Кавказские горцы

Каковы-же причины, поставившие туземцев Терской области и ка¬заков в такое положение, что они постоянно готовы резать друг друга? Среди местных русских обывателей (исключая небольшой группы интелли¬генции), и не только их одних, а и среди многих столичных публици¬стов, наибольшею популярностью пользуются мнения, рассматривающие ныне существующую взаимную вражду казачьяго и туземного населения Северного Кавказа, как остаток прежних военно-враждебных отношений, или как продукт национальной обособленности той и другой половины населения. Мнения эти могут казаться до известной степени основатель¬ными лишь до тех пор, пока мы будем ограничиваться рассмотрением положения дела в небольшой области; но раз мы перенесем вопрос на более широкую почву, несостоятельность указанных объяснений вражды между туземцами и казаками станет вполне очевидною.
В самом деле, вражда между туземцами и казаками существует не только в Терской и Кубанской областях, где военные действия окончи¬лись не особенно давно, но решительно всюду, даже там, где война с туземцами прекратилась более ста лет тому назад. Так, донские казаки враждуют с калмыками, уральские и оренбургские — с киргизами, казаки сибирских казачьих войск — тоже с киргизами, тунгузами, бурятами и т.д. Здесь, по окончании военной вражды, сменилось уже несколько поко¬лений и самая память о бывшей некогда военной вражде утратилась. А между тем, вражда туземцев и казаков повсюду одинаково сильна и вы¬ражается в тех-же самых формах, как и в Терской области, начиная с мелких столкновений, переходя к широко-развитому конокрадству и кончая даже убийствами. Значит это явление представляет собою не пере¬живание прежних военных отношений, а продукт причин более постоян¬ных, существующих доселе. Это, если хотите, война, но уже не прежняя, а социальная.
Также несостоятельно мнение, по которому вражда между казаками и туземцами должна рассматриваться как продукт национальной обосо¬бленности тех и других. Уже один тот факт, что русские очень спо¬койно живут рядом с инородцами во многих местах России, совершенно опровергает это мнение. Но в областях, занятых казаками, мы встре¬чаемся с фактом еще резче противоречащим высказанному мнению; я го¬ворю о резко враждебных отношениях, существующих между казаками и переселенцами. Вражда эта особенно сильно проявляется в областях Уральской, Донской и Кубанской и совершенно тождественна, как по существу, так и по формам своего проявления, с враждой казаков и туземцев. В Тер¬ской области такой резкой вражды между казаками и переселенцами пока не замечается, так как здесь и самых переселенцев еще очень мало; но в степных станицах этой области, где всего более приютилось переселенцев, начинают замечаться проявления тех враждебных отношений, которые царят во всей силе между казаками и переселенцами в соседней Кубанской области. Для объяснения этого явления уже нельзя ссылаться на наци¬ональные особенности, так как и казаки, и переселенцы принадлежат к од¬ной и той-же народности. Очевидно, что причины взаимной вражды разных элементов населения не имеют ничего общего с национальностью.
Аналогия между взаимными отношениями казаков и переселенцев с одной стороны и казаков и туземцев с другой дает нам ключ к раз¬решению вопроса. Сходство между положением туземцев и переселенцев по отношению к казакам состоит исключительно в том, что как пересе¬ленцы, так и туземцы поставлены в несравненно менее выгодные экономи¬ческие условии, чем условия экономической жизни казаков. Это сходство положений туземцев и переселенцев влечет за собою и сходственные по¬следствия в виде одинаковых отношений первых и вторых к казакам. Об экономическом положении здешних переселенцев мне уже приходилось говорить на страницах «Дела»1. Что-же касается туземцев, то нижеследу¬ющие данные могут дать понятие об их экономическом положении, срав¬нительно с положением казаков. По положению 23 апреля 1870 года казаки должны были быть наделены землею в размере 30 десятин на душу мужеского пола. В действительности-же, казаки Терского войска получили несколько менее указанной нормы, именно по 24 десятины на душу. В то-же время при устройстве поземельного быта туземцев на плоскости, они на-делялись землею в размере лишь 12 - 18 десятин на дым2. Что-же каса¬ется туземцев, живущих в горах, то им принадлежат лишь самые неболь¬шие клочки земли, о чем уже было говорено выше. В Кубанской области казаки получили полный 30 десятинный душевой надел; в то-же время черкесы наделены по 7 десятин на душу и притом преимущественно никуда негодными плавнями по Кубани. В Донской области, где казачий надел еще выше, у калмыков отрезаны громадные пространства и обра¬щены в общий войсковой юрт; этим путем калмыки крайне стеснены в землепользовании и принуждены сократить до minimum'a свое скотоводство, основу всего своего благосостояния. В Оренбургской губернии отрезки земли киргизов происходили несколько раз. Кроме того здесь, казаки самовольно захватили до 3.000.000 десятин киргизской земли; дело об этом захвате тянулось очень долго и кончилось возвращением киргизам 1 мил¬лиона десятин земли и оставлением остальных двух миллионов во владении казаков. Все эти однородные факты ясно показывают, с какими нерав¬ными силами должны бороться туземцы и казаки на экономической почве и в чью пользу должен быть перевес. И действительно, факт экономической зависимости туземцев от казаков очень распространен. Прежде всего, эта зависимость отражается на рынке, где туземец, побуждаемый нуждою, должен продавать свои произведения ниже их действительной стоимости и ниже цен, получаемых казаками. Затем туземцу приходится продавать свой труд казаку, тогда как обратное явление может встретиться лишь как крайне редкое исключение. Наконец, туземцы, нуждаясь в земле, вы¬нуждены брать в аренду земли казаков и вследствие того поступать еще в большую зависимость от последних. Аренда туземцами казачьих земель очень распространена в Кубанской и в Терской областях. Даже станицы, наделы которых признаются крайне неудобными, сдают землю туземцам; так например, у Галашевской станицы (Владикавказского округа), не могущей прокормиться от своего надела и потому получающей «паек», арендуют землю до 200 дымов туземцев.
