Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » История » Т. Половинкина: Матери подобная наша родина (из адыгской песни-плача)

Т. Половинкина: Матери подобная наша родина (из адыгской песни-плача)

Т. Половинкина: Матери подобная наша родина (из адыгской песни-плача)
История
admin
Фото: Адыги.RU
06:56, 07 февраль 2020
6 450
0
Ко Дню Памяти адыгов/черкесов – жертв русско-кавказской войны. 21 мая 146 лет назад одновременно с окончанием русско-кавказской войны не стало и Черкесии - страны мужественного, гордого и свободолюбивого народа. В этот день, уже почти 20 лет, адыги (черкесы)/черкесы всего мира и те, кто разделяет их боль вспоминают всех, отдавших жизнь в борьбе за свободу и независимость своей родины – Черкесии, скорбят о безвинно погибших, умерших от ран, голода, холода и болезней – стариках, женщинах и детях. Все они жертвы несправедливой захватнической войны, которую вела в Х1Х веке на Кавказе Российская империя. Для самой России, по словам генерала Фадеева, она была всего лишь «эпизодом» ее истории. Тогда как для народов Кавказа эта война явилась настоящей трагедией, для адыгов/черкесов же, без преувеличения, национальной катастрофой,
Т. Половинкина: Матери подобная наша родина (из адыгской песни-плача)
Ко Дню Памяти адыгов/черкесов – жертв русско-кавказской войны

21 мая 146 лет назад одновременно с окончанием русско-кавказской войны не стало и Черкесии - страны мужественного, гордого и свободолюбивого народа. В этот день, уже почти 20 лет, адыги (черкесы)/черкесы всего мира и те, кто разделяет их боль вспоминают всех, отдавших жизнь в борьбе за свободу и независимость своей родины – Черкесии, скорбят о безвинно погибших, умерших от ран, голода, холода и болезней – стариках, женщинах и детях. Все они жертвы несправедливой захватнической войны, которую вела в Х1Х веке на Кавказе Российская империя. Для самой России, по словам генерала Фадеева, она была всего лишь «эпизодом» ее истории. Тогда как для народов Кавказа эта война явилась настоящей трагедией, для адыгов/черкесов же, без преувеличения, национальной катастрофой, ужасной по своим масштабам, глубине и необратимости.

С самого начала открытых военных действий против Западной Черкесии (1829 год) альтернативой кавказской политики России была или полная покорность горцев или их физическое истребление. В 1860 году изменилась лишь система борьбы с черкесами. Вместо «малоэффективных» (как говорилось) экспедиций и набегов было решено перейти к выселению горцев из родных мест: не желавших покоряться русской власти – в Турцию, остававшихся – с предгорий и гор на плоскость под управление военной администрации. Их земли занимались новыми поселенцами из России, которые двигались вслед за войсками. Скорейшее окончание войны, ожидаемое от нового плана, успокоило бы, с точки зрения политиков, и общественное мнение Европы. Командующий войсками Кубанской области генерал Евдокимов, один из авторов (наряду с генералами Барятинским и Милютиным) и исполнитель плана, который А. Берже назвал «блестящим», вовсе призывал не церемониться с черкесами, а высылать всех в Турцию, даже если бы они захотели остаться. Он признавался, что «всегда смотрел на эту меру как вспомогательное средство покорения Западного Кавказа».

Осенью 1863 года войска были брошены на выселение абадзехов и кубанских шапсугов. Оно пришлось на зиму 1863-1864 годов. Время наступления было выбрано не случайно. Подобная тактика привела к большим жертвам среди населения. Особенно пострадали женщины и дети. Часть абадзехов перешла к низовьям р. Белой (Шхагуаша) для поселения, другие (большинство) решили уходить в Турцию. Осталось выселить черкесов побережья. «Эта мера,- писал генерал Фадеев,- была совершенно необходима для безопасности наших владений... Три года мы ломали абадзехов для того, чтобы добраться, наконец-то, до берега и очистить его от неприятеля».

