ЧЕЧЕНСКИЕ САБЛИ - М.И.КАНДУР (Глава IV)

В чеченской деревне, где Ахмет впервые встре¬тился с Мура дом, Цема, дочь муллы, была занята приготовлением пороха. Стояла весна. Боеприпа¬сы были на исходе: за последние недели мужчины очень часто участвовали в* боях, а поступления из Турции становились все более скудными. Подошел мулла и некоторое время наблюдал за ее старательной работой. Доброе утро, отец, - сказала Цема, перети¬рая содержимое горшка. Она смешала калиевую селитру с крепким щелочным раствором березо¬вой и тополиной золы, подождала, пока состав кристаллизуется, а затем добавила двойную дозу серы и столько же древесного угля. Теперь она размешивала содержимое над медленным огнем, дожидаясь, пока начнут образовываться гранулы. Занятие довольно утомительное и скучное. И пороха выходило совсем немного... Но нужно же было кому-то заниматься этим. Почему бы не послать кого-нибудь прямо в черноморские порты? Ведь этого не хватит и половине твоих людей, - приступила к отцу Цема. - Если нет смельчаков, готовых достать нам все необходимое, почему бы не переговорить с турка¬ми напрямую? Мулла слушал, полуприкрыв свои серо-сталь¬ные глаза* с довольным выражением на лице. Он коснулся шелковистых волос Цемы, но та про¬должала усердно мешать ложкой в горшке. Его уже перестало беспокоить то, что деловые, поис¬тине мужские черты характера проявляла дочь, а не сын Хам лет. Было ясно, что именно Цема унаследовала его бойцовский темперамент, а Хамзет только по традиции считался воином. - Я не посылаю людей от того же, от чего этого не делают сами турки и их арабские посредники. Они боятся нарваться на казачьи патру¬ли. - Что ж, тогда нам нужно искать другой ис¬точник боеприпасов, - решительно заявила Цема. Мулла нагнулся к ней, испытывая одновре¬менно и гордость, и грусть от того, что его мо¬лоденькая красивая дочка вынуждена задумываться о таких вещах. - Все-таки любопытно, дорогая, а что бы ты могла предложить нам? Цема вскинула на отца большие серые глаза. - Ах, отец, прости что я лезу со своими сове¬тами! Я знаю, что это не мое дело, но я хочу жить спокойно, хочу выйти замуж? Хочу иметь семью, как Медина! Но для всего этого нужна безопасность. Наши дома должны быть надежно защищены... Ведь так? Мулла, щадя стыдливость девушки, не спро¬сил дочь, почему вдруг она стала задумываться о замужестве, ведь до сих пор Цема с порога от¬вергала всех женихов, пытавшихся действовать через посредников. Он поднес огонь к своей украшенной янтарем трубке и медленно раскурил ее. Говори, не смущайся, дочка. Здесь никто не подслушает девичьи размышления на батальные темы.-. - его строгие серые глаза заискрились смехом. Что толку дразнить казачьи патрули, крадя у них по одному случайному ружью! Нам нужно быть более отважными, более сплоченными для борьбы. Почему бы мужчинам не устроить засаду на конвой с боеприпасами? Подводы, запряжен¬ные волами, еле тащатся. Со своими тяжелыми пушками они не смогут преследовать нас в горах. Раз уж ты разрешил мне говорить, скажу прямо: если мы не найдем способа завладеть оружием, казаки завладеют нашей деревней и без пушек. Наши сабли не годятся против их пуль. Ты правильно считаешь, дорогая. Казаки не могут таскать пушки по горным перевалам. Это делает их уязвимыми, неповоротливыми и мы можем перестрелять их по одному. Но я хочу обратить твое внимание на одну вещь. Казаки не перевозят боеприпасы на подводах, запряженных волами. Все ценные грузы они доставляют на быстрых карабахских лошадях или мулах. Мулла не смог удержаться от того, чтобы не поддеть дочь: - Я что-то сомневаюсь', что ты до всего этого сама додумалась, Цема. Ты