Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » Археология » Территориальный охват Майкопских курганов

Территориальный охват Майкопских курганов

Территориальный охват Майкопских курганов
Археология
zara
Фото: Адыги.RU
09:46, 09 февраль 2015
3 774
0
От Прикубанья цепь майкопских памятников тянется в юго-восточном направлении, охватывая отдельные восточные и главным образом южные районы Ставропольского края (Карачаево-Черкесия; зона Кавказских Минеральных Вод), Кабардино-Балкарию, равнинную часть Северной Осетии и предгорную полосу Чечено-Ингушетии, точнее, собственно Ингушетии. На территории последней имеются как типично майкопские памятники (Бамутский могильник), так и отличающиеся синкретизмом культуры (Луговое поселение). Что же касается территории собственно Чечни, то до сих пор мы по существу не знаем здесь “чистого” майкопского комплекса, подобного, например, Бамутскому могильнику.
Территориальный охват Майкопских курганов
От Прикубанья цепь майкопских памятников тянется в юго-восточном направлении, охватывая отдельные восточные и главным образом южные районы Ставропольского края (Карачаево-Черкесия; зона Кавказских Минеральных Вод), Кабардино-Балкарию, равнинную часть Северной Осетии и предгорную полосу Чечено-Ингушетии, точнее, собственно Ингушетии. На территории последней имеются как типично майкопские памятники (Бамутский могильник), так и отличающиеся синкретизмом культуры (Луговое поселение). Что же касается территории собственно Чечни, то до сих пор мы по существу не знаем здесь “чистого” майкопского комплекса, подобного, например, Бамутскому могильнику. Правда, в Чечне, близ с. Бачи-Юрт Курчалоевского района, недалеко от границы с Дагестаном раскопан один курган, по ряду признаков связываемый с майкопской культурой и потому рассматриваемый как крайний юго-восточный пункт распространения ее памятников (Марковин В.П., 1963. С.. 63-65; Мунчаев P.M., 1975. С. 286). Расположенные же несколько к западу от этого кургана поселения у с. Сержень-юрт Шалинского района, несмотря на очевидную близость их керамики к майкопской, тяготеют в целом к куро-аракской культуре. Майкопского типа керамика обнаружена и на других памятниках Чечни, а также Ингушетии (Мунчаев P.M., 1975. С. 336). Но какова подлинная культурная принадлежность этих памятников, сказать с уверенностью мы не можем. Они могут относиться к майкопской культуре или быть аналогичными Луговому поселению или же поселениям у с. Сержень-юрт.

Таким образом, территория Чечено-Ингушетии представляет юго-восточную часть ареала майкопской культуры и вместе с тем является областью стыка и взаимодействия майкопской и куро-аракской культур. В эту “стыковую” область входили, полагаем, и отдельные районы Северной Осетии. Видимо, некоторые ее равнинные и предгорные районы входили в зону майкопской культуры, а горные относились к ареалу куро-аракской культу-
‘Недавно, как отмечалось выше, сделана попытка отнести ряд памятников в предгорной и равнинной зонах Дагестана к майкопской культуре и тем самым продвинуть юго-восточную границу последней почти до Азербайджана (Магомедов Р.Г., 1991а, б). При близости отдельных материалов этих памятников к майкопской культуре рассматривать их как безусловно относящиеся к данной культуре неправомерно. Поэтому, полагаю, пока не имеется каких-либо убедительных оснований включать Дагестан или даже его прикаспийскую часть в ареал майкопской культуры. Памятники эпохи ранней бронзы на его территории характеризуют один из ярких локальных вариантов куро-аракской культуры.
ры или составляли область активного влияния последней.

Необходимо отметить, что в ряде районов Северной Осетии, и особенно Чечено-Ингушетии, входящих в степную зону Восточного Предкавказья, встречены также и памятники ямной культуры. Например, у ст. Мекенская на Тереке раскопаны курганы с погребениями как ямного, так и майкопского типа (Крупнов Е.И., Мерперт Н.Я., 1963).

