Смерть бжедугского князя Аходягоко

Смерть бжедугского князя Аходягоко
История
admin
Фото: Адыги.RU
09:08, 27 январь 2020
1 321
0
За два месяца до своей смерти он приезжал ко мне. Это было в 1838 году. Давно одержимый страшною болезнью, видимо приближавшею его к гробу, он все еще был бодр духом. Дней десять пробыл он со мною, — и, признаюсь, это доставило мне величайшее наслаждение: я находил отраду в беседе с таким человеком, в устах которого оживлялись родная старина, рыцарский быт народа и пламенные геройские песни древних черкесов. Его суждения о многих предметах были весьма оригинальна; но в его словах, действиях, даже движениях видна была какая-то, так сказать, поспешность: он торопился во всем; оттого в последнее время внушения высокого его духа нередко уступали порывам раздражительности, — он готов был с одинаковою поспешностью на величайшие дела самоотвержения и кровавые злодеяния! Благородные поступки и мужественные подвиги приводили его в
Смерть бжедугского князя Аходягоко
За два месяца до своей смерти он приезжал ко мне. Это было в 1838 году. Давно одержимый страшною болезнью, видимо приближавшею его к гробу, он все еще был бодр духом. Дней десять пробыл он со мною, — и, признаюсь, это доставило мне величайшее наслаждение: я находил отраду в беседе с таким человеком, в устах которого оживлялись родная старина, рыцарский быт народа и пламенные геройские песни древних черкесов.

Его суждения о многих предметах были весьма оригинальна; но в его словах, действиях, даже движениях видна была какая-то, так сказать, поспешность: он торопился во всем; оттого в последнее время внушения высокого его духа нередко уступали порывам раздражительности, — он готов был с одинаковою поспешностью на величайшие дела самоотвержения и кровавые злодеяния! Благородные поступки и мужественные подвиги приводили его в восторг, а всякая низость и подлое малодушие — в сильное негодование; между тем, сколько собственных дел его запечатлено черными пятнами! Недаром черкесы говаривали: «На широких его плечах сидят бесы!» Противоположности в его характере выступали в особенности на склоне его лет.

В заключение приведем одно любопытное его замечание.

На открытом воздухе, во дворе дома, где мы жили тогда, происходила национальная черкесская пляска: народ [42] шумел по обыкновению, заглушая звуки музыки. Это общее веселье, которому виною было мое возвращение из Петербурга, после семи или восьми лет отсутствия, вовсе меня не занимало, и я был бы рад отклонить его, если бы это можно было сделать, не возбуждая неудовольствия. Чтобы избавиться, по крайней мере, от шума, я расположился в самой отдаленной и глухой комнате, и тут записывал содержание одной, по-видимому, очень древней песни. Отворяются двери и он входит: «Ты слишком ленив — это признак преждевременной старости; вот я уж и стар (ему было около 60 лет) и больной, но еще не устаю. Пойдем смотреть на пляску!» сказал он. Нечего было делать — я с ним пошел. Пляска шла очень шумно: «Смотрите, смотрите на этого молодца!» вскричал князь, указывая на оборванного детину — бедного крестьянина, ростом маленького, очень некрасивого лицом, который однако ж танцевал, имея по обеим сторонам и держа за руки двух прекрасных девушек, дочерей черкесских дворян, офицеров русской службы и хорошего состояния. Надобно заметить, что во время пляски девушки стараются казаться неразборчивыми, т.е. не отдающими предпочтения кому бы то ни было: таков обычай «Я был в Константинополе», продолжал князь: «видел и европейцев, но только мы черкесы — люди: там и у тех вельможи и богачи — это полубоги, а простолюдины и бедные — скоты, которых они презирают, между тем как у нас крестьянин, раб или слуга, даже и нищий — все тот же человек. Мы покупаем дорогою ценою жену, Бог дарует нам дочь, воспитываем ее, лелеем, украшаем всем, что имеем лучшего, — а вот, во время веселья, они — наши крестьяне пляшут с ними, как будто они с нами на равной ноге!» повторил князь в заключение. Я не хотел огорчить больного моего гостя возражением, не совсем и не во всем согласным с его мнением, но и не мог [43] удержать улыбки, вспомнив в эту минуту, как короток бывал суд этого князя с несчастными простолюдинами, которых судьба бросала в его железные лапы, и как часто ни во что ставил он и жизнь и кровь человеческую.

На другой день он уехал к себе домой — и больше мы уже с ним не виделись: он умер через два месяца. И враги, и друзья, со всех концов закубанской Черкесии толпами стекались, чтобы пролить на могиле воина несколько слез: одни — слезы притворной, другие — искренней скорби; но и те и другие единодушно говорят, что равного ему теперь нет и, по-видимому, не будет уже — он был последним из мужественных князей черкесских, предания об отважных подвигах которых волнуют сердца потомков.

Отчего это всякий раз, когда вспоминаешь эту быль, невольно становится грустно?.. Точно также путник не может без сожаления, без участия взирать на родные места, опустошенные уже грозою неумолимой судьбы, но кипевшие некогда силою и блиставшие дарами природы дикой, но величественной...
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)