Путешествия в Черкесию

Путешествия в Черкесию
Архивные документы
zara
Фото: Адыги.RU
02:30, 12 июнь 2020
4 027
0
Письмо 15 Я был впервые поражен их прекрасной воинственной наружностью, атлетическими формами, правильными чертами лица и гордым сознанием свободы, проявляемым в каждом взгляде и движении. Самый хорошо воспитанный кавалер Европы не может сидеть на своей лошади с большей легкостью и грацией, чем эти свободные горцы, и такую симметрию благородных животных я никогда не видел, исключая нашу собственную страну. Все это едва ли соответствует бедности их одеяний и личного снаряжения; но, даже если бы они были одеты в веревки, парусину, самое грубое сукно и даже в овечью шкуру, я был бы вынужден любоваться разумным видом их одеяний и превосходной способностью черкесов обнаруживать стройность фигуры, защищаться от погоды и соответствовать военному стилю; и, тем не менее, это было одеяние этого народа с незапамятных времен, — народа, на
Письмо 15
Я был впервые поражен их прекрасной воинственной наружностью, атлетическими формами, правильными чертами лица и гордым сознанием свободы, проявляемым в каждом взгляде и движении. Самый хорошо воспитанный кавалер Европы не может сидеть на своей лошади с большей легкостью и грацией, чем эти свободные горцы, и такую симметрию благородных животных я никогда не видел, исключая нашу собственную страну. Все это едва ли соответствует бедности их одеяний и личного снаряжения; но, даже если бы они были одеты в веревки, парусину, самое грубое сукно и даже в овечью шкуру, я был бы вынужден любоваться разумным видом их одеяний и превосходной способностью черкесов обнаруживать стройность фигуры, защищаться от погоды и соответствовать военному стилю; и, тем не менее, это было одеяние этого народа с незапамятных времен, — народа, на который мы привыкли смотреть как на варваров, но одежда которого и система ведения боя сейчас принимаются, чтобы улучшить систему русской армии. Обычно платье черкесского воина всех классов — туника, похожая на военную польскую, без воротника, плотно прилегающая к телу и спускающаяся к колену, закрепленная посередине кожаным поясом, украшенным согласно богатству и фантазии владельца золотом и серебром, в который насажены пара пороховниц и кинжал: последний является самым внушительным оружием в открытом бою; во время атаки они держат его в левой руке и от его ширины, длины, достигающей локтя, он служит щитом во всех отношениях. В добавление к этому, черкесы вооружены легким мушкетом, висящим через плечо, и саблей, висящей на шелковом шнуре в турецком стиле; прикрепленной к ремню является пороховница и маленькая металлическая коробка, содержащая кремень, сталь, смазочный материал (масло), нередко и маленький топорик.
Следовательно, черкес, верхом или пеший, во все времена полностью вооружен. Иногда он носит метательное копье, которое он использует с необычайной ловкостью и эффектом, бросая его на большую дистанцию с прицелом, который никогда не ошибается. Последнее оружие также используется как опора для винтовки, имеющее желобок на вершине специально для этой цели.
Луки и стрелы сейчас используются только тогда, когда они хотят продолжить безмолвный бой с врагом или когда они не имеют достаточно пороха или огневого оружия.
На другой стороне груди мундира находятся карманы для патронов, сделанные из сафьяновой кожи, обычно содержащие 24 дроби (шарика): эти не только завершают военный облик солдата, но в некоторых случаях защищают грудь и чрезмерно удобны: круглая шерстяная шапка с верхушкой такого же цвета, как карман для патронов, покрывает голову; и суконные штаны в восточном стиле завершают костюм. Только князьям и аристократии дано право одеваться в красное; и черкесы, подобно туземцам других восточных стран, бреют голову и никогда не показываются босыми. Маршируя или путешествуя, они всегда берут плащ, сделанный из шерсти верблюда или козла, с капюшоном, который полностью обертывает всего человека — это называется «чаока» — и ни один макинтош не был когда-либо столь непроницаемым для дождя; сворачиваемая в толстые склады, она образует постель во время их лагерных стоянок и служит в течение дня защитой от палящих лучей солнца.

Письмо 16
В этой пастушеской стране, подобно патриархальной старине, богатство черкесов заключается в количестве их стад мелкого рогатого скота и стад крупного рогатого скота, к которому мы можем добавить их жен и детей. Всего этого у моего хозяина было бесчисленное количество и очень прекрасных, особенно лошадей; величайшее внимание оказывается каждым черкесом их породе, которая высоко ценится в соседних странах, России и Турции; и я заметил, что знаки, которые выжигаются на коровах, похожи на греческие.