На южном склоне гор в 1864 году действовали сразу четыре русских отряда, один из них – Даховский отряд генерала Геймана – очищал побережье от шапсугов и убыхов. 21 мая «звездный» поход войск завершился на месте бывшего аула абазин-ахчипсов Кбаада. Ныне пос. Красная Поляна.

Не по своей воле адыги (черкесы)/черкесы уходили в Турцию. Это решение далось им нелегко. «Оставив свой край, - писали они королеве Англии в 1863 году, - мы предадим память наших предков, много лет защищавших эту землю и отдавших за нее жизни. Никогда нас не простят за этот шаг наши матери, дочери, сестры, старики. Выселение на чужбину будет для черкесов величайшей трагедией, пока существует эта земля. Россия, намного превосходя нас в военном отношении, вынуждает нас покинуть родину. Участи ее рабов мы предпочитаем смерть».

Согласно официальной русской статистике, опубликованной А. Берже в 1882 году, с 1858 по 1865 год морским путем ушло в Турцию 470 тысяч жителей Западного Кавказа, из них 316 тысяч адыгов, более 74 тысяч убыхов, около 20 тысяч южных абазин, 30 тысяч северокавказских абазин, свыше 30 тысяч прикубанских ногайцев. Сам Берже относился к этим цифрам скептически, считая, что на самом деле беженцев было гораздо больше, так как многие выселялись из пунктов побережья, которые русскими войсками не контролировались.

Современные отечественные исследователи русско-кавказской войны определяют число адыгских/черкесских беженцев в 700-900 тысяч человек с учетом того, что к 1865 году на исторической родине оставалось, по разным данным, от 70 до 90 тысяч человек адыгского населения и исходя из их предполагаемой довоенной численности не менее 1 млн. человек. Но и эти цифры (700-900 тысяч) могут оказаться не соответствующими истине, то есть измениться в сторону увеличения, а для этого есть все основания.

Ни русские, ни турецкие данные о числе выселившихся с Кавказа или прибывших в Турцию не были и не могли быть достоверными. Во-первых, нужно иметь в виду, что выселение происходило, в основном, стихийно, особенно на заключительном этапе войны и прежде всего с осени 1863 – в 1864 году, когда исход достиг небывалых прежде масштабов. Во-вторых, Россиия, осуществлявшая насильственное выселение черкесов, и Турция, как сторона их принимавшая, пытались скрыть факты массовой гибели несчастных людей, чтобы избежать за это ответственности. В России, в частности, - путем занижения численности населения Черкесии на начало войны, перекладывания своей вины на Турцию, европейскую дипломатию, на самих горцев, не желавших покоряться. Так, ярый защитник русской колониальной политики упомянутый уже А. Берже высказался по этому поводу в том духе, что черкесы сами виноваты в своей трагедии: не захотели «поступиться своеволием» (свободой. - Т.П.).

По оценке одного из участников войны и свидетеля переселения горцев, «едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество».

По некоторым данным турецких архивов, только в 1865 году в Турцию прибыло с Кавказа 520 тысяч человек. Султан Девлет-Гирей в своем докладе «Жизнь черкесов-переселенцев в Турции», напечатанном в журнале «Известия общества любителей изучения Кубанской области», изданном в Краснодаре в 1912 году, ссылаясь на данные Стамбульского переселенческого комитета, говорит о 3.102.749 кавказцах (690.659 дворах), прибывших в Турцию с 1816 по 1910 год. Он же приводит сведения, полученные из статистического комитета Турции о 2.750.000 черкесах, проживавших в Османской империи в 1912 году (к их числу относили обычно всех северокавказцев, но адыгская диаспора была самой многочисленной), из которых 105.000 жили в Стамбуле, а остальные, по словам автора, в разных местах Малой Азии, Армении, Сирии и Месопотамии.

