ВЗРАЩЕННЫЕ ПОЭТОМ ЗЕРНА

Для начала несколько слов о биографии героя наших заметок. Родился Хамид Яхьевич Беретарь в ауле Старый Казанукай Теучежского района 9 июля 1931 года. После окончания средней школы продолжил обучение на факультете журналистики столичного МГУ, и там же впоследствии преподавал в Адыгейской студии ГИТИСА. Дальнейшая карьера поэта связана с областными и краевыми газетами, а также с научно-исследовательской деятельностью, защитой диссертации по истории журналистики и одновременным преподаванием в вузах Краснодарского края и Адыгейской автономной области. Наряду с лирикой (стихи и поэмы в сборниках с 1957 и по 1985 годы) в художественном творчестве поэта имели место и драматургия, и переводы, и публицистика. Вся плодотворная созидательная деятельность Хамида Беретаря со словом была по достоинству оценена уже в наше время – ему было присвоено звание Народного поэта Республики Адыгея и звание
«Заслуженный работник культуры Российской Федерации».
В процессе поиска информации о жизни и творчестве юбиляра приходится мысленно поспорить. В посвященном нашему герою очерке профессора М.Ш.Кунижева основная мысль – замечательна лирика поэта на тему любви. Немного удивляюсь: зная его в роли преподавателя АГУ (по политологии), помню его взрослым, седым мужчиной – серьезным, сосредоточенным, даже немного суровым. И потому такой оставшийся в памяти строгий образ плохо ассоциируется со сплошной любовной лирикой. В некотором смятении спешно открываю найденный дома скромный сборник его стихов «Века соединяют берега» (1978): так и есть – любовь нередка, но первое, что воспевает поэт на первой же странице, – это земля, рожденное ею зерно и собственное предназначение на этой ниве – «сеять зерна слов». Вот это и есть корневой образ на страницах поэта, вот это и есть его центральный персонаж и почитаемый, обожаемый им идеал, мотивирующий все остальные эмоции рассказчика в их подробном изложении – боль и радость, страдание и юмор, ненависть и любовь. Как говорит об этой земной обусловленности всего сущего сам поэт, «Взлетит ли птица, рожь уронит вздох иль прянет жеребенок в глубь лесов – я чую отзвук в том земных тревог, я слышу в том великой жизни зов» [1; С. 9]. Или о том же: «Земля, не потому ль ты мне дороже стала, что кровную привязанность мою к тому, кого в глубины ты вобрала тебе я беззаветно отдаю!» [1; С. 12].
А фразу о собственном предназначении («сеять зерна слов») можно считать фактически девизом большинства произведений поэта, заимствующего у объекта своего поклонения стиль жизненных действий. Как раз это и подтверждается всеми теми, кто говорит об этом человеке, как о своем учителе – воодушевленно и даже с некоторым придыханием. Послушаем по этому поводу наших интеллектуальных аксакалов: «Особую страницу в моей жизни составили люди, которые стали моими и учителями, и друзьями, те, которые шли вместе со мною в образование, науку, литературу; в первую очередь я должен назвать покойного Хамида Беретаря, весьма образованного и безумно талантливого поэта, столь же безумно и нещадно потратившего свой талант» (Казбек Шаззо) [2; С. 46]. «И, конечно, он был великолепным лириком, он знал родной язык, чувствовал его, и язык одаривал произведения поэта более точными образами, более глубоким пониманием души. И это все правда, но главная правда все же в том, что для многих поколений, он был еще и Учителем. И до сих пор многие с гордостью говорят – он был моим учителем. И я отношусь к этим людям» (Аслан Шаззо). То есть сеять все те «зерна слов», взрастить которые мечтает Хамид Беретарь, удается делать ему посредством лирики, публицистики либо сооружая это в роли преподавателя, стоя за вузовской кафедрой и обращая подобных нам студенток в русло нужной тогда в стране политологии. При этом в его лекциях меньше было желанной тогда идеологии, а больше – патриотической философии, искренней, грамотной, скромной (не показушной), и потому уважаемой.
Именно земля и определенные ею либо входящие в нее аксессуары составляют основной комплекс ключевых для творчества поэта понятий и категорий: «пшеница», «аул», «дорога», «гора», «река», «дерево», «весна» и т.д. И вот именно на них базируется откровенный патриотизм Хамида Беретаря, благодарящего мать свою за однажды дарованное ему озарение правдой, аул родной – за открытие истинного пути, свежий ветер – за отеческие, воспитательные усилия у колыбели поэта. Приходит Хамид Беретарь тем самым в своих благодарностях еще раз к тому, что вновь предоставленную ему возможность родиться он неизменно реализовал бы аналогично – появился бы на свет в том же июле и в том же ауле. Куда еще патриотичнее?
Этому маленькому аулу Казанукаю, с которым впоследствии случилась страшная беда безжалостного затопления, посвящали свои строки, помимо нашего героя, еще многие знаменитые соплеменники, окончившие школу в тот фатальный момент (Казбек Шаззо, Учужук Зекох, Заур Хуако, Сафер Панеш и др.). Сложно себе представить весь тот накал эмоций, захлестнувших такого, еще не оперившегося птенца, когда однажды утром, проснувшись, он застает объект своего обожания – речку, всегда прекрасную, но стабильную в своем неспешном течении, безжалостной и страшной в своей всепоглощающей жадности. Захватив составляющий жизнь юноши аул и разрушив тем самым весь уклад его бытия, фактически цинично отправив его жизнь на дно, эти воды, казалось, обречены были внушить подростку страх, глубочайшее отвращение и даже ненависть к себе.
