«Дикая дивизия»

«Дикая дивизия»
История
zara
Фото: Адыги.RU
01:38, 20 февраль 2020
3 419
0
Большинство туземцев славной «Дикой Дивизии» были или внуками, или — даже сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли за Нее, по своей доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы; в истории «Дикой Дивизии» — нет ни единого случая даже единоличного дезертирства!
Большинство туземцев славной «Дикой Дивизии» были или внуками, или — даже сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли за Нее, по своей доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы; в истории «Дикой Дивизии» — нет ни единого случая даже единоличного дезертирства!
23 августа (1914 г.) был объявлен Высочайший Указ Николая II о создании «Кавказской туземной конной дивизии» трехбригадного состава из шести полков: Кабардинского, 2-го Дагестанского, Чеченского, Татарского, Черкесского и Ингушского. В то время в составе российской армии уже находились Кавказская кавалерийская (конная) дивизия и пять Кавказских казачьих дивизий. Поэтому, когда произошло рождение нового воинского соединения исключительно из горцев Кавказа, было принято решение назвать его — «Кавказская туземная конная дивизия», чем подчеркивалось исключительно ее местное, кавказское происхождение. Ведь, согласно словарю Владимира Ивановича Даля, слово «туземный» объясняется как «принадлежность какой-либо стране, земле».
Вот что в связи с этим писал бывший офицер Кабардинского конного полка, юрист по образованию, Алексей Алексеевич Арсеньев в очерке «Кавказская Туземная Конная Дивизия»: «…И — странное дело! Поставленные судьбой в необходимость покориться России и узнать Ее, люди и народы, дотоле бывшие Ее врагами, — переставали быть ими! Последний Имам Чечни и Дагестана — Шамиль — вел в продолжение десятилетий ожесточенную войну с Россией. Взятый в 1859 году в плен (в знак уважения к его доблести ему было оставлено его оружие), он был отвезен в г. Калугу, где содержался со всей своей семьей, окруженный почетом… Жизнь свою он окончил в Мекке, куда ему — полувековому вождю кровавой борьбы — было разрешено ехать на поклонение, а его сын был назначен флигель-адъютантом к Императору Александру II.
Последний владетельный князь Карачая — Шамхалов — вел упорную борьбу с Россией еще в 70 — 80-х годах: я видел ущелье, где происходило последнее сражение. Его сын, с которым мне пришлось познакомиться в 1914 году, — князь Мурзакул Крымшамхалов — был в Русско-Японской войне командиром полка и кавалером ордена Святого Георгия.
В Нальчике, выстроившись посотенно на пустыре около железнодорожной станции, всадники, кабардинцы и балкарцы, приняли присягу, поклявшись на Коране свято соблюдать воинский долг, подчиняться приказам своих командиров, беречь воинскую честь и хранить военную тайну. А в понедельник, 8 сентября, полк, своим ходом, на лошадях, выступил в Прохладную, находящуюся в шестидесяти верстах от Нальчика. Согласно «Таблице предметов, которые всадники Кабардинского конного полка обязаны иметь при себе в военно-походное время», каждый из них, помимо обязательных с момента формирования шашки и кинжала, получал на вооружение: «винтовку трехлинейную казачьего образца, 3-х линейный револьвер, существующий в казачьих частях», с обязательным запасом патронов — «боевые патроны в патронташах по 30-ти» и «в накладных на черкесках для газырей карманчиках» — «в нагрудных газах по 28-ми.
«Значительную помощь офицерам Черкесского полка при отборе добровольцев-карачаевцев оказал помощник атамана Баталпашинского отдела корнет Мисост Кучукович Абаев, участник русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов, награжденный тогда за боевые отличия Георгиевским крестом IV степени. Он был известен и как балкарский просветитель, автор первого исторического труда «Балкария», опубликованного в 1911 году в Париже журналом «Мусульманин». В те же самые сентябрьские дни четырнадцатого года, когда формировался Черкесский полк, четверо родственников Мисоста Кучуковича из рода таубиев Абаевых, жителей Балкарского общества, стали всадниками Кабардинского конного полка.