Не удивительно, что при такой экономической зависимости одной части населения от другой, отношения их друг к другу обостряются и приводят к крайне печальным результатам. Это общий факт, имеющий место всюду, где средства к жизненной борьбе распределены неравномерно, — и к чему может приводить подобное положение вещей, ясно показывает чрезвычайно широкое распространение за последние годы аграрных пре¬ступлений во внутренних губерниях России.
К этому в Терской области присоединяется неудачное расположение населенных мест. Область населялась исключительно сообразно с военностратегическими целями; неудивительно, поэтому, что когда пришлось перейти к мирной жизни, многие поселения оказались совсем не у места. Всматриваясь в карту населенных мест Терской области с обозначением прирезанных к ним наделов, невольно поражаешься неудачным положением первых относительно вторых: наделы разных поселений нередко тянутся на далекое расстояние узкими полосами, окружают друг друга и врезы-ваются одни в другие, переплетаются и т.д. Нечего и говорить, что здесь постоянный источник ссор, споров, недоразумений, неудовольствий и вражды.
Такова основная причина враждебных отношений казаков и тузем¬цев — экономическая. Ею одною, однако, суть дела не исчерпывается, и рядом с этою причиною действует целый ряд других, менее важных, но действующих все в одну и ту-же сторону возбуждения розни между каза¬ками и туземцами. Такими причинами являются особенности горского сель¬ского управления, оригинальное отношение представителей полиции и су¬дебной следственной власти к преступлениям против личности туземцев, странный порядок ответственности туземцев за преступления, правила об обезоружении туземцев, отсутствие школ для туземцев и т.д. Все эти причины ставят туземное население в какое-то особенное, исключительное положение, невольно приводящее к разрыву между туземцами и русскою частью населения.
Собственно говоря, поставить какую-нибудь часть населения в исклю¬чительные общественные условия значит неминуемо раздражить эту часть населения против остальной массы и наоборот. Поставленная в исключи¬тельные условия часть населения неминуемо должна чувствовать себя особенною от остального населения, а свои интересы не только не соли¬дарными с интересами остального населения, но и прямо противоречащими им. В свою очередь и остальная масса населения неминуемо должна видеть в обособленной части населения нечто, чуждое себе; исключительные меры, принятые по отношению к одной части населения, неизбежно заставляют прочее население относиться к ней враждебно. Это одинаково справедливо как относительно того случая, когда исключительные условия благопри¬ятны той части, к которой они относятся, так и в случае их неблагоприятности. Когда действие общих законов нарушается в пользу или ущерб части населения, эта масть необходимо должна сделаться подозрительною в глазах остального населения и, в свою очередь, стать враждебною ему, или из боязни за свои привилегии, или из ненависти за права, которых она лишена и которыми пользуется остальное население. Это именно имеет место в Терской области, благодаря целому ряду особенностей поло¬жения туземцев сравнительно с положением другой части населения — казаков. Первою такою особенностью является «Положение об аульных обще¬ствах». В то время, когда русское население выбирает свободно из своей среды сельского старосту или станичного атамана, аульные старшины наз¬начаются начальством. Аульный старшина, по «Положению», пользуется очень широким объемом власти. Он обязан по делам полицейским — объ¬являть правительственные распоряжения и наблюдать за распространением подложных указов и вредных слухов; заботиться о сохранении порядка и безопасности лиц и имущества, а также принимать меры для восстановле¬ния нарушенного порядка; задерживать бродяг и беглых; доносить о само¬вольно отлучившихся из общества; принимать меры к предупреждению пре¬ступлений, а также открывать и задерживать виновных в преступлениях и приводить в исполнение приговоры аульного схода. По делам общест-венным, аульный старшина созывает и распускает аульный сход и охраняет порядок на нем; предлагает на рассмотрение схода вопросы; наблюдает за деятельностью прочих аульных должностных лиц, за целостью меж и меже¬вых знаков, за исправным содержанием дорог, мостов и проч., за исправным отбыванием жителями повинностей, за порядком в училищах и других общест¬венных заведениях, за торговыми заведениями и вообще за торговлей, за составлением камеральных списков; понуждает к исполнению условий и дого¬воров, заключенных жителями; заведует общественным хозяйством и общест¬венными суммами и охраняет от растраты имущества неисправных платель¬щиков. Наконец, аульный старшина обладает еще дисциплинарною властью: ему предоставлено право, за маловажные проступки, подвергать виновных наз¬начению на общественные работы на время до двух дней, денежному взысканию до одного рубля или аресту до двух дней. Такие сложные обязанности, возложенные на аульных старшин, и такие широкие права, какие даны им, требуют в лице, занимающем эту должность, соединение самых разнород¬ных качеств. Избранник должен обстоятельно и всесторонне знать все местные обстоятельства и условия, должен пользоваться уважением насе¬ления и влиянием в среде, должен, наконец, отличаться личными высокими качествами. Несомненно, что лицо, представляющее в своей персоне все необходимые условия, встречается лишь как редкое явление. И несомненно, что отыскать такое лицо всего менее может полицейская власть.
