Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным

Теперь о моей книге «Кубанское казачество» и некоторых поднимаемых в ней проблемах. Не приводя ее названия, Ратушняк упрекает меня только в том, что он «считает, что казаки были активными проводниками реакционной царской политики на Северном Кавказе», что на рядовых казаков «якобы сильно действовал монархический яд. Казачьи же офицеры пили эту сивуху с упоением». И это все, чем запомнилась моя монография оппоненту. Любое серьезное исследование достойно большего внимания.

В моей книге многое можно уточнять, в ней есть досадные редакционные погрешности, но я рассчитываю, что читатели, в первую очередь молодые историки, увидят в ней прежде всего объективные принципиальные подходы к изучению казачества. Странно, что эта важнейшая содержательная стерона не привлекла внимания оппонента. А может быть, ему нечем ответить? Эту ситуацию я считаю наиболее вероятной. За прошедшие после выхода книги двенадцать лет нынешние «возродители» вполне могли бы написать и издать новую обобщающую историю казачества работу. Но почему-то этого не сделано до сегодняшнего дня. Почему - догадаться нетрудно.

Будущему историку казачества, который изберет действительно научную методологию анализа прошлого, полезно учитывать ряд позиций, имеющихся в моей книге. Назовем некоторые из них.

- Необходимо различать казачество самобытное, вольное и казачество, привлеченное на службу царским государством, ставшее частью его послушных силовых структур. Соответственно различать народные традиции, родившиеся в вольном казачестве, и те из них, которые были сохранены и преумножены царизмом в интересах сословного оболванивания казачьих масс.

- Видеть последовательные ступени развития статуса казачества в системе царской государственности от иррегулярной пограничной службы до войсковых сословных обязанностей.

- Изучать этапы и содержательность формирования царизмом казачьего войскового сословия, государственные функции, которыми сословие было наделено в разные периоды, осуществление этих функций.

- Важнейшим является вопрос о сущности казачьего землевладения и войсковой латифундии и личного паевого землепользования казака.

Несомненно, по происхождению и правовому положению казачья земля являлась разновидностью российского вотчинного владения, что не просто сближало ее с землевладением помещичьим, но придавало всей системе войсковой сословности особый, феодально-служилый смысл.

- Знать и учитывать особенности взаимоотношений казаков внутри станичного общежития, роль казачьей общины, созданной и контролируемой царским правительством.

- Нужно уделить самое пристальное внимание экономической жизни казаков, особенно в период становления и развития капиталистических отношений, чтобы увидеть совокупность острейших социальных противоречий в станице накануне революционных потрясений.

- Учитывать разнообразные факторы внеэкономического сословного принуждения, в котором царским государственным аппаратом были умело использованы древние народные традиции казачества.

- Изучать особенности организации и несения военной службы казаков, их участие в войнах, их привлечение к расправам с освободительным движением.

- Анализировать социальную дифференцированность казачества, причины раскола его на сторонников и противников революционной борьбы.

- Продолжать изучение поведения казаков в революции и гражданской войне, в рядах Красной Армии и белогвардейских формирований.

- Рассмотреть разные стороны антисословной политики Советского государства по отношению к казакам, историю «расказачивания».

- Изучать историю жизни казаков при Советской власти, их судьбы в годы нэпа, коллективизации станицы.

- Знать и учитывать положение казаков, ушедших с остатками белых армий в эмиграцию.

- Изучать политику большевистской партии и Советского государства в области использования народных казачьих традиций в кавалерии Красной Армии.

- Особую значимость имеет тема казачества в Великой Отечественной войне, подвиги советских казаков и поведение казаков, пошедших служить немецко-фашистским оккупантам.

- Знать о затухании казачьих традиций в СССР в послевоенный период.

- Оценивать инициативы любителей казачества и казачьих традиций в годы перестройки.

- Изучать особенности станичного быта, казачий фольклор.