Газета «Кавказ» 13 сентября 1914 года поместила информацию о смотре, который устроил в те дни 1-й сотне атаман Екатеринодарского отдела полковник Павел Никифорович Камянский: «Недавно атаманом Екатеринодарского отдела был произведен смотр сотне добровольцев-черкесов, снаряженных близлежащими аулами. Атаман отдела поздравил черкесов за бравый и боевой вид. Черкесы дружно отвечали: «Берекет берсин» (покорно благодарю). Все черкесы приведены муллой-кадием к присяге и отслужили молебен о даровании победы русскому воинству».
Итак, в сентябре 1914 года завершилось формирование дивизии кавказских горцев, а в октябре эшелоны повезут ее полки на Украину, в Подольскую губернию, откуда в скором времени и предстояло им вступить в боевые действия на Юго-Западном — австрийском фронте.
В Кавказской конной дивизии рядовых называли не «нижними чинами», как-то было принято в российской армии, а «всадниками». Так как у горцев не существовало обращения на «вы», то к своим офицерам, генералам, и даже к командиру дивизии великому князю Михаилу Александровичу, всадники обращались на «ты», что нисколько не умаляло значения и авторитета командного состава в их глазах и никак не отражалось на соблюдении ими воинской дисциплины.
«Отношения между офицерами и всадниками сильно отличались от таковых в регулярных частях, — вспоминал офицер Ингушского полка Анатолий Марков. — В горцах не было никакого раболепства перед офицерами, они всегда сохраняли собственное достоинство и отнюдь не считали своих офицеров за господ — тем более за высшую расу». Подчеркивает это и в очерке «Кавказская Туземная конная Дивизия» офицер Кабардинского конного полка Алексей Арсеньев: «Отношения между офицерами и всадниками носили характер совершенно отличный от отношений в полках регулярной конницы, о чем молодые офицеры наставлялась старыми. Например — вестовой, едущий за офицером, иногда начинал петь молитвы или заводил с ним разговоры. В общем, уклад был патриархально-семейный, основанный на взаимном уважении, что отнюдь не мешало дисциплине; брани — вообще не было места… Офицер, не относящийся с уважением к обычаям и религиозным верованиям всадников, терял в их глазах всякий авторитет. Таковых, впрочем, в дивизии не было».
Весьма интересны и следующие обобщения, сделанные русским офицером Арсеньевым о горцах — его боевых товарищах по Кабардинскому полку и дивизии: «Чтобы правильно понять природу Дикой Дивизии, нужно иметь представление об общем характере Кавказцев, ее составлявших».
Алексей Алексеевич Арсеньев, говоря о высокой дисциплине, существовавшей в дивизии, подчеркивает, что в первую очередь это было связано с тем, что «всякий мусульманин воспитан в чувстве почтения к старшим — это поддерживалось «адатами» — горскими обычаями».
«В то время, горцы Кавказа, и «степные» народы Туркестана» — пишет Брешко-Брешковский, — не отбывали воинской повинности, однако при любви их к оружию и к лошади, любви пламенной, привитой с раннего детства, при восточном тяготении к чинам, отличиям, повышениям и наградам, путем добровольческого комплектования можно было бы создать несколько чудесных кавалерийских дивизий из мусульман Кавказа и Туркестана. Можно было бы, но к этому не прибегали».