В самом деле, назначение аульных старшин всецело зависит от участ¬ковых приставов. Иного порядка вещей быть не может. Ни начальник округа, ни, тем более, начальник области, по сложности и разносторон¬ности своих обязанностей, не могут знать, какие лица в каком ауле могут быть кандидатами на должности аульных старшин. Но могут-ли это знать участковые пристава? В ведении пристава находится целая масса поселений и ознакомиться обстоятельно со всем подчиненным ему населением при¬ставу невозможно даже после многих лет пребывания на одном месте; по необходимости ему приходится ограничиваться ознакомлением с лицами, с которыми сталкивает его исполнение его обязанностей. Между тем характер деятельности пристава таков, что контингент лиц, с которыми ему приходится сталкиваться, всего менее может поставлять кандидатов в хозяева аулов. То обстоятельств, что данное лицо оказало пристану услугу в кругу его деятельности и тем привлекло к себе его особенное . внимание и даже симпатии, скорее может служить указанием на непри¬годность этого лица к исправлению столь важной для населения должности, как должность аульного старшины, и ужь во всяком случае не может служить гарантией обладания данным лицом нужными для этой должности качествами. А между тем пристава необходимо должны искать кандидатов на должности аульных старшин именно в среде таких лиц, как потому что с лицами другого рода им приходится знакомиться очень мало или даже совсем не приходится знакомиться, так и в силу того психическою закона, по которому мы человека, пригодного к близкому нам делу, счи¬таем пригодным и ко всякому другому. Да, наконец, что такое участковые пристава? Это те-же становые, те-же «куроцапы», только с более широкою властью, и с большею фанабериею, с большим нахальством и с боль¬шим невежеством. Умственное развитие их крайне ничтожно; нравствен¬ных понятий не имеется никаких. Для оценки людей у них свой крайне своеобразный масштаб. Неудивительно, что они назначают старшинами просто отребье горских обществ.
Ко всему этому присоединяется еще очень важное обстоятельство. Назначение аульных старшин вызвано желанием иметь в аулах своих людей, могущих предупредить правительство о враждебных замыслах и бунтовщических намерениях туземного населения. Это источник, из которого возник существующий порядок назначения аульных старшин, и главный мотив, в силу которого этот порядок поддерживается доселе. Дело в том, что до сих пор царит взгляд, по которому туземное население рассматривается как скопище бунтовщиков и разбойников; до сих пор не хотят понять, что масса туземного населения представляет собою труже¬ников, какие составляют большинство всякой народности; до сих пор не сделалось общим достоянием то простое соображение, что если в тузем¬ном населении, как и во всяком другом, могут встречаться беспокойные головы, то делать ответственным за них все население и несправедливо, и нецелесообразно. И вот под влиянием этих печальных недоразумений стар¬шинами нередко назначаются лица, заявившие себя лишь доносами на своих соплеменников, доносами, сплошь и рядом совершенно неоснователь¬ными и вызванными лишь желанием получить вознаграждение.
Последствия такого порядка вещей крайне печальны. Недовольство аульных обществ своими старшинами — факт положительно общий. И это недовольство вполне понятно, так как в старшины обыкновенно попадают лица, занимавшие до того последнее место в обществе, лица, презираемые или ненавидимые всем обществом, лица, у которых в прошлом лишь не¬сколько доносов или даже просто воровская практика. Аульные старшины сплошь и рядом совершают самые невероятные злоупотребления своею широкою властью, или мстя своим врагам, или укрывая преступление; слу-чается, что они состоят членами воровских шаек и безнаказанно совер¬шают самые дерзкие грабежи. И так как эти старшины назначаются пред¬ставителями русской власти и ею поддерживаются, то неудивительно, что ненависть туземного населения против старшин переносится и на русский режим, который кажется туземцам воплощением насилий и беззаконий. Пользуясь своею властью, старшина может буквально отравить существо¬вание целого аульного общества, и вся горечь и злоба, которые накопятся в таком обществе, всецело падают на русских.
С другой стороны, туземцы, видя возле себя русское население, пользующееся большею самостоятельностью в своих внутренних делах, невольно начинают чувствовать себя в бесправном положении и завидовать своим соседям. Подобное неравенство особенно сильно отзывается на ту-земцах при том развитии чувства собственного достоинства, какое мы замечаем у кавказских народов. Вместе с тем и русское население начи¬нает свысока относиться к туземцам, как к людям, которым не доверяют власти, и которые, вследствие того, как-бы поставлены ниже русского населения. Понятно, что это только подливает масла в огонь.
К еще более печальным результатам приводит отношение власти к случаям нападения на личность туземца. Когда на казачьей земле на¬ходят труп убитого туземца, то власти, от которых зависит первоначаль¬ное дознание, всегда склонны объяснять причину убийства или самообо¬роной казака, или же тем, что туземец был застигнут на краже, и дело, получив с первого-же раза такое неправильное направление, представ¬ляется впоследствии судебным следователем к прекращению. Таким обра¬зом до сих пор убийства горцев казаками оканчивались почти всегда ничем благодаря чему среди казачьего населения установился взгляд, что туземцы стоят вне закона и всякий самосуд против них возможен. Между тем, при существующей кровной мести у туземцев, родственники убитого. считая себя неудовлетворенными, являются мстителями за своего сородича и обыкновенно подстреливают казака той станицы, где пал их сородич. Это вносит в среду казачьего населения понятное чувство раздражения против горцев и казаки, в свою очередь, ждут счастливого момента ухло¬пать туземца. Получается, таким образом, какой-то заколдованный круг, из которого нет и не будет выхода до тех пор, пока не станут видеть в горцах людей и поданных русского государства, а не зверей, которых можно истреблять совершенно безнаказанно.