В данной связи особый интерес вызывает сделанное в последние годы открытие группы из шести майкопских поселений близ ст-цы Галюгаев-ской в районе Моздока, одно из которых (Галюга-евское I) подверглось широким раскопкам (Кореневский С.Н., 1989а; и др.). Эти памятники заставляют по-новому взглянуть на проблему генезиса майкопской культуры и расширяют границы последней к востоку от Кабардино-Балкарии, захватывая бассейн среднего Терека (Кореневский С.Н., 1991; 1993).

В 1982 г. близ сел Грушевское и Калиновское Александровского р-на Ставропольского края раскопаны три кургана (6-8) с позднемайкопскими погребениями (Мишина Т.Н., 1989. С. 233—239). Они отмечают как бы северо-восточную границу распространения майкопской культуры.

Вопрос о культурной атрибуции древнейших памятников восточно-предкавказских (ногайско-калмыцких) степей стал проясняться в последнее время. В отдельных районах этого обширного края, охватывающего Северный Дагестан, восточную часть Ставропольского края и в основном Калмыкию, собраны археологические данные, указывающие на наличие в них памятников раннебронзового века. Начиная с 50-х годов здесь были обнаружены отдельные характерные для майкопской культуры материалы, включая керамику и другие предметы (Крупнов Е.И., 1954. Рис. 42, 3,4; Марковин В.И., 1980а. С. 117).

Особо отметим исследованные в данном регионе комплексы с инвентарем майкопской культуры. Это прежде всего раскопанные в 1982 г. в курганном могильнике Цаган-нур в Калмыкии три погребения, совершенные по степному обряду, но содержавшие типичные для комплексов Новосвободной предметы, такие, как глиняный сосуд, медный котел, украшенный жемчужным орнаментом, бронзовые вилообразное орудие и тесло (Шилов В.П., 1984. С. 186).

Близкая картина прослежена и в курганах у хут. Жуковского Новоселицкого р-на Ставропольского края. В захоронениях, совершенных по степному обряду погребения, обнаружены характерные для позднего этапа майкопской культуры предметы инвентаря. Последние и послужили основанием для исследователей отнести данные погребения к майкопской культуре (Державин В.Л., Тихонов Б.Г., 1980. С. 76-79).

Наличие подобных комплексов на таких пограничных территориях вполне объяснимо*. Обширная степная и полупустынная область Восточного Предкавказья и Северо-Западного Прикаспия в целом входила в раннебронзовом веке в иной культурный ареал. Как известно, в южной части Калмыкии исследовано свыше 550 погребений ямной культуры (Эрдниев У.Э., 1979). Племена данной культуры, скорее всего, и обитали на этой территории, поддерживая связи со своими соседями на западе - племенами майкопской культуры. Наличие же отдельных погребений с инвентарем майкопской культуры не может служить основанием расширять ареал рассматриваемой культуры столь далеко на восток (Шишлина Н.И., 1992. С. 30).

В очерченном ареале майкопской культуры выделяются, пожалуй, два наиболее крупных очага развития этой культуры. Один из них - прикубан-ский. Второй находится в центральной части Северного Кавказа, в частности в Кабардино-Пяти-горье, где также исследовано значительное количество майкопских памятников, как ранних, так и сравнительно поздних. Можно говорить еще об одном очаге развития изучаемой культуры, локализуемой на территории Ингушетии и смежных районов Северной Осетии. Единственным памятником, широко исследованным здесь, является Ба-мутский курганный могильник, относящийся к позднему этапу майкопской культуры. Более ранние комплексы данной культуры здесь пока неизвестны. По всей вероятности, майкопская культура не была распространена на этой территории в начальный период своего развития.