«Почему?» — ставит вопрос Брешко-Брешковский, и сам же отвечает на него: «Если из опасения вооружить и научить военному делу несколько тысяч инородческих всадников — напрасно! На мусульман всегда можно было вернее положиться, чем на христианские народы, влившиеся в состав Российского Царства. Именно они, мусульмане, были бы надежной опорой власти и трона. Революционное лихолетье дало много ярких доказательств, что горцы Кавказа были до конца верны присяге, чувству долга и воинской чести и доблести…»
26 ноября Кавказская конная дивизия через Львов начала «проходное выдвижение» в юго-западном направлении к городу Самбору. В тот день в столице Галиции, Львове, свидетелем шествия частей дивизии по его улицам стал граф Илья Львович Толстой, сын Льва Николаевича Толстого. Он, как журналист и писатель, приехал в этот город, всего лишь месяц назад освобожденный русскими войсками от австрийцев. О своих впечатлениях и чувствах, вызванных увиденными им кавказскими полками, Илья Львович расскажет в очерке «Алые башлыки», опубликованном в начале 1915 года в московском журнале «День Печати» и перепечатанном газетой «Терские ведомости»:
«Первое мое знакомство с Кавказской туземной конной дивизией, — писал Толстой, — произошло в Львове, когда командир корпуса производил ее смотр. Это было в самом центре города, против лучшего отеля, в 12 часов дня, когда улицы были запружены народом, и когда жизнь большого города кипела в полном разгаре.
Полки проходили в конном строю, в походном порядке, один за одним, один красивее другого, и весь город в продолжение целого часа любовался и дивился невиданным дотоле зрелищем… Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные, типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, смуглые, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение — выражение свое, личное; что ни взгляд — мощь и отвага…»
В Карпатских горах, юго-западнее Самбора, на берегах реки Сан, Кавказская конная дивизия вступила в боевые действия с неприятелем, действуя вначале в составе 8-й, а затем 9-й армии Юго-Западного фронта. До начала февраля 1915 года ее полки вели тяжелые бои в горах и долинах Карпат, у галицийских и польских городков и деревень. Наступательные операции и разведка боем чередовались с отражением контратак крупных сил неприятеля, пытавшегося в зимние месяцы прорваться с юга к блокированной русской армией неприятельской крепости Перемышль со 120-тысячным гарнизоном. И кавказские полки с честью выполнили свою боевую задачу — там, где стояли они, враг не прошел, там, где наступали, враг был повержен…
Документы полков и штаба Кавказской конной дивизии донесли до нас имена героев боев, описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на всем протяжении войны с 1914-го по 1917 год. В тот период через службу в дивизии прошло более 7000 всадников — уроженцев Кавказа (полки, понесшие потери в боях и сокращавшиеся за счет отчисления «вовсе от службы» всадников по ранениям и болезням, четырежды пополнялись приходом с мест их формирования запасных сотен). Около 3500 из них были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями «За храбрость», а все офицеры удостоены орденов.
17 февраля 1915 года Петроградское телеграфное агентство передало из Ставки официальную телеграмму, в которой речь шла о «кавказских горцах» в связи с их боевыми делами в рядах Кавказской конной дивизии:
«В Восточной Галиции события развиваются повсюду согласно нашим предположениям. Наши кавказские горцы наводят страх на венгров… Горцы решительно отказываются уступить кому-либо первенство под неприятельским огнем.
Никто не должен получить право утверждать, что горец сражается за его спиной. Психология горцев в отношении боевых порядков решительно сближает их с рыцарями, которых можно было заставить сражаться лишь на началах боевого равенства в одношеренговом строю».
Издание «Новое Время» в очерке «Кавказцы» писало в апреле 1915 года: «В победном шествии на С. участвовала и Кавказская дивизия. «Природным всадникам» пришлось вместе с пехотными войсками «спешенной конницей» под градом пуль и снарядов «постепенно рассыпным строем, перебежками отнимать у неприятеля пядь за пядью землю. Горцы ходили на окопы — в штыки, вернее, в кинжалы, несли сильные потери, но дух их не упал даже в этой совсем необычной для них обстановке».
Командование австро-венгерскими войсками, понимая, что Станиславова, к которому подходили значительные силы российской армии — пехоты и конницы, удержать не удастся, вывело свои главные силы из города, оставив там значительный гарнизон. И тогда произошло удивительное событие, участниками которого стали всадники и офицеры Черкесского и Ингушского полков 3-й бригады Кавказской конной дивизии.