Но если преступления против личности туземцев, в большинстве случаев, остаются безнаказанными, то совсем иначе стоит дело относи¬тельно преступлений, которые совершены или предпологаются совершен¬ными туземцами. Ответственность туземцев Терской области за престу¬пления обставлена такими условиями, которые не имеют ничего себе по¬добного на всем протяжении российской империи. Порядок, установлен¬ный законом для раскрытия преступников, привлечения их к ответствен¬ности и наложения самой ответственности, редко применяются по отно¬шению к туземцам. Ответственность туземцев определяется совершенно особыми началами, которые могут быть сведены к двум следующим основ¬ным пунктам: 1) всякий раз, когда совершится какое-либо преступление в области и в каком-бы месте оно ни совершилось, предполагается, что оно совершено непременно туземцами, а никак не русскими, и 2) за вся¬кое преступление отвечают все живущие вблизи места его совершения туземцы, за круговою порукою, как в том случае, когда виновник пре¬ступления не открыт, так и тогда, когда он открыт, но не имеет средств пополнить причиненный им убыток. На этих началах основаны особые административные «правила», которые заменяют по отношению к тузем¬цам «Судебные Уставы» и сущность которых состоит в следующем.
Все дороги области разделяются на участки и к каждому из этих участков приписываются аулы, которые и подвергаются ответственности - ввиде штрафов, содержания караулов и административных ссылок — за вся¬кий случай убийства, разбоя или грабежа, происшедший на приписанном участке. Проходящая по области ростово-владикавказская железная дорога тоже разделена на участки и к каждому из них приписаны аулы, которые и обязаны заботиться о целости и неповрежденности пути, для каковой цели аулы содержат на свой счет особую стражу. Если преступление совершится внутри аула и виновный не будет открыт, то ответственности подвергается весь аул. В случае воровства из русских поселений и с полей скота или другого имущества, когда следы доводят до юрта какого-либо аула, старшина последнего обязан принять следы и вести их далее. Когда следы кончаются на юрте какого-либо аула, жители последнего обязаны за круговою порукою уплатить всю стоимость украденного. Если по со¬вершении кражи из русского поселения или с принадлежащего ему юрта следы не могут быть открыты, ответственности подвергаются окрестные аулы, для чего последние расписаны по группам с обозначением, какие аулы за какие русские поселения ответствуют. Когда виновный в краже будет обнаружен, взыскание всех причиненных им убытков обращается на его имущество; если же последнего будет недостаточно, то взысканию подлежит имущество ближайших родственников последнего, и наконец, в случае их несостоятельности, взыскание налагается на все аульное об¬щество, к которому принадлежит виновный. Таков habeas corpus Терской области.
Само собою разумеется, что странный взгляд, по которому, все пре¬ступления в области приписываются исключительно туземцам, не имеет решительно никаких оснований. Русские, живущие здесь, далеко не ангелы и тоже непрочь и поживиться на счет чужого добра, и пырнуть сгоряча ножем. В последнее лето здесь бывали очень характерные в этом отно¬шении случаи. Так например, казаки одной станицы (кажется Калиновской) подняли однажды ночную тревогу, полагая, что чеченцы похитили у них скот. В подобных случаях, как водится, преследуют врагов ружейной пальбою. Одного из хищников зацепила пуля. Но каково было удивление всех, когда кровавый след привел казаков в дом своего одностаничника, оказавшегося раненым, и в особенности, когда этот последний сознался, что он совместно с тремя другими товарищами, совершил помянутый угон скота. Значит, соседнее туземное население, только благодаря счастливой случайности, избавлено от лишнего поклепа и нарекания и, что самое главное, — от тяжелых последствий круговой ответственности. Другой слу¬чай: в станице Сунженской разводчик ночных секретов был убит своими-же казаками на воровстве. Желая совершить кражу, разводчик оставил одно место открытым и без дозора, а казаки, вспомнив, что не поставлен секрет, засели там и самовольно стали стеречь. Когда вор гнал через это самое место скотину и когда после опроса кто идет, вор бросился бежать, то был убит наповал. В убитом воре казаки узнали на утро своего, раз¬водчика1. Факты эти далеко не единичны. Конокрадство и (скотокрад¬ство) - это страшное зло сельской жизни Северного Кавказа организовано так удачно, что в нем с успехом подвизаются представители всех живу¬щих здесь национальностей. Напр.. лошадь, украденная в калмыцких сте¬пях, передается через русские селения Ставропольской губернии и казачьи станицы Кубанской области за Кубань, и наоборот из Кубанской области ворованные лошади переправляются через Ставропольскую губернию в Астраханскую: в этой воровской корпорации принимают одинаковое уча¬стие закубанские черкесы, казаки, крестьяне и калмыки. В таком-же от¬ношении друг к другу стоят ногайцы, казаки, ингуши и другие туземцы Терской области. Между тем все эти факты совершенно игнорируются и вопреки им вся ответственность за преступления в Терской области ложится исключительно на туземцев, что бьет их и морально, и мате¬риально.
Исключительный взгляд на туземцев, как на воров и разбойников по преимуществу, влечет за собой крайне печальные результаты. Русский, совершая преступление, может всегда надеяться, что он избегнет наказа¬ния, так как он знает, что подозрение в совершении преступления падет прежде всего на туземцев и именно в эту сторону направятся розыски. Не трудно представить, какое развращающее влияние на русское населе¬ние оказывает эта уверенность в возможности скрыть следы преступления и свалить его на туземное население. Вместе с тем в среде русского населения неизбежно должно развиваться высокомерное отношение к ту¬земцам, как к чему-то низшему, поставленному в безправное положение. Что-же касается самих туземцев, то сознание, что ко всем им поголовно относятся как к ворам и разбойникам, едва-ли может содействовать раз¬витию в них нравственности. В русском населении они должны видеть какое-то привилегированное сословие и неизбежно питать к нему враж-дебные чувства. Неизбежные, при существующем порядке розыскания пре¬ступников, случаи, когда туземцам приходится отвечать за преступления, заведомо совершенные русскими, неминуемо будут возбуждать в тузем¬ном населении крайне печальные мысли о справедливости русских законов и равноправности подданных Российской империи.
