной характеристикой нарта-богатыря (встреча Саусэрыкъо с Тотрешем, выезд Шэбатыноко и его встреча с Сатаней, месть Пэтэрэза за отца и др.). В этом проявляется устойчивая художественно-эпическая традиция сюжетно-композиционной кон- струкции нартского эпоса. В своем анализе мы опираемся на песни и сказания о нартах, помещенные в семитомнике «Нартхэр. Адыгэ эпос», которые являются наиболее полными и репрезентативными. В прозаических текстах устного сказания отсутствуют развернутые ха- рактеристики героя и его подвига. В них динамизм сюжета достигается другими средствами. К ним относится прежде все- го лаконичный, краткий диалог героев эпоса, предельно сжатое повествование о действиях героя. События во времени в них не затягиваются, все происходит ускоренно, динамично, без излишней де- тализации и орнаментовки. В песенно- стихотворных текстах все это выглядит наоборот: певец как бы изощряется в ис- кусстве описания характеристики своего любимого героя. Здесь представлен герой с подробными описаниями его одежды, доспехов, коня; приведены красочные сравнения, метафоры, гиперболизиро- ваны краски — все это создает яркую, зрительно воспринимаемую динамичную картину: О ищэбзэ-бзашъхьэхэр – Наконечники его стрел Ра мэзышхом фэдэба – Подобны большому лесу Исэмэгу тамэ – На левом его плече Тыгъэр къыщепсы, – Солнце светит, Ижьабгъу тамэ – На правом плече Осэпсыр къыщехы... – Роса выпадает... Так поется в песне о нартском бога- тыре Шэбатынэкъо, составляющей яркую страницу адыгейского варианта героиче- ского эпоса. Аллитеративная «подхват- ная», внутренняя рифма, основываю- щаяся на совпадении конечного слога предыдущей строки с начальным слогом последующей становится в нартских пес- нях основой организации тонической стиховой речи. Такой принцип гибкой и динамичной рифмовки, присущий адыг- скому национальному стиху в целом, способствовал прочному запоминанию текста, что было весьма существенно для бесписьменного слушателя, рассчитыва- ющего только на свою память. К особенностям поэтики адыгского нартского эпоса следует отнести и вариа- тивность поэтических изобразительных средств, сгущения красок и цвета в соот- ветствии с нагнетающимися событиями. Максимально яркими художественно- выразительными средствами и приёмами певец подготавливает внимание слуша- теля к восприятию и соответствующей оценке предстоящего подвига нартского богатыря. Сгущением красок с помощью ярких гипербол, метафор, эпитетов и срав- нений певец готовит слушателей к макси- мально полному и объемному восприя- тию картины единоборства героя с врагом или его мести как само собой разумеюще- гося финала действия. По установке певца от самого внешнего вида и вооружения нарта-всадника должен устрашиться враг, которого он должен победить. Касаясь вопроса традиционности (сохраняемости) текста эпоса и вариа- тивности импровизации в процессе его исполнения, следует отметить значитель- ные шаги, сделанные адыгскими нартове- дами в данном направлении. Осмысливая проблему устойчивости текстов нартских песен и сказаний, А. М. Гутов верно отме- чает: «В стихотворно-песенных текстах, как правило, язык имеет более высокую степень художественной организации: он богаче выразительными образными средствами. Лексика таких текстов более устойчива... в разных жанрах действуют свои собственные законы устойчивости лексики. В пшинатлях нартского эпоса отмечаются эпизоды наиболее устойчи- вые и наиболее подверженные импрови- зации» [2: 53]. Канонизация и вариатив- ность текстов — две взаимосвязанные стороны устойчивого бытования эпоса. Словесные блоки (формулы), повторяю- щиеся при каждом исполнении, содер- жатся в зачине и завязке действия, в диалоге, кульминации и финале действия. В остальном же эпический певец варьирует текст в зависимости от степени его таланта, от аудитории и обстоятельств исполнения. В канонический текст привносят- ся новые моменты, навеянные временем и новыми обстоятельствами. Благодаря этому фактору язык нартских пшинатлей, несмотря на их архаичность, остается понятным новым поколениям слушате- лей, пополняется и обогащается система сравнений, метафор, гипербол, эпитетов. Поэтика героического эпоса находится в динамике, она живет своей жизнью. Исследователи адыгского нартско- го эпоса, рассматривая богатство и раз- нообразие его художественной лексики, отмечают высокую степень приурочен- ности (закрепленности) сравнений, эпите- тов, метафор за каким-нибудь героем или предметом. В данном случае эти поэти- ческие тропы выступают не только как приемы характеристики, но и как сред- ство индивидуализации персонажей. Ана- лизируя разновидности их функциониро- вания, А. М. Гутов пишет: «Как и эпитет, метафора в адыгском эпосе характеризу- ется сравнительно высокой степенью ин- дивидуальной приуроченности».
Изучение разнообразия поэтических троп в худо- жественной структуре эпоса приводит нас так или иначе к вопросам их генезиса и историко-хронологической эволюции. Язык эпоса развивался тысячелетиями от древних форм до современной лексики; отголоски прошлых эпох остались в ар- хаичных текстах эпоса, они содержатся в его архетипах, отражая путь эволюции на- ционального художественного сознания от мифотворчества до героико-эпической песни и сказания. Наша задача — проник- нуть в эту тайну веков. Этому способствуют усилия уче- ных-нартоведов, представляющих разные языки народов Кавказа — носителей ва- риантов героического эпоса. Так, напри- мер, интересные наблюдения содержатся в трудах абхазских, осетинских, дагестан- ских ученых, рассматривающих поэтико- стилевую специфику нартского эпоса в его архаичных текстах и архетипах. Рассматривая фантастические атрибуты поэтики эпоса, Зураб Джапуа (Абхазия) вводит новый термин – «протогипербо- ла», употребляемый сказителями для пе- редачи исключительности богатырской силы и величия подвига нартских героев.