Пережив все ужасы войны и насильственного выселения, черкесы оказались в Османской империи в не менее гибельном для себя положении. Должно было пройти немало времени, пока они смогли обустроиться на новых местах поселения. Оставшиеся на родине адыги (черкесы) по своей малочисленности представляли, по сути, «этнографические островки» среди русского населения. Известно, что на прежних местах своего проживания из закубанских адыгов оставалась часть бжедугов на левом берегу р. Кубань (на Псекупсе) и часть кабардинцев на р. Ходзь. Все остальные, не ушедшие на тот момент в Турцию, были жителями предгорий. Их перевели для поселения на равнину Кубани и к нижним течениям впадающих в нее рек Псекупс, Пшиш, Белая, причем все горское население «было перемешано на новых местах оседлости». Для осуществления контроля за переселенцами и надзора за их передвижением горцев селили большими (от 100 до 200 дворов ) аулами, окружали кольцом казачьих станиц. Оставшиеся на родной земле адыги (черкесы) принадлежали, по словам одного из русских авторов конца 1870-х годов, к враждебному России населению и требовали «постоянного отвлечения значительных денежных и военных средств для сохранения в среде его спокойствия и для обуздания волнений». Так как все они, по его мнению, стремились к выселению в Турцию, он рекомендовал русскому правительству дать им на это согласие: «от такого ухода черкесов и абазинцев (около 60 тысяч человек), в особенности горцев Майкопского уезда, - продолжал он же, - государство было бы в прямом выигрыше. А земли их разделить между жителями русских казачьих станиц». Кабардинцам Пятигорского округа, «живущим на пути наших главных сообщений с Закавказьем, - убежден автор, - следует предоставить не только полную свободу к выселению в Турцию, но даже содействовать выселению».

К 1865 году на Западном Кавказе оставалось примерно 70-80 тысяч адыгов. Начиная с 1870-х годов их численность неуклонно сокращалась. В 1882 году в Кубанской области насчитывалось чуть более 61 тысячи адыгов, в 1887-1888 годах – 57 тысяч. Напомним, что в 1867 году выселение в Турцию формально было Россией запрещено.

Причерноморская Черкесия к весне 1865 года практически обезлюдела. Лишь «затерянные» в горах остатки хакучей и отдельные шапсугские семьи удержались на родине после массовой депортации весной 1864 года. Весной следующего года против них была снаряжена специальная военная экспедиция под командованием полковника Кузьминского. В течение нескольких месяцев она занималась «выкуриванием» хакучей из их укрытий. При этом жилища и хлеба сжигались, скот и имущество захватывались. Горцы потеряли, не считая убитых и раненых, 147 человек пленными. Людей оттесняли в сторону Туапсе. На берегу их насильно сажали на небольшие суда и отправляли в Турцию. Однако, к счастью, охотникам за людьми не удалось полностью очистить горы от их обитателей.

Летом 1865 года - в 1866 году на побережье вновь появились войска, которые несколькими отрядами разместили по ущельям рек Аше, Псезуапсе, Шахе, Мзымты. В их задачу входило окончательное выдавливание уцелевших от прежних зачисток. Предстояло заселение пустынного края новыми обитателями из России, а также христианами – подданными других государств, прежде всего Турции. Выводимых силой или вышедших добровольно первоначально приселяли к казачьим береговым станицам. В 1867 году в них числилось 238 адыгов. 107 семей было поселено вблизи мест расположения войск повыше названных рек. Последние 7 человек покинули горы и вышли к Сочи лишь в августе 1874 года. Они были направлены на жительство в существовавший уже на р. Псахо (приток р. Кудепста) аул того же названия (ныне село Лесное). В начале 1870-х годов, после вывода войск черкесам было разрешено образовать собственные селения, но обязательно подальше от моря, по политическим соображениям, как утверждалось.

Согласно статданным за 1872 год в Черноморском округе числилось 773 черкеса, проживавших в 3 селениях, в 1891 году — 1727 человек (численность выросла за счет вернувшихся с Кубани). В 1897 году на участке побережья от Новороссийска до Бзыби (территория Черноморской губернии) насчитывалось 1938 человек из нескольких сотен тысяч коренных жителей, проживавших здесь до войны.