Еще менее может быть оправдано введение круговой ответственности за преступление. В самом деле, чем виновато известное туземное обще¬ство, что на земле его или соседнего аула или даже в соседнем русском поселении совершилось преступление? Создавая круговую ответственность туземцев, хотели заставить их выдавать преступников. Но, во 1-х воры не всегда так просты, что о совершенных ими преступлениях непременно знают их соседи. Во 2-х, лицо, к которому переходит административная власть туземного общества и которое производит первоначальные, ро¬зыски — старшина — выбирается не обществом, и потому нередко его интересы не только не совпадают с интересами общества, но бывают и прямо противоположны им: иному старшине выгоднее не отыскивать вора. В 3-х, каким образом известное общество может знать, что делается в соседнем ауле; а между тем оно должно отвечать даже и в том случае, когда преступник принадлежит к соседнему обществу? Наконец, в 4-х, с какой стати туземцы станут выдавать преступника, когда им, во всяком случае, приходится отвечать за преступление, если даже виновник открыт? К тому-же все эти экстроординарные меры, направленные против тузем¬цев, невольно сплачивают их, как и всех гонимых, и заставляют их питать к русской власти недобрые чувства, и понятно, что при таких условиях выдача русской власти туземцами своего единоплеменника должна являться в их глазах преступлением.
Чтобы еще нагляднее представить читателю всю нелепость существо¬вании круговой ответственности, я приведу такой гипотетический пример. Представьте себе, что через три дома от вашей квартиры совершена кража, затем чрез несколько дней к вам является полиция и описывает вашу мебель для вознаграждения собственника украденного. Неправда-ли, это такая нелепость, которую трудно даже представить. А между тем такая нелепость имеет место и Терской области ежедневно. Случилася, например, кража в станице А, немедленно-же власти отправляются в соседний аул, хватают там скот и продают на пополнение украденного. Нечего и гово¬рить о том, какие многочисленные и разнообразные злоупотребления воз¬можны при этом. Ценность похищенных вещей всегда является необык¬новенно высокою. За лошадь, стоимостью в 30 рублей, взыскивается 100р.
Мне передавали даже случай, когда один обыватель «поправил» свои дела, пользуясь правами об ответственности туземцев. Именно он поджег свой дом, и так как поджигатель не был открыт (!), получил учетверенную стоимость сгоревшего дома, взысканную с соседних туземцев. Представители казачества нередко высказывают претензии на то, что туземцы обложены лишь небольшими налогами в пользу государства; но круговая ответствен¬ность, наложенная на туземцев, является самым страшным налогом, какой только можно придумать. Суммы, выплачиваемые туземцами в силу кру¬говой ответственности, превосходят во много раз всякие подати и налоги, платимые русским населением. Круговая ответственность положительно разоряет туземцев.
Какие последствия имеет подобный порядок вещей, об этом нечего распространяться.
Теперь мы перейдем к очень щекотливому вопросу, возбуждаю¬щему много озлобления среди разных элементов кавказского населения,— к вопросу об обезоружении туземцев. Всякий, если не видел, то по край¬ней мере слышал, что принадлежностью туземного кавказского одеяния является оружие. К оружию кавказец привык до того, что почти никогда не расстается с ним. Мало того, вопрос о ношении оружия является для кавказских горцев вопросом чести и они смотрят на обезоружение, как на обесчещение. Между тем, обезоружение туземцев является давнишнею целью деятельности кавказской администрации. Не решаясь, однако, произвести полное обезоружение, а, быть может, и понимая, что такое обе¬зоружение невозможно, администрация довольствуется некоторыми паллиа-тивными мерами, которые, не достигая никакой цели, только безплодно раздражают туземцев и сеют раздоры между ними и казаками. Именно туземцам Терской области предоставлено носить оружие только в пределах земельных юртов: на землю-же казачьих станиц или в город они могут являться только безоружные. Несоблюдающих эти правила полиция должна арестовывать. Отобрание у туземца оружия в силу этого правила - явле¬ние заурядное, причем туземцам не возвращаются даже ножны и ручки кинжалов, не редко богато обделанные. В полицейских управлениях нава¬лены целые кучи кинжалов и пистолетов, отобранных у туземцев, причем, конечно, в кучках этих лежит одна дрянь, а порядочное оружие исчезает неизвестно куда. Право обезоружения туземцев почему-то представлено и всем казакам, что ведет к постоянным стычкам и даже убийствам. Бывают случаи, когда даже казачки принимают на себя обязанности обезоруживать туземцев. При существующих у горцев понятиях о женщине и взгляде их на обезоружение, подобные случаи неминуемо всегда должны вести к катастро-фам. Если к этому прибавить, что и то время, как туземцы обезоруживаются, другой элемент населения области, казаки, сохраняет право свободного ношения оружия, то будет вполне понятно, сколько ненужного зла и стра¬даний причиняют правила о ношении туземцами оружия, сколько несча-стий вызывают они и как отравлена ими вся жизнь туземцев.