уж слишком хорошо разбираешься в тонкостях войны в горах. Види¬мо, л не ошибусь, предположив, что ты обсужда¬ла это с каким-нибудь молодцом... Не так ли? После этих слов Цема не покраснела, как того можно было ожидать. Она слишком хорошо по¬няла своего отца, чтобы устраивать обычные де¬вичьи представления. Я разговариваю иногда с Мурадом, когда он заезжает к нам с Мединой. Он так много знает и все может толково объяснять. Но это действи¬тельно мое мнение, и Мурад согласен со мной. Удивительно, что Мурад не говорил об этом с тобой, отец. Нет, говорил, конечно, дорогая, и мы обя¬зательно придумаем, как пополнить наши арсена¬лы. Но я хотел бы еще кое-что от тебя услышать. Цема усердно мешала ложкой в горшке. Она всегда очень боялась отца. V него был крутой нрав, и дома он легко срывался по малейшему поводу. У муллы была тяжелая рука, а язык и того пуще. Но после того, как умерла ее мать, и он стал слишком стар, чтобы махать саблей, ему пришлось умерить пыл, обуздать свою натуру. Случалось иногда и сейчас ему показать свой тяжелый характер, но это был уже совсем другой человек, заботливый, любящий. По крайне мере, мулла понимал свою дочь. Хамзет был моложе и чувствительней, и с ним приходилось непросто. Но он мужчина, воин, и на него можно рассчи¬тывать в том, что, увы, недоступно девушке. Цема никогда не рассуждала на эти темы с Хамзетом, но знала, однако, что он не любит сражений и в боевых походах участвует только под нажимом отца. Сестра считала его похрабрее многих из чеченских парней, ведь его ярость и безрассудство не были вызваны необузданным темпераментом, как у других. На войну Хамзет шел обычно с тяжелым сердцем, в душе желая только одного - обрабатывать землю, жить по мудрым законам природы: в положенный срок идти в поле, и в положенный час вставать на молитву. Хамзет не оправдывал многих надежд отца, хотя тот и искренне любил его Но мулла не сумел разглядеть в сыне присущее ему и пока не признанное окружающими глубокое благочестие. Хамзет не признавался в этом даже самому себе, однако Цема не раз видела, как он, сидя где-нибудь на склоне горы, наблюдает восход лупы или утреннюю зарю в восторженной отрешенности от всего земного. Хамзет здорово выделялся среди остальной чеченской молодежи в деревне. Наконец, когда стало ясно, что Цема не соби¬рается больше излагать свою точку зрения на военную стратегию, мулла осторожно начал раз¬говор. - Кое-кто уже просил твоей руки... Цема удивленно взглянула на него: - Кто же это мог быть? Да нет... этого не может быть! Мулла выжидательно смотрел на дочь, медля с ответом. Мой долг, Цема, позаботиться, чтобы твой брак был счастливым. Жених хорош, выкуп из¬рядный. Отец, - голос Цемы звучал твердо - над¬еюсь, ты не намерен устраивать этот брак, не спросив о моих чувствах. А га! - улыбнулся мулла, - наконец-то поя¬вился он, пробудивший твои чувства! Глаза Цемы блеснули, но не от возмущения. Щеки залил нежный румянец. - Кажется, нашелся-таки жаркий луч, расто¬пивший ледяное сердечко моей дочери, - ласково усмехнулся мулла. Цема молчала. Веселость не была свойственна ее отцу. Бели ее сердце оставалось холодным, то только из-за житейских хлопот, ведь все эти годы ей приходилось заботиться о главе деревни, не имея рядом доброй и мудрой матери. Девушка решила, что в ее жизни ничего не изменится, но тут она увидела Ахмета, надевающего кабардин¬скую черкеску. - Но учти, я не допущу появления ака-пок-лонника, пока соплеменники не скажут своего слова. Если этот пришелец, Ахмет с Кубани, хочет получить тебя в жены, он должен сначала пока¬зать свою доблесть в битве, во-вторых, стать достаточно богатым, чтобы быть достойным тебя, и в-третьих.., - он сделал паузу, хорошо зная, что Цема рассердится, услышав об этом условии, - ...