В 1870-1880-х годах число желающих уйти в Турцию не иссякало. Русское правительство было «вынуждено» его разрешать под видом, например, свиданий с родственниками (хотя было видно, что люди за бесценок распродают свое имущество) или хаджа – паломничества в Мекку. Дальнейшая судьба уехавших и пропавших подданных никого не беспокоила. Таким образом, по примерным данным, с 1871 по 1884 год из Кубанской области ушло в Турцию по разным формальным мотивам 3598 человек, в 1888 – 3421 человек.

Начальство Кубанской области неоднократно поднимало вопрос об отмене запрета на переселение в Турцию и даже о полном выселении адыгов/черкесов. Наконец, в конце 1889 года он был решен «наверху» положительно. В 1890 году было выселено 9153 человека, в 1895 – 3999 человек. Исход продолжался и в последующие годы, вплоть до 1910-го и позже, но уже отдельными семьями.

Причинами непрекращающегося переселения кавказских горцев в Турцию интересовался в свое время (1880-е годы) известный кавказоведам публицист-народник Я.Абрамов. Он наблюдал, что горцы Кубанской и Терской областей «предпочитают до сих пор бросать родину, как это им ни тяжело, и уходят в Турцию, как ни скверно живется им там». Абрамов понимал, что для прекращения переселения нужно прежде всего желание на это самого начальства, а также предоставление горцам равных прав с русским населением. Основное зло, по его словам, - это экономическая необеспеченность горцев, прежде всего недостаток земли, большей частью отданной в частную собственность. К этому присоединялось постоянное и преднамеренное унижение человеческого и национального достоинства адыгов. «Причины эти, - писал Я.Абрамов, - отравляют каждую минуту существования горцев, делают буквально невозможной для них жизнь на родине и заставляют их бежать в Турцию».

С самого начала 1860-х годов, когда исход войны уже был предрешен, русское правительство приступает к осуществлению земельного устройства Кубанской области. В 1861 году было разработано «Положение об устройстве поземельного быта горских племен Кубанской области». Согласно «Положению» земельный надел горцев составлял 5,5-8,5 десятин на душу мужского пола. Уже после начала землеустроительных работ Александр II поручил генералу Евдокимову заняться составлением нового проекта земельной реформы в Закубанье «с учетом последних успехов» России на Кавказе. По «Положению 1862 года» земельная норма для горцев была сокращена до 4-5,5 десятин. По поводу данной нормы Евдокимов заявил, что для горцев «большой поземельный надел вреден», поэтому надел в 4-5 десятин «можно считать весьма изобильным». Согласно «Положению 1862 года» 1 млн. 360 тысяч десятин лучших земель было отобрано у горцев и роздано казакам и переселенцам из России из расчета по 20 десятин на каждую душу мужского пола. Для переселенцев были установлены различные пособия и льготы. Крупные участки земли были отведены в потомственное владение участникам войны, чиновникам в награду за военную и гражданскую службу на Кавказе (в частности, генералу Евдокимову было выделено более 10 тысяч десятин). Земля большими участками продавалась в частную собственность. Поясним также, что если черкесское население, как и простые переселенцы из России являлись пользователями казенной земли, то казачеству земля предоставлялась в частную собственность.

После окончания войны и выселения части горского населения в Турцию норма земельного надела для черкесов была несколько увеличена. По «Положению 1870 года» горцы получили по 7 десятин на мужскую душу, притом, как отметил Я. Абрамов, «преимущественно никуда негодными плавнями по Кубани». В то же время надел казаков возрос до 30 десятин на душу мужского пола. Малоземелье нанесло удар прежде всего по традиционному хозяйственному занятию горцев – скотоводству. Недостаток земли вынуждал черкесов арендовать ее у казаков и даже наниматься к ним на работу. Можно прямо сказать, что экономическое положение горцев при русской власти ухудшилось. Малоземелье было фактором, способствовавшим усилению среди них недовольства.