«Для выяснения количества оставшихся в городе австрийцев посланы два конных разъезда горцев, — продолжает рассказ корреспондент газеты «Новое Время». — Видимо, австрийцы заметили их, но ничем не выдали своего присутствия, подпустили эту кучку людей к самому городу. Горцы предположили, что он совсем оставлен неприятелем, спокойно вошли на мост и затем в город. Здесь их встретили залпами с разных сторон. Вместо того чтобы отступить на мост, горячие кавказцы опять прибегли к своему самому необычному оружию, и на улицах закипел кинжальный бой. Плохо ли стреляли австрийцы, или их обуял страх при виде горцев, но и на этот раз последние победили, не потеряв ни одного человека, кроме нескольких раненых. Перестрелку услышали ближайшие четыре сотни и бросились на помощь своим…»
Очерк «Кавказцы» заканчивался словами о том, что «в составе дивизии есть уже немало храбрецов, награжденных Георгием. Георгия горцы называют «Джигитом» и очень чтут его…».
И действительно, святой Георгий Победоносец, покровитель российских воинов, изображение которого помещалось на лицевой стороне Георгиевского креста — он восседал на коне и копьем поражал дракона, символизировавшего врага, — у горцев Кавказа ассоциировался с незнающим страха джигитом, каким, в сущности, и являлся каждый всадник Кавказской конной дивизии.
«Боевые награды всадниками очень ценились, — скажет в своем очерке «Кавказская Туземная Конная Дивизия» Алексей Арсеньев, — но, принимая крест, они настойчиво требовали, чтобы он был — не с птицами, а — с «джигитом»; кресты для иноверцев Императорской Армии чеканились с двуглавым орлом, а не с Георгием Победоносцем».
Необходимо отметить, что еще с 1844 года в России Высочайшим Указом установлено, чтобы ордена для офицеров, а также и Георгиевские кресты для нижних чинов — тех, кто исповедовал ислам — «магометанство», выдавались не с изображениями святых, в честь которых учреждались награды, а с Государственным гербом — двуглавым орлом. Такие награды именовались, как «для нехристиан установленные».
Были случаи, когда кавказские всадники-мусульмане даже отказывались «принять Гергиевские кресты, на которых вместо св.Георгия был выбит Государственный герб, как в начале это делалось для лиц нехристианского вероисповедания, — напишет в воспоминаниях «В Ингушском конном полку» бывший корнет Ингушского полка Анатолий Марков. — К счастью, скоро правительство отменило это правило и все Гергиевские кавалеры стали награждаться одинаковыми для всех знаками отличия Военного ордена».
В своем донесении великому князю Михаилу Александровичу полковник граф Воронцов-Дашков, восхищенный отвагой всадников Кабардинского и 2-го Дагестанского конных полков, писал:
«С чувством особого удовлетворения должен отметить геройскую работу полков вверенной Вашему Императорскому Высочеству дивизии. Промокшие от проливного дождя, идущего всю ночь, ослабевшие от 4-х дневной «уразы», всадники, по вязкой от дождя земле, стойко и стройно шли вперед под градом пуль, почти не залегая, и трепет обнимал противника, не выдержавшего такого стремительного наступления. Некоторые всадники — Дагестанцы, чтобы быстрее наступать, снимали сапоги и босиком бежали в атаку. Пленных почти не брали: всадники были озлоблены поведением австрийцев, поднимавших руки, выкидывать белые флаги и затем расстреливавших наших с близких дистанций; офицерам с трудом удалось вырвать из рук всадников около 20 австрийцев, принадлежащих ко всем четырем батальонам 97-го Имперского полка, к 7-му драгунскому и 11-му гусарскому полкам».