Необходимость обезоружения туземцев доказывается тем, что с про¬ведением этой меры будто-бы уменьшится число преступлений в области: при горячем темпераменте туземца и при существующих здесь вредных обычаях (напр. кровавой мести) — говорят сторонники обезоружения - истинным несчастием является то обстоятельство, что у туземца всегда под руками оружие: отнимите его и вы тем во много раз уменьшите число преступлений в крае. Мнение - детски-наивное, чтобы не сказать хуже. Дело ведь именно в «темпераменте» туземцев и господстве у них вредных обычаев, а не в том, что у туземца у пояса болтается кинжал. С обезо¬ружением темперамент и вредные обычаи не исчезнут, а останутся те же; значит не уменьшится и число преступлений. Теперь идет в ход кинжал и пистолет, — тогда пойдут топор, кол и др. — в этом вся разница. При¬чины кровавых преступлений, имеющих место в области, таятся глубоко в условиях жизни населения и особенностях его характера; и только с изменением этих условий и с улучшением народного характера уменьшатся и преступления.. Улучшите экономическое положение населения, не раздра¬жайте его мелочною и ненужною опекою, устраните вражду между раз¬ными элементами населения, распространите среди туземцев образование, и при его помощи выведите вредные обычаи и смягчите «темперамент» - и тогда ужасный кинжал будет болтаться у пояся всякого кавказца, как самое безвредное украшение.
Таковы, в самом общем виде, важнейшие причины существования враждебных отношений между двумя половинами населения Терской обла¬сти. Причины эти, отравляя каждую минуту существование туземцев, де¬лают буквально невозможною для них жизнь на родине и заставляют их бежать в Турцию, что положительно равняется самоубийству. Такое поло¬жение вещей, всего менее желательное для России (достаточно, казалось-бы, одного обезлюдения Крыма и всеобщих сожалений о выселении отсюда татар), создано совершенно искусственно, является продуктом грубого не¬понимания интересов России на Кавказе, а во многих отношениях и пря¬мых злоупотреблений, и может быть легко изменено к лучшему, лишь-бы была на то охота. Причины, создавшие существующее ненормальное поло¬жение дела на Кавказе — дело рук человеческих и теми-же руками они могут быть устранены.
Остановимся, например, на основном зле, на экономической необес¬печенности туземцев. Устронить ее вовсе не трудно. Да не подумает, однако, читатель, что я для указанной цели проэктирую отобрание земли у казаков. Отнюдь нет; я не желаю зла ни туземцам, ни казакам, и думаю, что вопрос может быть разрешен безобидно для той и другой стороны. Конечно, теперь, когда значительная часть государственного и обществен¬ного земельного достояния на Северном Кавказе сделалась, тем или дру-гом путем, частою собственностью, решение вопроса несколько ослож¬няется. Но и теперь, при существующей и области дешевизне земель, легко произвести выкуп частной земельной собственности для наделения земледельцев, имеющих недостаточное количество земли. Произвести это тем легче, что землевладельцы Терской области вовсе не держатся за свои земли и при всяком удобном случае охотно продают их в другие руки.
Вопрос о выкупе частных земель для наделения земледельцев стоит в России на очереди. Первым шагом на этом пути является учреждение земельного банка для содействия крестьянам в покупке земли. Открытие отделения этого банка в Терской области было-бы истинным благодеянием для края. Несомненно, однако, что, для успеха дела, сообразно с местными условиями, действия отделения должны будут получить специальный харак¬тер, наиболее пригодный для намеченной выше цели. Это одинаково отно¬сится как до размеров капитала, которым будет располагать отделение и который должен быть очень велик, так и относительно размеров ссуд туземному населению, которые должны равняться полной стоимости поку¬паемой земли, и, наконец, относительно способов возвращения ссуд, кото¬рое должно быть рассрочено на возможно большее время. В виду обостренности вопроса, нужно будет позаботится о том, чтобы он был решен возможно скорее, и допустить всякие возможные льготы. Необходимо будет также принять специальные меры против возможности повышения цен на землю спекуляциею.
Несомненно, что все это потребует значительных затрат; но так-как благосостояние края невозможно, пока отношения между главными элемен¬тами населения не примут нормального характера, и так как в прекраще¬нии недовольства туземцев своим положением заключается важный госу¬дарственный интерес, то никакие жертвы не должны смущать. Они оку¬пятся с лихвою.
Как ни важен вопрос о восстановлении экономической самостоятель¬ности туземцев, удовлетворительное решение его, однако, еще не устранит всех причин ненормального положения дел в крае. Так как большинство этих причин сводится к исключительным мерам, принимаемым по отноше¬нию к туземцам, то, для достижения полною умиротворения края. эти меры должны быть устранены и туземное население должно быть постав¬лено в общие условия. Только пользуясь всеми правами русского гражда¬нина, туземец может примириться с русскими порядками.
Но несомненно, что лучшим средством для ассимиляции туземного населения с пришлым русским и прекращения враждебных отношений между этими двумя элементами народонаселения Кавказа, является, после улуч¬шения общих экономических условий жизни туземцев, распространение среди них образования. Единство экономических интересов и единство об¬разования представляют собою такую почву, на которой смешиваются и слипаются народности с самыми различными этническими особенностями. И в самом деле, с какой стати станут волноваться, восставать против рус¬ских или бежать в Турцию кавказские народы, когда им будет хорошо житься под русской властью? В то-же время образование и только одни образование может дать туземцам способность понимать, что многие из переносимых ими бедствий, которые они всецело относят теперь на счет своего порабощения русскими, происходят от причин более общего, социаль¬ного характера, вести борьбу с которыми приходится совсем другим оружием, чем то, которым они привыкли бороться против русских.