Норма земельного надела для черкесов побережья определялась «Положением о заселении Черноморского округа и управлении оным» (1866 год). Горцы получили в пользование по 30 десятин как удобной, так и неудобной земли на семью. После революции земельное положение шапсугов даже ухудшилось. И этот весьма скромный надел (от 2,4 до 4,0 десятин удобной земли на семью, который они имели) съежился в несколько раз. В начале 1920-х годов он составлял от 0,18 до 0,56 десятин земли на одного человека. На семью, скажем, из 5 человек в среднем приходилось по 1,6 десятин земли. Всего на 3424 шапсуга было выделено 1158 десятин. При этом они вовсе не имели выпасов и вынуждены были платить за пастбища особую арендную плату. Жившие рядом с ними переселенцы получили по 1,5 десятин годной к обработке земли на одного человека и по 3 десятины выпасов. Острая нехватка земли послужила серьезным политическим детонатором: шапсуги заявили, что царское правительство «загнало» их в горы, а лучшие земли отдало помещикам. Теперь же советское правительство, по словам шапсугских старейшин, «должно вернуть нам наши земли и дать нам самоуправление ими». «Только своя особая советская единица действительно позаботится о нас», - говорили они. Вопрос о «самоопределении» должен был стать главным на предстоящем народном съезде в августе 1924 года.

Но власти быстро соориентировались и произошел подлог. Их представители смогли добиться включения земельного вопроса в повестку дня первым пунктом, переключив внимание делегатов с главного для всех, политического, вопроса на болезненный для шапсугов земельный. В итоге, вместо национально-территориальной автономии с заявленными границами, шапсуги получили резервацию в горах под названием «Шапсугский район» без выхода к морю, естественно.

Кроме земельного устройства в 1860-1870-х годах русское правительство провело в Кубанской области административно-судебные преобразования. Они осуществлялись с 1865 по 1869 год на основе разработанного в 1865 году «Положения о кавказских горских управлениях». Было введено особое горское управление и территориальное деление горских народов (военно-народные округа). Согласно «Положению» адыгское/черкесское население было разделено между пятью округами: Псекупским, Лабинским, Урупским, Зеленчукским и Эльбрусским. В трех последних округах черкесы жили вместе с абазинами, ногайцами и карачаевцами. Округа делились на участки. Аульные правления подчинялись участковым начальникам по горским делам, которые, в свою очередь, назначались Кубанским войсковым начальством. Кроме аульных управлений были учреждены горские словесные суды. Они рассматривали гражданские и уголовные дела (не все). Судопроизводство велось на основе адатных положений. В 1870 году их заменили «Временными правилами». Председателем суда был начальник округа или его помощник, членами – депутаты от аулов. Их число зависело от количества населения того или иного аула. Горские словесные суды функционировали до 1880 года. Затем на адыгов распространили российское общеимперское судебное законодательство.

Военно-народные округа были ликвидированы в 1871 году с введением гражданского управления. Тогда же адыгское население Кубанской области было приписано к Екатеринодарскому, Майкопскому и Баталпашинскому уездам (позже отделы). К этому времени в названных уездах числилось 86 тысяч 756 адыгов/черкесов, что составляло 5.4% от всего населения области. С 1888 года на Кубани было установлено военно-казачье управление.

Адыги открыто подвергались дискриминации по национальному признаку, не имели равных с русским населением прав. Это выражалось не только в занижении нормы земельного надела. Примером неравноправия может служить «Положение об общественных аульных управлениях горского населения» (1867 год). В то время, когда русские выбирали сельского старосту или станичного атамана из своей среды, главы аулов (старейшины или старшины) назначались участковыми начальниками. Правда, «Положением 1862 года» предусматривалось, что старшина будет назначаться начальником Кубанской области из числа двух кандидатов, избранных аулом. Но вскоре этот порядок был отменен как не устраивающий власти. На адыгское население распространялась так называемая круговая ответственность за преступление, совершенное в том административном участке, к которому аулы были причислены. Российские законы о расследовании преступлений и об установлении ответственности за их совершение на горцев практически не распространялись. Их заменили особые административные правила. Круговая ответственность обременяла население. Кроме того, адыги (черкесы) видели, что к ним, ко всем без исключения, относятся как к преступникам, по крайней мере потенциальным.