С восхищением говорил Брешко-Врешковскнй о том, как смело бросаются горцы в атаки на неприятельскую пехоту, пулеметы и даже артиллерию:
«Стихийной, бешеной лавиной кидаются они, артистически работая острым, как бритва, кинжалом против штыков и прикладов… и об этих атаках рассказывают чудеса. Австрийцы давно прозвали кавказских орлов «дьяволами в мохнатых шапках». И действительно, одним своим видом, таким далеким от какой бы то ни было общеевропейской военной формы, кавказцы наводят на неприятеля панику…»
«Внезапно развернув свои сотни в лаву и под губительным огнем пехоты противника ведя лично вперед лаву своего дивизиона, стремительно налетел на противника, изрубил находящегося в первой линии, затем направил сотни на следующие окопы и отдельные дома, занятые мадьярами, — свидетельствует наградной лист на полковника Бековича-Черкасского. — Выбил их оттуда, доведя сокрушительный свой удар до основных позиции 9 го и 10-го полков у села Зарвыница, взяв в плен 17 офицеров, 276 мадьяр, 3 пулемета, 4 телефона, имея всего 196 всадников; потеряв 2 офицеров, 16 всадников и 48 лошадей убитыми и ранеными… Шашечный удар был настолько стремительный, что занимавшие окопы две роты венгерской пехоты обратились в беспорядочное бегство, бросая оружие и снаряжение. Врубившись в ряды бежавшего неприятеля, штабс-ротмистр Махатадзе развил преследование и уничтожил 2 роты венгерской пехоты…»
С утра 29 сентября 1915 года крупные силы противника при активной поддержке артиллерии перешли в наступление в направлении занимаемой кавказскими полками деревни Петликовце-Нове. Развивая свой успех, австрийские батальоны продвигались вперед, «угрожая сбросить 3-ю бригаду в болотистую долину Ольховца, выйти в тыл полкам 33-й пехотной дивизии и прорвать фронт на стыке 11-го и 33-го корпусов 9-й армии», как раз там, где стояли на позициях части Кавказской конной дивизии. Но доблесть и геройство ее всадников и офицеров не дали осуществиться плану неприятеля.
Генерал-майор Дмитрий Петрович Багратион, командовавшей в тот день отрядом из 11 дивизионных сотен и пехотного батальона, «искусно маневрируя, упорно отстоял свой участок» в пункте удара противника на деревню Петликовце-Нове, решив исход боя в пользу Кавказской конной дивизии, — «деревня осталась за нами, противник был отброшен, и к вечеру того же дня левый фланг генерал-майора князя Багратиона, перейдя в наступление, отбросил австрийцев».
10 февраля 1916 года исполняющий обязанности командира Кавказской конной дивизии командир 3-й бригады генерал-майор Александр Васильевич Гагарин разослал по всем полкам текст телеграммы из Ставки: «21 января Высочайше пожалованы всем полкам дивизии Штандарты. Поздравляю полки с Монаршей Милостью и уверен, что дарованные Штандарты полков покроются неувядаемой славой». Пусть слава о них будит воспета в аулах родного Кавказа, пусть память о них навеки живет в сердцах народа, пусть заслуги их будут записаны для потомков золотыми буквами на страницах Истории. Я же до конца Моих дней буду гордиться тем, что был начальником горных орлов Кавказа, отныне столь близких моему сердцу…»
…Благодаря Чеченской полусотне, закрепившейся на плацдарме, уже на рассвете по наведенному понтонному мосту началась переправа на правый берег Днестра всего Чеченского полка, а за ним Черкесского, Ингушского и частей пехотной дивизии, что сразу же позволило войскам 33-го армейского корпуса начать успешное продвижение в глубь занятой противником территории.
В те же дни о героизме Чеченской полусотни, первой из состава российских войск с боем переправившейся на правобережье Днестра, было доложено в Ставке Верховному Главнокомандующему Николаю II. И царь, восхищенный мужеством ее всадников, заявил, что всех их награждает Георгиевскими крестами. Факт этот, безусловно, редчайший, чтобы весь личный состав воинского подразделения за один бой был удостоен боевых наград, и единственный как на всю Кавказскую конную дивизию, так и на 2-й кавалерийский корпус.