К сожалению, на сколько много сделано нами на Кавказе для того, чтобы всячески ухудшить экономическое положение туземного населения, настолько-же мало сделано для распространения образования среди горцев. Собственно говоря, в этом отношении нами не сделано еще даже начального шага.
Правда, в некоторых местах (в Осетии), для туземного населения устроено с десяток школ обществом восстановления христианства на Кав¬казе, а затем существуют особые, специально горские школы. Но и те, и другие нисколько не изменяют общего печального положения дел.
Школы общества восстановления христианства представляют ни что иное, как простые школы грамотности, т.е. такой тип школ, который всего менее вызывает симпатии к себе даже среди русского населения. На Кавказе, среди туземцев, которые, кроме обычного простому народу недоверия к школе, подозрительно относятся к ней, как к русскому учреж¬дению, тип школ чистой грамотности еще менее может пользоваться успе¬хом, чем среди русского населения. Если к этому присоединить неудачную практическую постановку дела в школах общества восстановления хри¬стианства, которое (общество) по самому существу, рядом с целями обра¬зовательными, преследует в своих школах и другие цели, не имеющие никакого отношения к образованию, то будет совершенно понятно, почему школы «общества» не имеют ровно никакого значения в смысле распро¬странения образования среди туземцев1.
Еще ничтожнее значение горских школ. Здесь приходится даже от¬метить очень печальный факт. Если школы общества восстановления хри¬стианства безполезны, зато их можно признать и безвредными (кроме того общего вреда, который они приносят, дискредитируя в глазах тузем¬ного населения вообще школьное образование). Относительно же горских школ далеко нельзя сказать того-же, они положительно вредны.
Горские училища по своим программам ни что иное, как блаженной памяти уездные училища, преобразованные ныне в так называемые город¬ские. Кому известно, какое всеобщее неудовольствие вызывали и вызы¬вают эти училища, как в своем первом издании (уездные), так и реформи¬рованные (городские). Не давая никаких практических, пригодных к жизни, сведений, училища эти не дают и законченного общего образования, предлагая взамен того и другого груду отрывок и обломков разных «наук». Вместе с тем, училища эти не стоят ни в какой связи с общею системою образования и потому те из их учеников, которие желали бы продолжить, свое образование, не имеют возможности прямо поступать с вынесенными из училищ знаниями в школы высшего разряда. И этим-то типом школы, окончательно дискредитованным уже среди русских, облагодетельствованы туземцы. К тому же простою пересадкою этого школьного типа не огра¬ничились и присоединили к нему еще русские курьезы. Так, например, в нальчикской горской школе цивилизуют диких маленьких кабардинцев французским языком. Недостает еще чтоб мальчуганам — туземцам препо¬давали теорию и практику танцевального искусства и науку о том, «как держать себя в обществе». Впрочем, не оффициально последняя наука внушается питомцам нальчикской горской школы.
5 — 6 лет, проведенные мальчиком-туземцем в горской школе, - совер¬шенно бесполезно потерянное для него время. Из школы он выходит с таким же пониманием явлений жизни, каким обладал он до поступления в школу, и не выносит отсюда никаких таких знаний, которые могли бы послужить для него точкою опоры в предстоящей ему жизненной борьбе и которыми он мог-бы принести пользу своим сородичам. Единственное приобретение, которое дает ему школа, состоит в том, что он научается говорить по-русски, но это приобретение не настолько важно, чтобы ради него стоило губить 6 лет лучшей поры жизни и достижимо за меньшую цену.
Правда, при горских школах существуют мастерские для обучения учеников ремеслам и даже агрономические отделения. Но и то, и другое поставлено так неудовлетворительно, что не достигает решительно ника¬ких путных результатов: при мастерских на сотню учеников состоит по одному мастеру, который, понятное дело, может научить немногих и не¬многому. К тому же обучение ремеслам рассматривается не как нечто важное, заслуживающее особого внимания и стараний, а как в некотором роде «вводный эпизод», который если идет — хорошо, а не идет — так и не надо. Еще курьезнее преподается в горских школах «агрономия»: при школе заводится десяток грядок и садится сотня ростков капустной рас¬сады, — и на таком-то огороде приходится изучать сотне учеников «прак-тические приемы земледелия». Насколько можно понять этот кунштюк, «агрономия», введена в программу горских школ исключительно для уве¬личения средств содержания гг. смотрителей этих школ. Какие при этом возможны курьезы, можно видеть из того, что смотритель нальчикской школы (г. Фролков) несколько лет получал по 500 руб. ежегодно за заведывание огородом, стоимостью в 20 рублей. В том же училище из сумм, собираемых с кабардинского народа на технико-агрономическое отделение, платится жалованье учительнице французского языка.
Во время 6-тилетнего пребывания в горской школе, ученик-туземец отвыкает от труда, изленивается, избаловывается и совершенно отчуж¬дается от той среды, из которой он вышел и в которую ему придется возвратиться. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что уче¬ники горских школ живут в устроенных при последних пансионах, где все условия жизни совершенно не похожи на условия жизни трудовой массы туземцев и где ученики превращаются в барчат, пренебрежительно смотрящих на обстановку жизни своих родных и вовсе не желающих обратиться к их трудовому образу жизни. Поэтому самый лучший исход для бывшего ученика горской школы — это забыть все то, что под видом науки набивалось ему в голову в течение 6-ти лет, сбросить налипшую на него за это время грязь якобы цивилизации (вернее — «чихвилизации», как говорят «полированные» казаки) и превратиться в такого же заурядного туземца, каким бы он был, еслиб не поступал в школу. Но этот «лучший» исход доступен только немногим, которых школьная «полировка» не могла окончательно изуродовать. Большинство же предпочитает избегать труда и становится в ряды паразитов: отсюда выходят безграмотные «писаря», городские лакеи и просто шалопаи, живущие всю свою жизнь трутнями. Быть может, лично подобным господам горские школы и принесли пользу, научив их «легким» средствам борьбы за существование, но собственно туземному населению они кроме ущерба, ничего не дают. И потому можно только порадоваться, что во всей Терской области горских школ всего три.