Отмеченные направления осмысления истории казачества в моей книге оценки Ратушняка не получили, а было бы весьма интересно их выслушать. Ратушняк счел нужным всего лишь заметить: «.. .Если Щербина с прока-зачьих позиций рассматривал проблему чисто событийно, то его нынешний оппонент (то есть Куценко. - И. К.) — с позиций соответствующей идеологии».

Какой оригинальный прием аналитической мысли! - удивимся мы. Но что это за проказачьи позиции, намек на соответствующую идеологию (уж не опасную ли коммунистическую? - И. К.). И разве у меня нет чисто событийных описаний? Зачем же лишать идейности Щербину? Она-то у него присутствовала всегда, только была очень уж своеобразно замаскированной. До такой степени, что Ратушняк никак заметить ее, а тем более вникнуть в нее не может. Приходится помочь оппоненту. Щербина, всячески маскируя царскую войсковую сословность, ее функциональность, отстаивал первопричину существования казачьего войска - помещичье-буржуазный строй и самодержавие. И позиции у него соответственно были вовсе не проказачьи, а пробур-жуазно-помещичьи, выступающие в казачьем мундире. А я, изобличая реакционность царской антинародной казачьей политики и сословной организации старого казачества, выступаю против монархии, показывая ее подлинную роль и обреченность. Если в этом видеть идеологию, то что же тогда называть здравым смыслом? В указанном противостоянии заключена вся подоплека историографического столкновения.

Ратушняку следовало бы: также высказаться (принять или не принять) об основных выводах книги «Кубанское казачество», а именно: о губительной роли для казаков и всего российского народа самодержавной, буржуазно-помещичьей власти; о необходимости при изучении истории казачества отказаться от антисоветской, пробелогвардейской идеологической засоренности; о пагубности любых попыток политизированного автономного обособления казачества. Казаки становились действительно народной силой только тогда, когда сливались в одном движении с трудовым людом, отстаивали не узкие интересы своей собственной группки, а обездоленного большинства нации.

У нас были все основания для обобщения: «Казачье сословие неизменно выступало врагом освободительного движения, вооруженным защитником системы угнетения. Подобные выводы нередко с гневом отвергаются. Некоторых провинциальных ученых, считающих себя авторитетами в изучении прошлого казаков, например, коробитсопоставление дореволюционного казачества с фашистскими карательными организациями, А вот в гитлеровских пропагандистских изданиях для казаков всегда неизменно подчеркивалась преемственность цариских и белогвардейских традиций1. Захватчики не считали такое сопоставление противоестественным. И здесь они были правы.

Далеко не все из гитлеровских казаков могли похвастать запорожской родословностыо. Но и этих, и дореволюционных членов сословия роднило самое главное - идентичность выполнявшихся ими функций. Давнее истребление адыгов и других горских народов, подавление революционных выступлений российских рабочих и крестьян, ожесточенная защита белогвардейщины, совместно с фашистскими оккупантами борьба против Советской Родины - явления по сути своей однопорядковые. Это были только разнящиеся проблематикой времени формы подавления во имя одной цели - сохранения господства угнетательского меньшинства и поработителей...

Совокупность разнообразных объективных документальных свидетельств позволяет утверждать: казачье войсковое сословие было орудием классового принуждения. Прежде всего в этом и заключалась его главная социальная сущность»2.