Ареал майкопской культуры в тех границах, которые очерчены выше, сложился, разумеется, не сразу. Учитывая значительную концентрацию майкопских памятников в Прикубанье, можно было бы считать, что эта культура сложилась именно в данном регионе и отсюда начала распространяться в центральные и юго-восточные районы Северного Кавказа. Но в настоящее время раннемайкопские памятники известны не только в Кабардино-Пятигорье, но и восточнее — на Тереке (I поселение Галюгаевское). Как считает исследователь последнего, этот памятник не уступает по древности Майкопскому кургану (Кореневский С.Н., 19886. С. 14). Поэтому вопрос, где сформировалась и откуда начала распространяться по Северному Кавказу майкопская культура, остается пока открытым. По всей вероятности, определенный свет на решение данного вопроса может пролить установление хронологии и четкой периодизации майкопской культуры в целом и отдельных групп ее памятников, в частности.

Известно, как остро стояли и как по-разному решались вопросы хронологизации Майкопского
кургана и связанных с ним других памятников Северного Кавказа. Амплитуда колебания дат Майкопского кургана была весьма значительной — от IV до начала I тысячелетия до н.э. Собственно, все споры сводились в основном к тому, к какому времени - началу эпохи металла или предскифскому периоду - относятся этот и близкие ему в культурно-историческом отношении другие памятники Северного Кавказа. Убедительно доказав, что “большие кубанские курганы” во главе с Майкопским курганом характеризуют ранний этап эпохи металла, А.А. Иессен расчленил их на две хронологические группы, отражающие два последовательных этапа развития представленной ими культуры. Последняя, названная А.А. Иессеном раннекубанской культурой, была датирована им в пределах 2300-1700 лет до н.э. (Иессен А.А., 1950. С. 198). В дальнейшем А.А. Иессен несколько удревнил хронологию изучаемой культуры, установив ее в рамках 2500-2000 лет до н.э. Этой датировки майкопской культуры придерживались до недавнего времени многие исследователи бронзового века Северного Кавказа (Пиотровский Ю.Ю., 1991. С. 17).

Хронология майкопской культуры, к сожалению, остается до сих пор неразработанной. Для решения этой важной проблемы нам явно не хватает широко раскопанных и тщательно изученных погребальных, и особенно поселенческих комплексов, представленных со всего ареала майкопской культуры. До сих пор монографически не изданы ни сам Майкопский курган, ни такой широко обследованный бытовой памятник, как Мешоко. Среди исследованных в последнее время памятников большой интерес вызывает, несомненно, поселение Галюгаевское I на среднем Тереке, но небольшая часть его материалов введена в научный оборот лишь в самое последнее время (Кореневский С.Н., 1993).

Одной из существенных причин, затрудняющих решение проблемы хронологии раннебронзового века Северного Кавказа и отдельных групп его памятников, является отсутствие до сих пор сколько-нибудь значительной серии радиокарбонных дат для майкопской культуры. Поэтому в ряде случаев исследователи для хронологизации этой культуры были вынуждены привлекать С]4 даты, полученные, например, для раннего подкурганного погребения в Мильской степи в Закавказье (2530 + ± 120 лет до н.э.) или для погребений Устьджегу-тинского могильника (2090 + 60 лет до н.э.; 2160 + 60 лет до н.э.; 1950 + 60 лет до н.э.), которым непосредственно предшествуют там майкопские захоронения (Мунчаев P.M., 1975. С. 335).

Считаю в данной связи необходимым отметить также следующее. При сопоставлении северокавказских материалов с ближневосточными, особенно когда это касается определения датировки памятников, следует помнить, что до сих пор не существует прочно установленной абсолютной хронологии для таких известных комплексов конца IV—III тысячелетия до н.э. Месопотамии, как поздний Урук, Джемджет Наср, Ниневия 5 и др. Оживленные споры между специалистами идут как по вопросам хронологизации, так и о том, представляют ли эти комплексы определенные культурно-исторические периоды или они отражают региональные особенности, выражающиеся прежде всего в керамике и ее орнаментации.