Кроме школ «общества восстановления христианства» и горских школ, были еще и некоторые другие попытки облагодетельствовать туземное население образованием. Так, в Кабарде некогда были устроены три начальные школы, в которые были посажены учительницы и куда ученики сгонялись полициею; но так как эти школы, помимо обучения мальчиков, служили и для другого назначения — быть местом «сладкого отдыха» для лиц начальствующих, то они, возбудив в населении общее омерзение к себе, принуждены были закрыться.
В последнее время явился еще один проект облагодетельствования горцев (собственно кабардинцев) по части образования. Проект этот состоит в превращении нальчикской горской школы в реальное училище. Устраивать реальное училище для населения, которое не имеет буквально ни одной начальной школы, — это такая нелепость, которую трудно и нарочно придумать и которая заставляет усомниться даже в нормальном состоянии умственных способностей авторов проекта. Было бы весьма желательно, чтобы эта дикая затея, исполнение которой потребует боль¬ших материальных затрат со стороны и без того небогатого кабардинского народа, (так как проект благодетельствует кабардинцев на их же счет), осталась навсегда в области «баронских фантазий».
В последнее время много тревоги и волнений возбудила среди горцев весть о привлечении их к отбыванию общей воинской повинности. Не то, чтобы горцы боялись военной службы; совсем нет. Во время последней русско-турецкой войны, горцы сформировали на свой счет особые отряды и эти отряды лихо дрались под русским знаменем за Дунаем. Пугает горцев собственно солдатская служба, с ее муштровкой и дисциплиной, с ее казарменной жизнью, с затруднениями относительно исполнения
религиозных обрядов. Горец, по своему характеру, всего менее способен выносить солдатскую выправку; ему с детства свыкшемуся с лошадью, кажется чем-то ужасным служба в пехоте; магометанин — он не может и представить себе, как он будет есть из общего котла с православными солдатами, причем его могут кормить свинным салом. Если вводить воин¬скую повинность среди горцев, то нужно непременно сделать уступки местным особенностям. Не берут же в строй молокан и духоборцев, а размещают их по нестроевым частям — в обозы, больницы и т.п.; мено¬ниты отбывают военную повинность в местных командах, почему же не сообразоваться и с особенностями быта и убеждений горцев, тем более, что при введении воинской повинности при иных условиях, дело не обой¬дется без печальных последствий? Повидимому проект введения воинской повинности среди кавказских туземцев, действительно принимает во вни¬мание некоторые местные особенности. К сожалению все это дело покрыто почему-то покровом таинственности. Лица, объявлявшие туземцам о при¬влечении их к отбыванию воинской повинности, как будто чего-то не договаривали, не могли почему-то сообщить подробностей и нередко про¬тиворечили друг другу. Все это вызвало вполне понятную тревогу среди горского населения. Вот как описывает один очевидец настоящее настрое¬ние горцев: «После объявления горцам, населяющим Северный Кавказ, о привлечении их к отбыванию общей воинской повинности, край непри¬вычно оживился. В каждом из аулов, расположенных на плоскости и высотах кавказского хребта, можно было наблюдать в продолжении дол¬гого времени, изо дня в день с ранней зари и до поздней ночи, густые толпы аульчан всех возрастов, начиная малыми детьми и кончая дряхлыми стариками, стоящими небольшими группами, по 10—30 человек у сакель или у мечетей, шумно и оживленно говорящими о предстоящей реформе. По господствующему разноречию видно было, что лица, объявлявшие гор¬цам о реформе, не стояли на высоте своей задачи: не умели или не хотели ознакомить народ со всею важностью вводимой реформы и с теми видами правительства, которые последнее связывало с применением воин¬ской повинности к горцам. Понятно, формальное отношение людей, стоя¬щих у самого народа, не могло создать истинного понимания горцами важности этой реформы; напротив, породило массу недоразумений, ненуж¬ных, а, пожалуй и небезопасных толков, могущих вызвать такие или иные замешательства. Никто из объявлявших реформу не ответил на жгучий для горца вопрос: будет-ли он взят в пехоту или, как лихой наездник, выросший, так сказать, на коне, уйдет на сформирование легкой кавале¬рии, к которой он так сильно тяготеет. Эта же самая недомолвка вызвала обсуждение горцами вопроса, имеющего важное государственное значение, — о выселении в Турцию. В виду того, что некоторые начальники в крае, знающие край только по входящим и исходящим бумагам, явили себя ярыми защитниками выселений горцев в Турцию, не мешает припомнить последствия выселения хотя-бы татар из Крыма»1.
К этому можно прибавить еще одно напоминание: русская политика на Кавказе, также как и в Туркестане, является тем пробным камнем, на котором азиатские народы знакомятся с русской политикой вообще. И печальные результаты этой политики нанесут такой удар русскому авторитету в Западной и Средней Азии, загладить который не будут в состоянии никакие военные успехи.


«Кавказские Горцы»,
Я. Абрамов,
«Материалы для истории черкесского народа»,
Северо-Кавказский филиал традиционной культуры
М.Ц.Т.К. «ВОЗРОЖДЕНИЕ», 1990 г.