В Петрограде произошла Февральская революция. 2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола, передав «наследие» своему брату Михаилу Александровичу, бывшему командиру Кавказской конной дивизии, но и он 3 марта отказался от престола, обратившись к народам России с Манифестом. Власть в Петрограде и стране взяло на себя Временное правительство. Корнет Кабардинского полка Алексей Арсеньев в своих воспоминаниях о тех днях напишет: «Отречение Государя от престола потрясло всех; того «энтузиазма», с которым все население, по утверждению творцов революции, «встретило ее», не было; была общая растерянность, вскоре сменившаяся каким-то опьянением от сознания, что теперь — «все позволено». Всюду развевались красные флаги, пестрели красные банты. В Дикой Дивизии их не надели — кроме обозников и матросов-пулеметчиков…»
Устойчивая и стабильная обстановка, сохранившаяся после Февральской революции в Кавказской конной дивизии, не поддававшейся пораженческой пропаганде и псевдореволюционной демагогии, далеко не всем была по душе. И нашлись лица, развернувшие через ряд российских газет кампанию нападок на ее офицеров и всадников. В связи с этим и выступил на страницах газеты «Кубанский курьер» живший в то время в Екатеринодаре уроженец Кабарды, юрист Пшемахо Тамашевич Коцев, в ближайшем будущем один из организаторов Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана.
Вот о чем писал Коцев в «письме в редакцию» газеты » Кубанский курьер», вышедшей 24 марта 1917 года: «В первые дни великой русской революции вместе с известиями о падении старого режима и о событиях на улицах Петрограда в обществе стали циркулировать слухи, а затем в некоторых газетах появились заметки о том, что будто некоторые части Кавказской туземной кавалерийской дивизии (так называемой «Дикой») были истребованы с фронта для подавления революционного выступления и они стреляли в народ, причем будто и сами были расстреляны другими войсковыми частями, перешедшими на сторону Исполнительного Комитета Государственной Думы. Подобные слухи, естественно, взволновали горское население, и представители последнего приняли все меры к тому, чтобы получить самые достоверные известия об участии и роли их единоплеменников — частей так называемой «Дикой Дивизии» — в событиях на улицах Петрограда. По полученным самым точным и достоверным сведениям оказалось, что ни одна из частей Кавказской туземной кавалерийской дивизии в Петрограде в революционные дни не была, и ни один воин названной дивизии в революционный народ не стрелял. Вся эта дивизия с первых дней войны и по настоящее время находится на своем боевом посту на позициях Западного фронта и наравне с другими сынами Великой России защищает общую родину от внешнего врага».
1 мая 1917 года далеко от украинской Подолии, где дисклоцировалась Дикая дивизия, в центре Терской области — городе Владикавказе, состоялось открытие первого съезда «горских племен Кавказа», на который, по сообщению газеты «Терский вестник» за 3 мая 1917 года, «приехали представители: от чеченцев, ингушей, кумыков, дагестанцев, ногайцев, туркмен, кабардинцев, балкарцев, черкесов, осетин и пр. Представителей прибыло более 300 человек».
Одним из главных инициаторов созыва «собрания горцев Кавказа» стал ротмистр Чеченского конного полка Абдул-Меджид (Тапа) Арцуевич Чермоев, которого в то время командование Юго-Западным фронтом откомандировало из Действующей армии в Терскую область. На том съезде горских народов был создан Союз горцев Северного Кавказа и Дагестана, избран его Центральный Комитет, в состав которого, наряду с другими видными политическими и общественными деятелями горских народов, вошли присяжные поверенные кабардинец Пшемахо Тамашевич Коцев и балкарец Басият Абаевич Шаханов.
И вот тогда, 3 мая, на первом съезде горцев Северного Кавказа и Дагестана, по предложению Абдул-Меджида Чермоева «председатель съезда» Басият Абаевич Шаханов направляет телеграмму, одобренную всеми делегатами, в Проскуров командиру Кавказской конной дивизии: «Представители всех горских племен Северного Кавказа и Дагестана, собравшиеся во Владикавказе на свой первый съезд для организации постоянного Союза объединенных горцев, написав на своем красном знамени борьбу всеми силами против реакции и за торжество федеративной демократической республики, шлют свой сердечный привет своим родным полкам Кавказской мусульманской конной дивизии, мужественно, как истинные сыны гордого любовью к свободе Кавказа, отстаивающим грудью неприкосновенность, честь, свободу отныне дорогого нам всем Отечества — России». Эта телеграмма, полученная генерал-майором Гагариным из Владикавказа, по его приказу зачитывалась во всех полках дивизии.