Несмотря на отмеченное, поиски надежных данных, позволяющих приблизить решение проблемы хронологии ранне бронзового века Северного Кавказа в целом и отдельных его комплексов, в частности, постоянно велись и продолжаются. Об этом свидетельствует и прошедшая в 1990 г. дискуссия в журнале “Советская археология”, и состоявшийся в 1991 г. в Новороссийске симпозиум по майкопской культуре. Хотя в известной степени прав и Ю.Ю. Пиотровский, считающий, что в настоящее время представляется невозможным определенно говорить о хронологических рамках майкопской культуры (Пиотровский Ю.Ю., 1991. С. 20), тем не менее некоторые результаты в разработке этой важной проблемы имеются сейчас. Они касаются прежде всего датировки раннемайкопских комплексов.

Сравнительный анализ металла (с точки зрения состава), и особенно керамики раннемайкопских памятников, с одной стороны, и комплексов фазы Амук F в Сирии и соответствующих им в Анатолии и Ираке (Тепе Гавра XII-IX) - с другой, позволил наметить несомненную связь их между собой и тем самым значительно углубить нижние хронологические рамки майкопской культуры, по меньшей мере до конца IV тысячелетия до н.э. (Андреева М.В., 1977. С. 50-55).

Керамика, точнее глиняные сосуды из ранних погребений майкопской культуры, в сравнительном плане изучена слабо. Было ясно, что она не связана с местной керамикой предшествующей эпохи (Иессен А.А., 1950. С. 175, 177). Учитывая близость ее форм к соответствующим образцам из памятников Северной Месопотамии, высказывалось мнение о месопотамском происхождении раннемайкопской керамики (Мунчаев P.M., 1975. С. 329). Выясняется, что раннемайкопскую форму глиняной посуды содержат и памятники, расположенные к западу - в Сирии - и объединямые в фазу Амук F (Braidwood R.I., Braidwood L.S., 1960. P. 513-516). Причем совершенно идентичны не только форма и размеры горшков раннемайкопских и сирийских памятников, но и цвет и характер обработки их поверхности. Совпадают и такие детали, как почти полное отсутствие у тех и других ручек и орнамента. А в случаях, когда на сосудах имеются ручки или орнамент, близость между ними просто поразительна (Андреева М.В., 1977. С. 52).

Для исследователей остается неясным, правда, происхождение данного керамического комплекса в Сирии, они склонны выводить его из Гавры в Месопотамии (Braidwood R.I., Braidwood L.S., 1960).
В данной связи, кстати, следует обратить внимание и на довольно типичные залощенные горшки раннемайкопского типа, представленные в коллекции урукской керамики из Дарашина в Докане в Иракском Курдистане (Behnam Abu А1 Soof, 1979. PI. II). Но независимо от этого в свете отмеченных данных становится совершенно очевидным, откуда и в какое приблизительно время началось проникновение на Северный Кавказ отдельных культурных и, вероятно, этнических элементов, которое положило начало развитию здесь новой, оригинальной, в основе своей двуприродной (северокавказско-пе-ре дне азиатской) культуры эпохи ранней бронзы*. Это время - не позднее рубежа IV-Ш тысячелетий до н.э.

В пользу отмеченного свидетельствуют и другие факты. В 1984 г. в раннемайкопском погребении близ с. Красногвардейское (Адыгея) была обнаружена гагатовая цилиндрическая бусина с гравированными изображениями оленя и, видимо, древа жизни (Нехаев А.А., 1986. С. 246, 247. Рис. 3,

1). Она имеет близкие аналогии среди подобных предметов из переднеазиатских комплексов, прежде всего Тепе Гавры, датируемых IV - началом III тысячелетия до н.э. Недавно каменная печать прямоугольной формы с аналогичными же гравированными изображениями найдена в халколити-ческом слое Дегирментепе в Восточной Анатолии (Ufuk Esin, 1984. Fig. 37). Именно с учетом ближневосточных находок А.А. Нехаев датировал исследованное им погребение началом П1 тысячелетия до н.э.