убедить меня, что у него добрый нрав. Он покинул свой дом по необычным причинам, как ни крути. Так что я хочу быть уверенным, что за ним не водится ничего постыдного, и что его родословная ничем не запятнана. Лицо Цемы вспыхнуло, но она ничего не ска¬зала. Мулла поднялся. - Нас ждут нелегкие времена. Нужны бойцы, сильные и телом, и духом, способные выдержать суровые испытания. Ты моя единственная дочь и ты достойна получить в мужья лучшего из луч¬ших. Мулла немного подождал, но ответа не после¬довало. Цема покорно склонила голову и молча¬ла. Он не мог обвинить ее в неповиновении и вышел из комнаты. Старик был весьма доволен, ведь он намерен¬но разыграл сценку родительской строгости, хотя в душе и одобрял эту партию. Из местных юно¬шей Куэр просил руки его дочери, но мулле этот претендент не казался подходящим. У парил был слишком горячий нрав и он был злопамятен - во многом Куэр повторял его собственный характер. Мулле нравился Ахмет, и он, кроме того, считал себя очень обязанным ему за спасение сына. Но жизнь научила его проверять многое, а не над¬еяться на интуицию. Легко можно обмануться, если не заручиться надежными свидетельствами. * * * * * Между тем Ахмет усердно трудился над ус¬тройством собственного гнезда. Кроме основного дома уже были готовы все ограды, сооружены различные хозяйственные постройки, вроде амба¬ра для хранения зерна. Уже полгода, как он оказался в Чечне, но Ахмет еще ни разу не пожалел, что поселился рядом с Мурадом, хотя строительство продвигалось не слишком быстро. Но в одной области Ахмет преуспел весьма заметно. Благодаря помощи Медины, жены Myрада, он хорошо освоил чеченский язык, свобод¬но говорил на кем. Произношение давалось труднее, но Ахмет уже легко мог следить за ходом беседы и даже понимать шутки или ласковые слова. Медина растолковала ему и кое-какие правила этикета. А почему бы тебе не сходить в гости? спросила она его как-то несколько недель спустя после того, как он поселился в своем доме - Они с Ахметом как раз пили фруктовый сок на веран¬де. Мурад был занят заготовкой припасов на зиму и тактично делал вид, что не слышит. В гости? К кому? К мулле? - переспросил смущенно Ахмет. Медина, закрыв лицо руками, засмеялась. То же самое проделали малыши, Тимур и Джафар, подражая матери. - Ну-ка тихо, вы двое, - цыкнула она на них, стараясь изобразить строгость на лице. После чего говорила помедленнее, предполагая, что, воз¬можно, Ахнет чего-то не разобрал по-чеченски: - Я сказала- почему бы тебе не сходить в гости к Цене и не поговорить с ней? Ахмет был несколько уязвлен. Потому, что мужчина, по крайней мере, на Кубани, не ходит -«в гостя* и вздигужней девуш¬ке в своей нереиде. Только после... Свадьбы? Нет..? После сговора, ты хотел связать? Так, понятно! Но у наших чеченских девушек больше свободы! Ты можешь поболтать с ней, когда захочешь. Здесь у вас молодые па¬рень и девушка могут быть и просто друзьями. Ну пожалуйста, пожалуйста - Она изобразила пальцами утиный клюв и «закрякала»: «Поболтать! Поболтать!» Ахмет рассмеялся и помотал головой. - Нет, Медина Мы поболтаем... поболтаем... с тобой, пока, я не смогу хорошо общаться по-чечеяекн... Потом уж я поеду в гости. Знаешь, а.., - начал было Ахмет и замялся. Однако Медина хорошо подготовилась к этому разговору: - Да, конечно, возьми с собой подарки. Она наклонилась и пощупала мягкую ткань, из которой была сшита рубашка Ахмета. ~ Ткань! О, нам всем нужна ткань! Или, мо жег быть.., - она приложила руку к