12 июня 1917 года состоялся смотр Кавказской конной дивизии командующим 8-й армией генералом Корниловым, известным в войсках своей храбростью и решительностью… Ровно в четыре часа пополудни командарм на коне «въехал в четырехугольник» и стал объезжать выстроившиеся части, «здоровается с ними и заговаривает с двумя-тремя всадниками каждого полка». Затем, остановившись посредине дивизионного «четырехугольника», Лавр Георгиевич Корнилов произнес «следующую речь»:
«Орлы Кавказа! Я не ожидал, но счастлив, видеть вас в таком изумительном порядке. В вас сохранился еще тот дух, который начинают терять наши войска. Когда вернетесь к себе на Кавказ, передайте от меня поклон и большое спасибо вашим отцам, что сумели воспитать и вдохнуть в вас ту внутреннюю дисциплину, что предохраняет вас от развала. Сейчас я зову вас на ратный подвиг и убежден, что славная история вашей дивизии обогатится еще многими страницами. Еще раз спасибо вам, славные горцы, за службу!»
В одном из приказов командира дивизии генерала Багратиона говорилось: «…Считаю особенно приятным для себя долгом объявить благодарность всем чинам дивизии за высоко честное отношение к долгу службы в ночном бою 29 июня под городом Калушем, в центре которого части других войск под воздействием добытого вина пришли в расстройство и, вместо боя с врагом, постыдно занимались грабежом, насилием женщин и пьянством. Высокоразвитое чувство долга службы перед Отечеством в частях Туземной конной дивизии и воинская дисциплина, присущая сынам Кавказа и их боевым соратникам русским кадровым и пулеметчикам и Донским казакам 8-го дивизиона, нашли справедливую оценку в благодарности, выраженной комкором XII (командир 12-го корпуса генерал Черемисов), который сказал мне: «Я был спокоен за оборону Калуша, когда получил донесение, что кавказцы его защищают».
Получив приказ выдвинуться в направлении реки Збруч, дивизия находилась в пути девять дней, совершая его среди панически отступавших, дезорганизованных пехотных передовых тыловых частей. «В этом хаотическом отходе. ярко вылилось значение дисциплины в полках Туземной конной дивизии, стройное движение которой вносило успокоение в панические элементы нестроевых и обозов, которым примыкали дезертиры пехоты XII корпуса с позиций», — напишет потом в приказе по дивизий генерал Багратион.
В те дни кавказские полки обеспечивали порядок среди отступавших войск, прикрывали их от ударов со стороны противника, а когда тому удавалось осуществлять атаки и прорываться в тылы русских полков и дивизий, всадники-горцы совместно с еще сохранившими боеспособность воинскими частями вступали в бои с немцами и австрийцами и отбрасывали их.
На ночлеге дивизии, в городке Нижневе, где находился штаб 33-го армейского корпуса, к Багратиону спешно обратился комендант штаба с просьбой дать ему три сотни горцев «для охраны штаба от возможного на него покушения со стороны дезертировавшего с позиции пехотного полка». «Я ответил ему, — скажет в приказе Дмитрий Петрович Багратион, — что одно присутствие здесь кавказцев обуздает преступное намерение дезертиров, а если понадобится, то сотни явятся по тревоге. Моя уверенность в чисто военной репутации доблестных полков дивизии оправдалась, и дезертировавший пехотный полк преступной воли не проявил».
26 сентября 1917 года владикавказская газета «Терский вестник» опубликовала сообщение: «Военный министр приказал сообщить: Туземный корпус возвращается на Кавказ. Временное Правительство счастливо засвидетельствовать, что рожденные в свободе горцы остались верны делу свободы в тяжелые дни минувших испытаний, когда темные силы пытались их обманно использовать для того, чтобы задушить свободу».
Три года находились в Действующей армии всадники и офицеры кавказских полков. И вот теперь, в конце сентября — начале октября 1917 года, эшелоны привозили их в родные края…

Из книги О.Л.Опрышко «Кавказская конная дивизия. 1914-1917. Возвращение из небытия», Нальчик, 1999 г.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)