Ратушняк обходит молчанием приведенный вывод, являющийся основным в моей книге. Но это не молчание соглашающегося в общем с аксиоматичным доказательством. Фактически в качестве альтернативы он приводит собственный унылый постулат: «Казачество - это уникальный субэтнический генофонд российского суперэтноса». И все. В этой декларации - основной лозунг возрож-денчества. Справедливости ради отметим, что это вовсе не открытие Ратушняка. Ратушняку принадлежит только неологизм «суперэтнос» и введение, так сказать, в научный оборот применительно к казачеству слова «генофонд». О казачестве как особом субэтносе много писали на страницах краевой печати в 90-е годы. Но и авторы тех выступлений не были первооткрывателями. Казачество как своеобразная этническая группа всегда рассматривалось сразу после ликвидации войскового сословия в советской справочной, научной, публицистической литературе. Такая группа подверглась детальной проработке при Всесоюзной переписи населения в 1926 году, когда воспоминание о недавнем состоянии казаков было заметным. В последующих переписях казачество не выделялось, так как быстро шли процессы нивелирования сельского населения. В словарях обычной стала информация типа: «Казак - ...уроженец некоторых областей СССР (бывших войсковых образований)»1. В 1967 году в Москве была издана книга «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани». В станицы выезжали на практику группы студентов-филологов, историков для выявления и сбора казачьего фольклора. Но возродительский всплеск интереса к казачеству отличается интенсивностью, и вопреки заявлениям его инициаторов он носит не только этнический характер.

Наиболее обстоятельно теоретические основы этноса разработаны Л. Н. Гумилевым. Он считает: «Объединиться в этнос» нельзя (...) этническая принадлежность, обнаруживаемая в сознании людей, не есть продукт самого сознания. Очевидно, она отражает какую-то сторону природы человека, гораздо более глубокую, внешнюю по отношению к сознанию и психологии, под которой мы понимаем форму высшей нервной деятельности»2. В свете этих замечаний логичен вопрос: «Прежде всего лозунг «Записывайтесь в казаки!» вызывал недоумение и даже неприятие у многих потомственных казаков. Почему я должен «записываться», если я казак по отцу, по деду, по прадеду? ...призывы «записываться» в казаки нелепы, как и призывы к русским людям «записываться» в русские».

Гумилев давно обратил внимание, что казаки - один из этносов: «Поморы, питерские рабочие, староверы в Заволжье, сибирские золотоискатели, крестьяне лесных и крестьяне степных губерний, казаки донские и казаки уральские были внешне совсем не похожи друг на друга, но народного единства это не разрушало, а близость по быту, скажем, гребенских казаков с чеченцами их не объединяла».

Казачество - этнографический тип в основном русского народа. Таково, на наш взгляд, наиболее обобщенное его восприятие.

Но представлять казаков только через категории под-националыюго недостаточно. Такая характеристика не может быть полной. Во-вторых, замечено, что борьба за национальность, этносовость чревата стремлением к несправедливым привилегиям, групповому эгоизму.

Гумилев: «...Правомерно ли сказать, что в Москве живут рабочие, служащие и татары? С нашей точки зрения, это абсурд...» С нашей - тоже. «Значит ошибка кроется в постулате»4, то есть в исходном утверждении, принимаемом за истинное. А оно ошибочно или преподносится сознательно, преднамеренно, с определенной целью ввести в заблуждение. Во всяком случае, наш оппонент, что называется, под гребенку, или, как выражается он сам, «оптом», под этнической характеристикой прячет качества с этническими ничего общего не имеющие.

Приведем пример. В упоминавшемся немецко-фа-шистском журнале «Казачьи ведомости» (VI-VII. 1944) на странице 9 есть фотографии кубанцев, служивших гитлеровцам. На одной - крупным планом радостно улыбающийся казак обнимает голову боевого друга - верного коня. Какой казак не любил коней! Это, несомненно, общая этническая черта. Но наш казак одет в немецкий мундир, на его левом локте на ремне висит только что снятая немецкая стальная каска. Он вернулся с «боевого» задания, возможно расстреливал партизан или мирное население очередной деревни, руки его, выражаясь фигурально, но локоть в крови, он - фашистский палач. Можно ли судить о нем с проказачьих позиций, приписываемых Ратушняком Щербине? Спросим у Ратушняка, современных любителей казачества: какую сторону личности этого казака принимать как определяющую? Ведь этнически он «наш, родной». Но он - злейший враг, предатель сражавшегося советского народа. Для других представителей этноса - казаков 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса - сомнений в ответе на этот вопрос не было. Они смотрели на таких «земляков» только через прорезь прицела пулемета, автомата или винтовки.

