Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » История » И.Я. Куценко: "Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"

И.Я. Куценко: "Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"

И.Я. Куценко: "Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"
История
zara
Фото: Адыги.RU
00:41, 02 февраль 2020
4 454
0
Между прочим, белые эмигранты, фактически стоявшие у истоков современного возродительства, не скрывали своей приверженности к монархизму. В этом убеждают публикации в эмигрантских изданиях. Так, «Кубанское казачество. Историко-литературный и иллюстрированный журнал» (Париж) в № 1 за 1931 год поместил статью «Войсковой праздник», в которой писалось: «Долгое, очень долгое время день Покрова был общеказачьим войсковым праздником для всей Кубани. Многовековая, тысячелетняя традиция эта была нарушена только в 1830-х годах. ...Для казачества было введено новое положение; тогда же император Николай I назначил Войсковым Атаманом всех казачьих войск своего сына наследника цесаревича Александра Николаевича, и день его тезоименитства - день Св. Александра Невского - 30 августа был сделан Войсковым праздником казачьим, в том числе и на
И.Я. Куценко: "Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"Между прочим, белые эмигранты, фактически стоявшие у истоков современного возродительства, не скрывали своей приверженности к монархизму. В этом убеждают публикации в эмигрантских изданиях. Так, «Кубанское казачество. Историко-литературный и иллюстрированный журнал» (Париж) в № 1 за 1931 год поместил статью «Войсковой праздник», в которой писалось: «Долгое, очень долгое время день Покрова был общеказачьим войсковым праздником для всей Кубани. Многовековая, тысячелетняя традиция эта была нарушена только в 1830-х годах. ...Для казачества было введено новое положение; тогда же император Николай I назначил Войсковым Атаманом всех казачьих войск своего сына наследника цесаревича Александра Николаевича, и день его тезоименитства - день Св. Александра Невского - 30 августа был сделан Войсковым праздником казачьим, в том числе и на Кубани». А позднее «...день именин наследника Алексия (так в тексте. - И. К.), по старой же традиции, снова стал днем Войскового праздника, со всеми его торжествами... На эмиграцию мы вышли со старым Войсковым праздником 5 октября»1. И в смене праздников отразился процесс перехода казачества от досословпого состояния в войсковое сословие.

Ратушняк написал: Куценко «считает, что казаки были активными проводниками реакционной царской политики... в отличие от Щербины он во всем обвиняет казаков...» Обвинять - это из судейской практики (хотя, скажем прямо, на Северном Кавказе, как и в других местах, миссия войскового сословия далеко не является субэтнической). А перед Куценко стояла объективная научная задача: выяснить социальный типаж дореволюционного казачества, который дальновидно маскировал Ф. А. Щербина и который не хочет сегодня признавать Ратушняк. У нас было достаточно оснований, которые мы представляли в печати, чтобы заявить: «После ликвидации крепостного права, резкой перемены курса в сторону капиталистической перспективы казачье сословие осталось наиболее монархическим образованием. Почему? В то время, когда товарно-денежные отношения безжалостно сокрушали пережитки феодализма, не щадя даже помещичьей собственности и благополучия дворянства, казачье войско было единственной общенациональной структурой, благополучие и сама жизнь которой всецело продолжали базироваться на принципах векового прошлого, на монаршей воле. В пореформенное время казачество осталось реальным слепком столь милого для помещичьих кругов и правящей имперской элиты старинного нравственного комплекса, выросшего из сословно-дворянс-кого понимания права землевладения за службу, феодального долга перед царем и представлявшими его инстанциями»1.

Вновь выявленные материалы позволили высказаться более определенно: «Самое яркое и значимое свидетельство... заключается в неопровержимом уточнении социальной сущности казачества конца XIX века. Оно являлось наиболее монархическим из всех имевшихся тогда в России общностей. Причем это качество носило подчеркнуто обслуживающий помещичье-буржуазный режим характер. Ибо весь существовавший общественный и политический строй, следовательно, все его казенные составляющие являлись таковыми. Но больше не было ни одной другой организованной, устойчивой, массовой структуры, которая могла бы сравниться с казачьей по силе пронизывающего ее царистского духа и традиций, служебной ответственности перед самодержавием. Следует с полным основанием утверждать: казачье войсковое сословие в его официальном выражении стало воплощением и столпом монархизма. Его национальная принадлежность к русскому народу и особенности этнического самовыражения были общеизвестны. В тогдашней обыденной жизни, с точки зрения политических приоритетов, они, однако, имели вторичное, подчиненное официальной функциональности войска значение. В свое время В. И. Ленин отметил: положение слоев, из которых берется прислуга, соединяет « очень умеренную дозу наро-долюбия с очень высокой дозой послушания и отстаивания интересов барина»1. Социальный типаж лакея самодержавия как идеал казачьего служения навязывался станичникам арсеналом воспитательного воздействия, со временем был принят казачьей массой. Тут уместно оговориться: наверное, не всей, были казаки, которым претила такая предназначенность, что вполне возможно. Но мы имеем в виду официально сформулированное отношение монархического государства к войсковому сословию и реагирование на него сословия как такового. Отказываться от этой имевшей место реальности сегодня - значит идти против истины»2.