щеке, потя¬нула себя за мочку уха, - украшения. Кольца, серьги, ожерелье, браслет... Именно в эти первые осенние вечера Ахмет узкая обо всем, что дорого женскому сердцу и... отноиевдаму сундуку, и заимел примерное представление о том, какого выкупа может желать отец Цемы. И он нал духом: было ясно, что потребуется несколько лет, чтобы скопить все требуемое. Но эти соображения не мешали ему желать быть поближе к возлюбленной. Он посто¬янно ездил верхом по предгорьям возле ее дерев¬ни, пытаясь как бы случайно увидеть ее, что нередко и удавалось. Ахмет, бывало, усаживался на какой нибудь отдаленной скале, с которой был виден дом Цемы, и проводил там часы, словно глупый подросток, одержимый муками первой влюбленности. И Цема тоже частенько поднима¬лась на крышу своего дома и смотрела на него издалека страстно желая, чтобы Ахмет был ря¬дом, чтобы она могла обнять его и почувствовать крепость его рук, запах сильного мужского теля, прошептать ему на ухо слова любви. Влюбленная девушка не могла понять, почему ее избранник не заезжает к ним в деревню и не заходит к отцу. Ей, видимо, следовало побольше узнать о манерах и правилах поведения кабардинцев, и они твердо обещала себе, что обязательно сделает это с помощью Медины. Зима в горах наступает сразу и неожиданно. Вечевом, например, еще ничего не говорит о приближении зимы, я ночью вдруг пойдет густой снег, и утром вся округа окажется погребенной под толстым белым покрывалом - В тот год Ахмет впервые встречал зиму на новом месте, в своем собственном доме. Он прохаживался, ощущая первый морозец у себя на щеках. В памяти сразу встало все пережитое им вторах прошлой зимой, и вот снова выпал первый снег... В воздухе за¬стыла какая-то настороженная тишина. Все за¬перло, будто заснув сладким, беспробудным сном. Ахмет быстро встал м подошел к наружной двери. Попытался открыть, но тщетно, она не сдвинулась ни на вершок. Тогда он снял с окна деревянную ставню и выглянул на улицу. Снег, видимо, обильно падал всю ночь, и горный кряж, где стояли их с Мурадом дома, было не узнать. Заоблачные пики, черные и неприступные, четко выделялись на фоне побелевших склонов. Небо казалось свинцовым - значит, скоро снова пова¬лит снег. Но открывшийся из окна вид был пот¬рясающе красив. Снегу навалило почти по пояс, и белые сугробы плотно окружили все постройки. Некоторые сараюшки были почти погребены под снегом, а местами снежные холмы вздымались выше крыш отвесной стеной. Многие хлева были целиком завалены снегом, и лишь небольшие круглые отверстия, над которыми струйкой под¬нимался пар от дыхания, указывали, где скрыты пленники снегопада. Однако, размышлять было некогда. Ахмет на¬тянул на себя всю одежду, которая умещалась под буркой, взял кинжал и, вставив его в зазор косяка, попытался отжать дверь. Лезвие лишь немного раскрошило древесину: выход был на¬крепко заперт ледяным запором. Наконец, Ахмету удалось прорубить наледь. Он открыл дверь и начал раскапывать снег. Вскоре Ахмет услышал, что в доме Мурада тоже отбивают лед, а затем раздались пронзи¬тельный визг и смех детей, барахтавшихся в снегу. Для них все кругом превратилось в белое сказоч¬ное царство, созданное для игр. Тимур и Джафар здорово помогали Ахмету в изучении языка. Долгими зимними вечерами, когда снежная пурга выла за окном, они садились друж¬но у печки и слушали его рассказы о горах и нартах. Истории так захватывали их, что они уже не замечали незаконченных предложений и пропущенных глаголов. Дети не замечали иска¬жений языка - ведь каждый малыш коверкает слова, пока не научится произносить их как сле-дует, Тимур оказался уже достаточно взрослым