Черкесия. Война Ко Дню памяти адыгов (черкесов) 21 мая

Хаджи Керандук Берзек - военный и политический лидер убыхов в первой половине 1860-х гг., руководитель меджлиса
Семнадцатого сентября делегация меджлиса (представитель абадзехов - Гасан Бидхев, убыхов -хаджи Керандук Берзек, шапсугов - Ислам Тхаушев), вернувшаяся из Тифлиса, сотни конных абадзехов, шапсугов и убыхов прибыли к лагерю Верхне-Абадзехского отряда близ укрепления Хамкеты на встречу с Александром II, всего до 1000 человек. В русский лагерь, непосредственно на встречу, было приглашено только 60 человек, «наиболее почетных и влиятельных», в том числе Карабатыр, сын Сефер-бея. «Однако же, этот примечательно смелый горец не явился в числе депутатов, представляющихся государю».

Руководитель меджлиса хаджи Керандук Берзек, обратившись к Александру II, сообщил о согласии горцев принять русское подданство. Далее, по словам И. В. Бентковского, «горцы повели было речь как представители воюющего народа и даже наметили несколько условий мирного договора, но государь быстро их прервал». Как писал князь Орбелиани генералу Милютину 7 октября 1861 г., Александр II ответил черкесам, «что очень рад видеть их своими подданными, но что для этого они должны бросить свои разбои, повиноваться начальникам, которые будут над ними поставлены, и исполнять все наши требования и, чтобы доказать свою готовность исполнить это, теперь же должны выдать наших пленных и беглецов». «Молчание было ответом на эти слова государя, – продолжал он. – Сделалось очевидным, что явившиеся в лагерь старшины и депутаты были представителями не целого народа, а только одной части, действительно желавшей прекращения войны с нами». Тогда Берзек сказал, что у них есть письменная просьба.

От имени всего абадзехского народа ее передал царю один из абадзехских старшин. «На этот адрес и на речь депутатов государь ответил в немногих словах, что «примет покорность только безусловную, а устройство быта и судьбы народа поручил кавказскому начальству, а потому указал горцам обращаться с их просьбами к графу Евдокимову». Затем, по сообщению С. Эсадзе, царь заявил: «Я даю месячный срок – абадзехи должны решить: желают ли они переселиться на Кубань, где получат земли в вечное владение и сохранят свое народное устройство и суд, или пусть переселяются в Турцию». Принимавший участие в этой встрече И. В. Бентковский заметил, что горцы, «поговорив несколько между собою, разъехались, очевидно, недовольные результатом своей миссии». «Убыхи и шапсуги постановили решение – продолжать войну с русскими до последней крайности, – писал Милютин в своих мемуарах, – абадзехи же положили выждать еще до новых переговоров с графом Евдокимовым по прибытии его в отряд».

К упомянутому выше служебному письму генерал Орбелиани приложил перевод абадзехского прошения (копия так называемого адреса меджлиса Александру II, подписанного: «народ абадзехский», хранится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки). Комментируя его содержание, он обращает внимание Милютина на «неумеренность», как он выразился, «требований, предложенных этими народами», на желание авторов найти компромисс между теми, кто старался смягчить требования русских признанием «покорности» и сторонниками продолжения войны, которые «не желают отказаться от борьбы с нами иначе, как на условии значительных уступок с нашей стороны». «Воинственная партия, – писал он далее, – особенно сильна в тех частях края, которые более удалены от наших войск и казачьих линий и которым война еще не грозит неминуемым и близким разорением». Напротив, население, проживающее вблизи кордонных линий и уже столкнувшееся с новым порядком, в большинстве своем «готово подчиниться всем требованиям, лишь бы избегнуть разорения».

Некоторые положения прошения абадзехов процитировал в своих воспоминаниях и генерал Милютин. Он писал, что в адресе «высказывалась вначале готовность войти окончательно в подданство русскому императору»; но затем слышались такие условия: «оставить за ними в неприкосновенности все земли от р. Лабы до пределов абадзехской земли, от р. Кубани до земель шапсугов и от Гагры до пределов земли убыхов; не строить более на сказанных землях ни крепостей, ни укреплений, ни сел, ни деревень, и не проводить дорог, которые вредят посевам хлеба, находящимся преимущественно поблизости дорог…». В заключение же «испрашивалась «выдача пленных горцев и возвращение беглых холопов».

Текст Милютина о встрече Александра II с горскими депутатами заканчивался размышлением на тему, почему горцы не выказали подобострастия по отношению к царю? Ну, хотя бы смущения или боязни, не упали ему в ноги, не целовали руку. И вот как Милютин ответил на этот свой риторический вопрос: «Можно полагать, что самое лицезрение Белого Царя, которое должно было бы произвести на горцев внушительное впечатление, не имело такого действия на депутатов при той простой лагерной обстановке, в которой они были приняты государем». А может быть, дело в другой ментальности?