Но является ли приведенное обобщение обвинением казаков? Разумеется, нет. Адресат, ответственный за сложившееся тогда положение, известен. Это государство царской самодержавности, итогом длительной, целенаправленной политики которого стали противопоставление казачества родному народу, превращение его в послушную царизму консервативную силу.

Совсем недавно на страницы периодики края вырвался, наконец, пример признания лакейской по отношению к самодержавию роли дореволюционного казачества. Речь идет о двух казаках из царского конвоя, оставшихся за рубежом при престарелой бывшей императрице Марии Федоровне, матери Николая II, прах которой решено перезахоронить в петербургском Петропавловском соборе. Обслуживавший ее казак Тимофей Ксенофонтович Ящик в своих воспоминаниях написал: «Ведь самое заветное желание у казаков - служить любимому царю и быть вблизи его»3. К такой наиболее желательной для монархистов формуле сводился итог всего исторического развития казачества в романовском царстве. Услышали бы подобное С. Разин, Е. Пугачев, К. Булавин, запорожцы! Свободолюбие, демократизм, представления о порядочности у казачества с лакейской ролью даже при самых высоких персонах самодержавия несовместимы. Подлинно народным предназначением казака была не участь заботливого о своих господах слуги, а защитника Родины, противника социального угнетения. Чтобы смыть с казаков позорную вековую скверну монархизма, потребовались очистительные грозы российских революций, тернистый жертвенный опыт гражданской борьбы.

Видимо, Ратушняк разделяет взгляды Т. К. Ящика. Во всяком случае, его явно задели мои слова о том, что казачьи офицеры «пили монархическую сивуху с упоением». Обидно за царя-батюшку!

Мы не отказываемся ни от одного из своих слов. Приведенное относится к цитированию полковника П. Н. Каменского из станицы Роговской - участника застолья в Петербурге в присутствии царя и его детей, которое было посвящено 100-летию императорского конвоя. В ответ на тосты за верных казаков «...у каждого из нас в душе поднялось чувство бесконечной преданности обожаемому государю и готовности отдать жизнь за него»131. Но, во-первых, считать высшим смыслом служения казаков личную охрану царя и «августейшего» семейства низменно. М. Ю. Лермонтов назвал придворную клику «жадною толпой стоящие у трона. Свободы, гения и славы палачи». Восемь десятилетий спустя после появления его стихов «На смерть поэта» придворная камарилья, пополненная казаками, стала не лучше, а намного хуже, так как в геометрической прогрессии углубились противоречия в империи, соответственно выросли паразитизм и аморализм властвовавших кругов. Во-вторых, заверения конвойцев оказались фальшивыми. Ни один лейб-офицер или казак вопреки верноподданническим чувствам из-за царя с жизнью не расстался. В трудные для Романовых дни бежал за границу командир конвоя, немец Г. Г. фон Габбе, входивший в ближайшее окружение царя, щеголявший в кубанской черкеске. Никто из блистательных офицеров, таких красивых, бравых и с виду очень грозных, в полной мере пользовавшихся преимуществами приятной, щедро оплачивавшейся казной жизни при дворе, всякий раз уверявших царя в преданности ему до последнего вздоха, не ударил, как говорится, палец о палец, чтобы как-то обезопасить семью «сюзерена», например, проявить инициативу - организовать диверсионную группу для ее спасения где-нибудь на перегонах Питер - Москва или Тобольск - Екатеринбург. Революционная-то охрана тогда ничего серьезного собой не представляла. Вот был бы сюжетец для сегодняшнего телебоевика сериала «Падение империи»! Вспомним вымысел А. Дюма о благородной попытке четырех мушкетеров вызволить из неволи несчастного Карла I Стюарта. Но приспособленец-карьерист - подлая должность. Он всегда трус. Пестовавшийся более сотни лет казачий конвой на деле оказался не более чем придворным маскарадным приложением, хорошим только в праздники. «Обожавшие» императора офицеры попросту сразу смирились с его арестом, то есть фактически сдали его большевикам. Таким оказался позорный финал казачьего монархизма. Благополучно пережил расстрел своего подопечного, его семьи и эмигрировал также весь прочий состав конвоя, который за границей долго демонстрировал запечатленные на фотографиях для потомства строевые артикулы с обнаженными шашками и без них, превратив окончательно солдатское умение в цирковой балаган. Накануне революции монархическая идея, карьеристские расчеты ее заявителей и защитников были лживым нравственным суррогатом, подлинной духовной сивухой. Никакого почтения к царизму, результатам осуществления его власти для народа и сегодня быть не может. В оценках самодержавия мы предпочитаем оставаться не с Ящиком и Ратушняком, а с Пушкиным и Лермонтовым.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)