и при необходимости подсказывал какое-нибудь важное слово. Некогда жил был маленький нарт, и был он лить немножко постарше вас. И однажды он помог своему племени одержать победу... - начал Ахмет. А кто это был? Как это было? Как его звали? - Сейчас скажу. Его звали Батраз, он был сыном «большого человека» Гемуза. Однажды отец взял его с собой на войну, однако, нарты никак не могли преодолеть высокую крепостную стену... Эта стена была так высока даже для вели¬кана? Конечно, вот нужное слово - «великан»! И вот великан Гемуз взял этого мальчика Батраза... вот так... Тимур взвизгнул, когда Ахмет поднял его у себя над головой. ...и подбросил его так высоко в небо, что тот перелетел через стену крепости.:. Ну давай, еще разок! - весело закричал Ти¬мур. Никто из врагов не заметил его, и он отпер ворота крепости и армия нартов вошла внутрь, и победила! Тимура пришлось силой удерживать, чтобы он не попробовал проделать ту же процедуру со своим младшим братцем, которого он с удовольствием подбросил бы к потолку. Эй, Ахмет, полегче со своими историями, что ты рассказываешь детям, не то я не позволю тебе сидеть туг! - со смехом заявила Медина. Ахмет был поистине очарован непринужден¬ной семейной атмос4>ерой, царившей в доме Му¬рада и Медины. Почти все долгие зимние вечера он проводил в гостеприимном доме своих друзей, сидя у очага, пока Медина и слуга занимались приготовлением ужина на открытом огне. Мурад мечтал о будущем, Ахмет чаще вспоминал про¬шлое... Медина внимательно слушала его, пыта¬ясь запомнить все самое интересное в его расска¬зах, чтобы потом, когда установится погода и она сможет поехать в свою деревню, передать это отцу. Ахмет знал, что нигде больше не встретит об¬становки такой непринужденности, как у чечен¬цев. Зима прошла спокойно, без происшествий. Нас¬тупила весна', и тут его славная кабардинская кобылка преподнесла чудесный подарок - произ¬вела на свет жеребенка.' Еще в прошлом году, через несколько недель после его прибытия, мулла прислал к Ахмету двоих чеченцев из своей прислуги, чтобы помочь обра¬ботать землю и засадить огород под урожай бу¬дущего года. Теперь его поля весело зазеленели крепкими всходами. Несколько раз они с Мурядом устраивали за¬сады на казацкие патрули. В результате они ранили несколько солдат и захватили лошадей. Удивительно, но казаки не предпринимали ника¬ких ответных действий. Но все это были легкие стычки, а Ахмету не терпелось показать себя в серьезном деле. Однако нельзя было рассчиты¬вать на что-то подобное, пока они не получат значительного подкрепления ружьями и порохом. Однажды они получили приглашение от мул¬лы посетить его. Им был дан сигнал: на одном из горных склонов, что находятся к востоку от их поселка, появился всадник-чеченец и выстрелил из ружья три раза через короткие промежутки. Не приближаясь, он круто развернулся - так, что хвост его коня взвился в воздух, - и на полном скаку умчался прочь. - Я давно ждал этого дня, - сказал Мурад. Они е Ахметом выбирали остатки зимних' за¬пасов зерна. В свое время слуги Мурада выкоп¬али несколько небольших ям, выжгли их изнут¬ри, выложили соломой, а затем заполнили овсом и пшеницей, чтобы жителям было чем кормиться зимой- Сверху зги ямы замаскировал и землей так, что если банда казаков-мародеров нагрянет к ним, то не найдет этих запасов. Теперь там было почти пусто. - Как ты считаешь, мулла задумал что-нибудь серьезное? Мурад кивнул. - Он всю зиму внутренне готовился к этому. Не успокоится, пока по-настоящему не отомстит за сына. Я уже говорил тебе, Ахмет, что в мо¬лодости мулла был лихим воякой, несравненным. Ахмет улыбнулся, - - Ишь