Однако нет, Хамид Беретарь со своим глубоким патриотизмом оказывается гораздо мудрее и выше такой голой, неоправданной ненависти. Реку также, наряду с землей, можно считать одним из главных персонажей стихотворных строк поэта, вызывающей его почитание и оказывающейся порой самостоятельным объектом воспевания. Так, стихотворение «Речушка Каверзе» полностью посвящено стремящейся сохранить «свежесть капель чистых» реке, способной в этом порыве и кусты вырвать, и камни подхватить, но все-таки примчать себя к большой реке, оставаясь неделимой и цельной. «И та объятия мгновенно распахивает ей свои, и отделяет муть и пену от взбаламученной струи. И против дикого разлива встает спокойною водой… Вновь Каверзе нетороплива и мягко блещет чистотой» [1; С. 27]. Или объект аналогичного, но другого посвящения («Родник») также, хоть и мал, но упорен в своем стремлении – достичь большой воды, достойно миновав массу переходов и каменных скал. Учись, человек, – говорит своему читателю Хамид Беретарь, – учись у этого неуклонного студеного малютки, как добиваться своей цели и оставаться верным своей задумке. Но задумке обязательно благородной, – и этому учись у горного родника: «Пусть влага с солнцем пополам струится, всех поя, пусть разольется по полям, пусть журавлям и тополям она отдаст себя. Всем хватит жажду утолить, воспрянуть, а потому живущих в мире оделить любовью и добром» [1; С. 35].
Другая форма стихотворного изложения, активно используемая автором, – это столь непривычные для национальной поэзии сонеты, тематика которых являет собой всю ту же, характерную и для восьмистиший Хамида Беретаря, но вот подача… По сути, эти строки представляют собой все те же вышеупоминавшиеся ключевые слова, они – средоточие, концентрат всех тех же мыслей в окружении всех тех же чувств, причем такой концентрат источает свою живительную влагу, позволяя ей проступить чистой каплей на несущей конструкции сонетных строк. Красиво, сосредоточено и насыщено.
Одновременно искрящийся разными гранями стихотворный талант Хамида Беретаря вкупе с его искренним патриотизмом получает свое воплощение и позже, спустя почти полвека, но уже несколько иначе. Уже с мотивом свободы и без обязанной быть высказанной благодарности в адрес тоталитарной власти. В 90-е гг. ХХ в., когда родная ему Адыгея приобрела наконец некое подобие суверенитета («Долго мы ждали часа свободы, / Через невзгоды веру несли, / Чтобы на древнем стяге народа / Снова двенадцать звезд расцвели»), автор в своем радостном порыве пишет «Гимн республике», объясняя свои «солнечные слезы» исполнением многовековой мечты родного ему этноса: «Это мечта нам путь свой открыла, / Это пришел к нам радостный миг – / Это Отчизна вольно ступила / В мир, о котором грезил адыг» (электронный ресурс). И здесь, и еще во многих других стихах Хамид Беретарь – высокий, статный, мужественный в его благородном стремлении, в отнюдь не принижающем его поклоне предку. Более того, один из стихов так и назван («Поклон»), в нем автор, обращаясь к своему предку с вопросом о перенесенных им испытаниях, понимает его опасения, тревоги в настигающих опасностях и разделяет его надежду, защищающую и оберегающую, выводящую его к другу.
Причем не только виртуальный предок, живущий где-то в подсознании рассказчика, но есть в лирике Хамида Беретаря и вполне реальный прадед, живущий на соседней улице, но от того не менее почитаемый автором («Старик»). Речь идет о таком насыщенном чувствами посвящении – строках о старике в родном автору ауле, столетнем, но активном персонаже, особенно удивлявшем автора молодым блеском глаз, неподдающихся безжалостной тяжести лет: «Он жизнью протяженностью в столетье века соединял, как берега» [1; С. 125]. И именно в силу выписываемой автором жизненной мудрости персонажа как раз он, «рукой, в которой шла по жилам жалость», погладил голову шокированного несчастьем рассказчика, потерявшего старшего брата в бою. И еще не однажды добром освещающие дорогу современника старшие встретятся в его поэзии, даже в сравнении, когда сам поэт задается вопросом: сумеет ли он, подобно им «на земле вослед идущим оставить доброе имя свое» [1; С. 18]? Конечно, – отвечаем мы ему, – уважаемый поэт, каждый, кто так или иначе погружается в искрящуюся, густую ниву взращенных «зерен слов», не может остаться равнодушным и не обратиться мысленно к автору с благодарностью за столь плодотворные всходы.
Использованная литература:
1. Беретарь, Х.Я. Века соединяют берега: Стихи и поэма / Х.Я.Беретарь [Текст]. – Краснодар: Кн. изд-во, 1978. – 143 с.
2. Шаззо, К.Г. Я жил в этом времени (предисловие) // ХХ век: эпоха и человек / К.Г.Шаззо [Текст]. – Майкоп, ОАО Политиздат «Адыгея». – 46,73 п.л.

Опубл: //Современная литература Северного Кавказа: герои, сюжеты, поэтика: Сб. мат-лов региональной научно-практической конференции [Текст] / Ред.-сост. Проф. А.А.Фокин. – Ставрополь: Графа, 2011. – 168 с. – С. 102.