Установленный колониальный режим требовал от адыгов/черкесов безусловного подчинения русской власти, военной и гражданской. Оскорбление их национального самолюбия и личного достоинства являлось обычным делом. На горское население распространялись и другие, кроме упомянутых, многочисленные ограничения и запреты, в том числе запрет на ношение оружия вне аула. Нарушавшие распоряжение подвергались аресту. Вместе с тем, другая часть населения области – казаки не только сохранили право на свободное ношение оружия, но и имели право обезоруживать горцев. Это могли сделать и казачки.

Изъятие у горцев Кубанской области огнестрельного оружия (пистолетов) было произведено в 1868 году. Запрещалось не только его носить, но и хранить дома. Не везде эта компания прошла гладко. Например, кабардинцы Лабинского округа, жившие на р. Ходзь, отказались сдавать оружие. Против них была применена военная сила, причем около 80 человек было убито и ранено.

Вскоре горцы были лишены права на ношение и холодного оружия – кинжала, являющегося, как широко известно, неотъемлемой частью черкесского национального мужского костюма. Таким образом, в конце 1870-х годов адыги (черкесы)/черкесы Кубанской области первыми из всех остальных горцев Кавказа были полностью обезоружены властями.

Недовольство колониальным гнетом вызывало волнения в среде черкесского населения. Они возникали неоднократно и по разным поводам. Известно, в частности, о протестных выступлениях против русской власти в Ульском ауле Майкопского уезда в 1868 году, в ауле на р. Белой в 1872 и 1873 годах и в бжедугских аулах в 1872, 1873 и 1874 годах. В народе росло стремление к уходу в Турцию. Горцев не останавливали даже доходившие до них известия об ужасном положении их соотечественников там. «Всякими правдами и неправдами» в 1873 году удалось выехать в Турцию нескольким сотням черкесских семей. Но когда бжедуги и абадзехи открыто заявили, что не будут подчиняться русским требованием и попросили разрешение на выселение, им было в этом не только отказано, но наиболее влиятельные из них были арестованы и высланы вовнутрь России. Когда же черкесы стали настаивать на своем, против них была применена сила.

Колониальная система управления налагала на горцев самые разные запреты и ограничения. Среди таких дискриминационных мер современники называют: запрещение горцам одного племени селиться в пределах другого, нанимать там землю; горцам разрешалось ездить и ходить только по дорогам, едущих мимо дорог задерживали и привлекали к административному наказанию; горцам запрещалось без увольнительного билета выезжать из аула за 10 верст даже в лес или в город на базар; на них налагали денежные штрафы за малейшее, даже мнимое проявление неподчинения; горцы были обязаны пускать к себе на постой воинские, армейские и казачьи команды, в результате чего, по словам одного из авторов Х1Х века, пожирались последние ресурсы жителей и проч. Один из либерально настроенных чиновников назвал эти ограничения и запреты произволом властей и отметил, что они искусственно создавали недовольство среди черкесского населения. Этот же автор в статье «Правда о кавказских горцах» не забыл отметить существование острого недостатка земли у коренных жителей. Он писал, что изначально малые нормы земельного надела в связи с ростом численности населения к концу Х1Х века привели к тому, что большинство горцев, например, Кубанской области, не имело «даже среднего надела земли, и все общество горцев страдало малоземельем». Отсюда пошло батрачество, отходничество (наемный труд вне дома), сезонные работы по найму в имениях русских землевладельцев.

Черкесское население подвергалось насильственной русификации, христианизации, не имело национальных школ. Колонизаторская и русификаторская политика России в области народного просвещения отражалась в игнорировании родных языков народов Северного Кавказа. Существовал запрет на изучение родных языков, введенный правительством в 1867 году. Поэтому еще в начале ХХ века обучение велось только на русском языке. Хотя имелись алфавиты, созданные на русской графической основе для адыгских школ. Но они не были востребованы. В конце Х1Х века для закубанских адыгов существовало 7 школ на русском языке.