Значительно больший интерес в данной связи вызывают материалы из другого восточноанатолийского поселения - Арслантепе. В соответствующем комплексе его, относящемся к позднему Уруку - Джемджет Насру (конец IV - начало III тысячелетия до н.э.) представлена керамика, близкая к майкопской по формам и другим признакам (Frangipane М., Palmieri А., 1983. Fig. 52, 55). Обращает внимание и находка здесь костяной булавки с треугольной головкой (Frangipane М., Palmieri А., 1983. Fig. 63,1). Подобная булавка в единственном числе известна на Северном Кавказе из раннемайкопского погребения в Устьджегутин-ском могильнике (Мунчаев P.M., Нечитайло А.Л.,

1966. Рис. 8,2).

Укажем особо на керамический комплекс поселения Галюгай I. В 1993 г. опубликована сравнительно небольшая его часть. Но я имел возможность непосредственно ознакомиться со значительно большей частью керамики Галюгая. Первое же знакомство с ней заставляет искать параллели отдельным ее формам в керамике позднего Урука и раннединастических периодов Месопотамии. Отмечу в данной связи, что в материалах из слоев конца IV - первой половины Ш тысячелетия до н.э. на поселении Телль Хазна I в Северо-Восточной Сирии, исследуемой экспедицией Института археологии РАН, представлены сосуды, близкие по формам галюгаевским и украшенные аналогичными резными знаками (Кореневский С.Н., 1993. Рис. 13, 4). Обращает на себя внимание также присутствие в керамических комплексах Телль Хазны I и Галюгая одинаковых очажных подставок.

Наконец, обратим внимание и на такой факт: в Майкопском кургане и под полами урукского храма найдены микролитические орудия одинаковых форм*. Мы уверены, что такое совпадение не является случайным. Как известно, в Месопотамии рано (не позднее VI тысячелетия до н.э.) сложился обычай (ставший в дальнейшем традицией) закладывать под полы и стены культовых прежде всего сооружений различные, точнее, особые предметы. Укажем для примера, что под полами культовой постройки на халафском поселении Ярымтепе П в Ираке (V тысячелетие до н.э.) обнаружены уникальные медная печать и другие предметы, в том числе три обсидиановых микролитических орудия в виде трапеций (Мунчаев P.M., Мерперт Н.Я., 1981. Рис. 51,7,2). Известйо ведь, что использование подобных орудий на Ближнем Востоке прекратилось еще в эпоху раннего неолита и микролиты практически не встречаются в раннеземледельческих памятниках. В поселениях же Северного Кавказа IV—III тысячелетий до н.э. их продолжали использовать. Но ни в одном погребальном комплексе раннебронзового века, кроме Майкопского кургана, они не встречены здесь до сих пор. Поэтому, учитывая и высокий социальный статус погребенного в кургане Ошад (жрец - родо-племенной вождь), мы рассматриваем присутствие в составе инвентаря этой могилы давно вышедших из употребления орудий как одно из проявлений месопотамской традиции.

Приведенные данные убедительно указывают на связь представленного раннемайкопскими памятниками культурного комплекса с Ближним Востоком и определяют время и ту возможную область, откуда шли влияния и произошла вероятная миграция определенных этнокультурных групп на Северный Кавказ. Это время, конечно, не XXIV-XXIII вв. до н.э., как считает В.А. Сафронов, а значительно раньше. Что же касается исходной территории миграции, то речь может идти не об одном узколокальном регионе, как например, район Телль Хуэйры в Сирии, по мнению того же В.А. Сафронова, а о целой области, протянувшейся от Тигра (Тепе Гавра) на востоке до Северной Сирии и смежной части Восточной Анатолии на западе*.

Учитывая отмеченные выше и некоторые новые данные, касающиеся как южных, так и северных связей носителей майкопской культуры, А.Д. Резепкин подкрепил наметившееся новое хронологическое положение этой культуры. Он пришел, в частности, к выводу о возможности отнести начало майкопской культуры ко времени последней трети IV тысячелетия до н.э. (Резепкин А.Д., 1991а. С. 16,17). Датировка раннего Майкопа концом IV тысячелетия до н.э., можно сказать, установившееся в настоящее время мнение большинства специалистов.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)