Гумилеву принадлежит глубокое наблюдение: «... Можно ли изучать эскимосов, не замечая их охоты на морского зверя, а ограничиваясь грамматическими формами глагола или представлениями о злобных духах моря и тундры? Или описывать индусов, не упоминая об их труде на рисовых полях, но подробно излагая теорию кармы и перевоплощения душ? Нет, характер трудовых процессов, потребление, войны, создание государства или падение его - такие же объекты этнографического исследования, как и свадебные обряды или ритуальные церемонии»1. Продолжая мысль, спросим: можно ли изучать историю казачества, только обращаясь к его быту, фольклору, сельскохозяйственным занятиям, поведению казаков на ярмарках, не обращая внимания, почему и как многие представители «уникального субэтнического генофонда» поднимали оружие против большинства «российского суперэтноса»?

Учитывая гумилевскую ориентацию, к числу этнооб-разующих личность казака - члена сословия и всего войска - факторов следует относить то, о чем сегодня вспоминают неохотно, с туманной оговоркой: всякое бывало. Царизм предоставлением привилегий (на землю и др.), искусственным сохранением замкнутости станичной общины за несколько веков создал и воспитал в интересах защиты по-мещичье-буржуазного строя противопоставленную народу мощную казачью организацию, наделенную прежде всего охранно-карательной функцией. Войско было всегда готово к выполнению любых приказов царского начальства, казаки не раз пускали в ход против протестовавших сограждан нагайки, шашки и винтовки.

Это неотвратимо и немедленно проявлялось в облике казака, который в качестве «государева слуги» привлекался к покорению новых земель или для подавления народного недовольства. Еще А. С. Пушкин видел в казаке завоевателя: «Под буркою казак, Кавказа властелин»1.

В XIX-XX веках лицо и деятельность казачества определялись не его этническим своеобразием, а насыщенностью конкретным социальным и политическим содержанием. Изучать казачество без учета того, за какое именно государство, за какую власть конкретные казаки боролись, приносили жертвы, невозможно.

Чрезвычайно показательно, что именно идею этнического своеобразия казаков приняли на вооружение немецко-фашистские захватчики. На оккупированной территории Дона и Северного Кавказа командованием немецкой группы войск «Юг» было организовано формирование казачьих воинских частей. Современный исследователь сообщает: «На протяжении сентября (1942) этой акцией занимался полковник фон Панвиц. Через месяц его назначили командующим всеми казачьими частями. Атаманами казачьих войск были избраны полковник Ду-хопельников - донских, полковник Белый - кубанских и есаул Кулаков — терских. Для идеологического обоснования своих действий нацистами была разработана теория, согласно которой казаки являлись потомками остготов, владевших причерноморским краем во II-IV веках нашей эры и, следовательно, не славянами, а народом германского корня, «сохраняющим прочные кровные связи со своей германской прародиной».

Эта теория, нелепая и фантастическая, очень понравилась Гитлеру»1.

Близкой к нацистской была еще одна теория о происхождении казаков, сложившаяся у казачьей белоэмигра-ции: «Казаки - народность, образовавшаяся в начале новой эры, как результат генетических связей между туранскими племенами скифского народа коссака (или касака) и приазовских славян меотокайсаров с некоторой примесью асов-аланов или танаитов (донцов)»2.

Это определение не менее абсурдно, чем немецко-фашистское. Но знаменательно тем, что, как и некоторые нынешние российские истолкователи истории казачества, уводит в сторону от признания сословного объединения казаков накануне революции. Удивительно, но выстраивается целый ряд одного смыслового порядка: «полузапорожества» Щербины, «туранского» объяснения белоэмигрантов, «остготского» - фашистов, «субэтносового» - Ратушняка.


И.Я. Куценко
"Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"