Бесправие, неравенство, буквально культивируемое властями, остро воспринималось горцами, обладавшими, как хорошо известно, высокоразвитым чувством собственного достоинства, свободы выбора, самостоятельностью в своих личных делах. Дискриминационные действия режима по отношению к адыгам/черкесам позволяли русскому населению свысока относиться к горцам, как к людям, которым власть не доверяла. Разжигание вражды между населением разной национальности было на руку тем, кто не оставлял мысль о полном выселении черкесов с Кавказа. Этому же служили заявления властей о том, что черкесы якобы малокультурный, мягко говоря, народ, склонный к праздности и преступности, не поддаются русификации и «цивилизующему влиянию времени».

Итак, в результате жестокой колониальной политики русского самодержавия на Западном Кавказе адыги (черкесы)/черкесы – некогда цельный народ с богатыми культурными традициями – были в значительной степени истреблены и лишены своей родины. К концу Х1Х века на исконных адыгских землях сохранились лишь немногочисленные группы представителей коренного населения, которые подвергались дискриминации со стороны официальных властей.

Ныне адыгов/черкесов с полным основанием называют рассеянной нацией, представители которой проживают более чем в 50 странах мира. На исторической родине – Кавказе адыги (черкесы) разделены между тремя Республиками – Адыгеей, Кабардино-Балкарией и Карачаево-Черкесией, являясь, правда, титульными народами (всего чуть более 700 тысяч человек). Причерноморские шапсуги не имеют своей автономии. Будучи национальным меньшинством в г. Сочи и в Туапсинском районе (около 10 тысяч человек) они буквально растворены в полинациональной среде. Именно их этническая судьба внушает наибольшую обеспокоенность. Существующая раздробленность адыгского/черкесского народа на кавказскую группу и на пять десятков зарубежных диаспор, ставит под угрозу существование древнего кавказского народа, его языка, культуры, ментальности. Механизм этнического угасания, запущенный русско-кавказской войной продолжает работать. На государство надежды мало. В нашей стране нет уважительного отношения к малочисленным народам и их языкам. К критической черте своего бытия подходит родной язык шапсугов побережья. Знак этой беды – дети в семье перестают говорить на своем языке, а нет языка – нет и народа.

Вызывает беспокойство и состояние языка земли – топонимики, или как ее еще называют, ландшафтной памяти. Уже в ходе русско-кавказской войны и сразу после ее окончания на Западном Кавказе, в том числе на побережье, сначала постепенно, а потом все быстрее стали исчезать местные исторические названия. Большинство оставшихся в той или иной степени искажены русским языком, порой до неузнаваемости. Вместе с названиями исчезает и память о многочисленном когда-то адыгском/черкесском народе. Один человек сказал по этому поводу: из топонимики изымаются следы его присутствия. Этому способствует повсеместно распространенное искажение или сокрытие истории коренного населения, вплоть до полного забвения её. Другой аспект этого вопроса, корни которого также уходят в ХIХ век, связан с появлением на карте бывшей Черкесии населенных пунктов, носящих имена завоевателей Кавказа: адмирала Лазарева, генералов Головина, Засса и других. До 1993 года ашейские шапсугские аулы Хаджико, Калеж и Лыготх назывались Красно-Александровскими I, II и III в честь Александра II. Имена адмирала Лазарева, генерала Засса увековечены в памятниках, которые воспринимаются коренным населением как постоянное напоминание о покорении черкесской земли и, естественно, негативно. В кавказской топонимике популярны названия полков – участвовавших в покорении Кавказа. Многочисленные пушки и якоря того же времени стоят и возлежат в наших парках и скверах.

Даже враги удивлялись героизму и беззаветной отваге черкесов, которую они проявляли, защищая свою родину и свою свободу. Вместе с ними за их и свою свободу сражались польские патриоты-добровольцы, польские и русские солдаты. Вспомним и о них. И помечтаем о памятнике простому черкесскому воину – защитнику Отечества, который наряду со своим функциональным предназначением – увековечиванием памяти, мог бы стать символом, соединяющим разорванную нить между прошлым и настоящим адыгского/черкесского народа.


© Адыги.RU
Тамара Половинкина, историк, г. Сочи
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)