Письмо 18

Нет слов, чтобы описать достойным образом стремительность черкесского заряда; самым храбрым европейским войскам он показался бы абсолютно жутким, т.к. выпускается со скоростью молнии, сопровождается наводящим ужас военным криком, напоминающим как я ранее заметил, вой шакала. Такой также является восхитительная выучка лошади и всадника, что я ежедневно изумляюсь подвигам наездничества даже самого слабого солдата, намного превосходящим по драматическому эффекту любое публичное конное состязание, которое я когда-либо видел в Европе; это кажется почти невозможно для человеческого тела выполнить. Например, черкесский воин спрыгивает со своего седла на землю, бросает кинжал в грудь лошади врага, снова прыгает на седло; затем становится прямо, ударяет своего противника или поражает цель почти точно его легким кинжалом; и все это в то время, как его лошадь продолжает полный галоп.
Но прекраснейшее зрелище, которое вы можете, возможно, вообразить от этого описания войны, является единоборство между одним из этих прекрасных парней и черноморским казаком, единственным кавалерийским солдатом в русской армии, вообще способным защитить его землю против такого грозного противника, который, тем не менее, в конце почти непременно становился жертвой превосходящей удали и ловкости черкесов. Эти сражения обычно сопровождаются всеми формами борьбы и, к чести обеих армий, строжайший нейтралитет соблюдается.
Я не видел сам любого из этих рыцарских поединков, но русский офицер, к чьей правдивости я испытывал самое определенное доверие и кто был свидетелем этому несколько раз, снабдил меня следующими подробностями: — «Сражающиеся обычно начинают атаку на полном галопе с легким мушкетом; но т. к. хорошо натренированы оба, то первый пыл редко оказывается эффективным, т. к. они оба и прыгают с седла и через седла с одной стороны, чтобы уклониться. Иногда они берегут снаряд до тех пор, пока, подобно змее, устремляющейся к своей жертве, каждая сторона выжидает благоприятного момента, когда его противник потеряет бдительность, чтобы выстрелить. В другой раз, когда на полном галопе они встречаются с ужасным грохотом, они резко разворачиваются и начинается борьба на смерть, в которой одному или другому наверняка суждено пасть».
Если лошадь убита, черкесу это безразлично, вследствие прекрасного обычая привязывать все оружие к себе, и его ловкость такова, что он в общем уклоняется от всякой попытки разрубить себя, разве только значительными силами. Даже если он окажется без лошади, он не упустит случая прыгнуть, как тигр, на лошадь своего противника и стащить всадника в пыль.
К этим одиночным сражениям постепенно примыкают товарищи до тех пор, пока не вовлечена вся группа.
Вообще говоря, черкесы никогда не начинают атаку; их манера борьбы в том, чтобы после неистовой атаки, исчезнуть, подобно молнии, в лесах, когда они несут с собой их убитых и раненых; и это единственный момент, когда они вовлекают в это божественную власть, которой они придают религиозный характер, что русские имеют шанс получить существенное преимущество, за исключением, действительно, когда пушка — ужас горцев — гремит против них. С другой стороны, стоит только рядам русских войск прийти в расстройство, как их буквально разносят на клочья в течение нескольких минут.

Письмо 25
Лошади, здесь называемые ими chii? — особые любимцы каждого черкеса за силу конечностей, красоту формы и быстроту, их не могут превзойти лошади любой другой страны, ни даже широко известные арабской или английской породы; и я сомневаюсь, сможет ли какая-либо другая лошадь в силу длительной привычки и природы страны переносить подобное утомление и карабкаться с такой уверенностью на скалистые горы и спускаться на степные лощины. Ничего не может быть более простым, чем их метод объезжания лошадей: черкес сначала доставал лассо, что является само по себе искусством необычной опасности, так как покинутое стадо бродит полудико по лесам. Черкес затем начинает завязывать ее шею недоуздком, столь плотно, что почти кажется душит ее: в этом состоянии он тащил лошадь до тех пор, пока она не изнурится, или во всяком случае, до тех пор, пока не посчитает ее до конца покоренной; после объезжания верхом в течение некоторого времени лошадь становится уже через несколько дней столь послушной и привязанной к своему хозяину, как спаниэль.
Возможно, ни в одной стране в мире с лошадью не обращаются лучше, чем здесь; нет другого народа, который понимал бы лучше, как управлять ею. Великий секрет, кажется, в доброте; ее никогда не бьют; следовательно, ее дух остается несломленным и привязанность к своему хозяину неослабной. Плавание, вместе со всеми партизанскими мероприятиями, в которых ей приходилось участвовать, является их достижением; и с течением времени лошадь становится такой же хитрой и искусной в уклонении бегством, как человек. Я часто видел ее лежащей у ног своего хозяина, когда в засаде, в совершенном покое или при покорении, она без всякого сопротивления позволяет приспосабливать свою голову как опору для винтовки.
Одним словом, мне пришлось заполнить письмо, описывая различные черты, представленные этими интересными животными, и легкость, с которой они могут быть обучены всему, что пожелаешь. К тому же, черкесская лошадь обучается понимать каждое чувство, адресованное ей; и как бы далеко мы не продвинулись в различных искусствах и достижениях цивилизованной жизни, тем не менее, мы значительно уступаем этому народу не только в управлении лошадьми, но в человеческом обращении с ними, у черкесов наши конюхи могли бы брать уроки с большим успехом. Как мало, к тому же, мы знаем, до какой степени это благородное животное можно научить и улучшить! Нет никого менее порочного, никого, более чуткого к хорошему обращению и никого более постоянного в своих привязанностях. Те, которые воспитываются на фермах в молодости, являются столь же нежными, как друзья детства; и когда можно, они позволяют объезжать себя без необходимости прибегать к всякому насилию.


1830 г.
Спенсер Эд.
www.circas.ru
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)