Племенной и общественный состав казачества.

Донские казаки, Азовско-Донская община, ХV-ХVІ в.в. Третья главнейшая ветвь Черкасского народа – Донские казаки – имеют древнейшее происхождение, а так как территория Дона в те времена лежала в стороне от культурных государств и не подвергалась поэтому чужеземному духовному влиянию, то Донское казачество получило возможность к самостоятельному развитию и сплочению. Постоянные войны и кровавые набеги лишь содействовали укреплению воинственных традиций и прочных общественных начал.

Как я уже упоминал, после Половецкого нашествия многочисленные черкасы были разбиты на три главные части, из которых южная, оттесненная от Дона, принуждена была укрыться в горах Кавказа, низовьях Кубани и Азова, где со временем укрепилась и осела, не теряя, впрочем, надежды рано или поздно возвратиться на родные берега Донских рек. После татарского нашествия развилось в среде черкас казакованье по примеру отважных киргизских казаков. Часть этих последних, оттесненная от Днепра Киевскими черкасами, осела в низовьях Дона и главным образом в Азове, имеющем за собой седую древность. Здесь казачьи кочевники смешались с остатками Донских черкас и образовали смелую демократическую общину, сделавшуюся потом известной под названием Азовских казаков. На среднем течении Дона, без сомнения, уже в то время существовали редкие, но коренные поселения Донских черкас или казаков, так как в 1380 году были известны городки Сиротинский и Гребни, жители которых, Донские казаки, участвуя в знаменитой Куликовской битве с татарами, поднесли Великому князю Дмитрию Донскому образ Гребневской Божией Матери (см. предыдущую главу); следовательно из этого предания можно сделать вывод, что, во-первых, Донские казаки были в то время довольно многочисленны, если вступали в союз с русскими войсками, во-вторых, были православные христиане, что доказывается поднесением святой иконы, и, в-третьих, имели общинное устройство и политическую независимость, что видно из смысла подносившей икону депутации.

Вероятно мы имели бы о наших предках более полные и письменные сведения, если бы после Куликовской битвы Россия окончательно освободилась от монгольского владычества и имела бы возможность поддерживать своих единоверцев в тяжелой и неравной борьбе с язычниками и мусульманами. Но, как на грех, Москва в то время была в самом жалком состоянии и дрожала перед опасностью нового татарского нашествия. Поэтому, развитие и прогрессирование русского народа замерло на столетия, а с ними замерла и письменность и внешняя колонизация. Москва и окружающие ее области жили как бы в непроницаемой скорлупе, сторонясь от соседей.

… за период времени с 1500 по 1550 г.г. Донская казачья община, благодаря удалению татар и распадению Золотой орды, имела возможность сплотиться и основать ряд населенных самостоятельных укреплений, прозванных городками. Правда, в то бурное время по Донским степям безвозбранно носились разбойничьи ватаги татар крымских, черкесов и ногайцев; но, имея с казаками один промысел и встречая в них опасных противников в случае ссоры, эти наездники предпочитали в большинстве случаев жить с казачеством в мире, а при случаи и действовали сообща. Как свидетельствуют старинные документы, в то время по Дону не было ни прохода, ни проезда московским людям от разбоя, и особенно терпели купцы, которых жадность к наживе заставляла преодолевать страх пред смертью и пробираться к Азову.

В 1546 году, по свидетельству Путивльского воеводы князя Троекурова, на Дону замечалось уже много казаков, причем в числе их значительное количество Малороссийских черкас, усиленно эмигрирующих из Украйны на Дон в казаки.

В 1549 году князь татарский Юсуф неоднократно жаловался царю Иоанну Грозному, что не стало житья ногайцам и татарам, а особенно купцам, от стоящих на Дону Севрюков (Северяков), которые грабят и убивают послов и торговцев, проходящих Доном в Москву. На эти жалобы царь отвечал следующей грамотой к Юсуфу:

„Те разбойники, что гостей ваших забирают, живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают. Мы не один раз посылали, чтобы их переловить, да наши люди добыть их не могут. Вы бы сами велели их переловить и к нам прислали, а мы приказали бы их показнить”…

В следующем 1550 году Юсуф, видимо потеряв терпение от казацких грабежей, снова писал к Иоанну: „Холопи твои, нехто Сарыазман словет на Дону, в трех и в четырех местах городы поделали, да наших послов и людей наших, которые ходют к тебе и назад, стерегут, да разбивают, иных до смерти бьют, а иных отпускают; какая же твоя дружба?.. Если хочешь иметь с нами дружбу, то тех своих холопов оттоле сведи”…

На все эти и на целый ряд последующих таких же посланий Московские цари обыкновенно отписывали, что живущие в Поле (то есть на Дону) казачество им не подвластно и чуждо, что правительство и само бы радо их всех побить, но не имеет на это сил и средств и т.д.

Однако, несмотря на эти дипломатические открещивания, цари при всяком удобном случае старались привлечь на сторону Московского государства казачью силу и использовать ее в смысле охраны границ молодого Русского народа, еще недостаточно окрепшего после ужасного татарского погрома и неволи.


По материалам: Донские областные ведомости № 131/18.06.1913 г. стр. 2-3