ты, «несравненным»! Могу поклясться, Мурад, что даже в Кабарде я никогда не слышал таких кудрявых словечек, Мурад сладкоречивый.." Мурад задумчиво ухмыльнулся. - Себя я таковым не считал никогда, а вот отец мой слыл неплохим оратором. Ты же зна¬ешь, кабардинцы ценят красноречие... - Знаю. На Кубани то же самое. Слуги подвели оседланных лошадей. - Пора трогаться в путь. Ночевать будем у родственников Медины. Ахмет выглядел весьма довольным. Мурад улыб¬нулся: - Ну что, хочется немного размяться после долгого заточения? Ахмет покачал головой, но вышло это у него как-то слишком серьезно, будто он не понял шутки товарища. Часа два они скакали без остановки, и к по¬лудню добрались до места. С первого взгляда было ясно, что готовится, что то серьезное: молодые воины сидели на нежарком весеннем солнышке, затачивая сабли о камень, разбирая и смазывая свои старинные, а потому и особо ценимые ружья. Хамзет первым заметил их и вскочил на ноги, приветствуя. Ну, наконец! Теперь можем начинать! Зачастил он. - Добро пожаловать! Ахмет, ты здо¬рово выглядишь! Чеченский климат тебе подо¬шел. Непроизвольно Хамзет заговорил на своем ро¬дном языке и с удовольствием заметил, что Ахмет понял все сказанное. - Работа и горный воздух... Ты совсем опра¬вился после ранения, Хамзет. Я рад за тебя, - сказал Ахмет, когда они все направлялись во двор дома муллы. Женщины принесли освежающие напитки и легкую закуску. Цемы нигде не было видно. Ахмет был в отчаянии. Этот первый визит значил для него слишком многое. Он мог бы поговорить с ней если б она захотела... Собравшиеся мужчины расселись в кружок на подушках под статными грабами на некотором расстоянии друг от друга, а также от старейшин и муллы. Молодые парни толковали и болтали о про¬шлых боевых успехах. Арсби, сын седобородого старца, говорившего по-русски и занимавшегося добычей оружия, сейчас выглядел важно и само¬уверенно, а вовсе не так беззаботно, как тогда, когда он лихо отплясывал во время их последней встречи. Он стоял немного поодаль, сложив руки и строго посматривал на Ахмета. Ахмет понял, что как бы близко не сошелся он с Мура дом и его семьей за последние месяцы, чеченские муж¬чины ждут от него доказательств верности и высокого боевого духа. Куэр, главный соперник Ахмета, который был немного старше остальных молодых воинов, под¬бадривал сам себя хвастливыми разговорами: А я тут недавно обзавелся отличной лошад¬кой. Сижу себе на дереве, вдруг вижу - казак едет... Я прямо с дерева его прикладом так при ласкал, что аж из седла вылетел. Так и не понял, видать, что его ударило, - проговорил он, горес¬тно заламывая руки. Перст Божий, - язвительно сказал кто-то. Не поминай имени Бога всуе.., - сморщился Хамзет. Тихо, старшие идут, - прервал его Куэр. Появился мулла в сопровождении пяти чело¬век. Заметив Мурада и Ахмета, знаком позвал их, чтобы поздороваться. - Добро пожаловать. Я слышал, мой подарок принес уже свои плоды... Как же он узнал о жеребенке? Ахмет был искренне удивлен. Ведь это был первый раз, ког¬да они с Мурадом покинули свой аул. - Да, действительно, чудесный жеребеночек. Отличные стати. Низко кланяюсь, Вам, мулла, - сказал Ахмет медленно с достоинством. Куэр внимательно прислушивался к беседе, ловя каждое слово. Эта новость поразила его еще больше, чем успехи Ахмета в чеченском языке. Он презрительно скривил губу, как бы подчеркивая, что кабардинец слишком уж подобострастен и самонадеян. Он считал, что разведение лошадей - дело исключительно его семьи. Его отец, Эльдар считался лучшим коневодом в Чечне. Мулла поднял руки, призывая к тишине: Вы знаете, что наши запасы пороха на исходе. Нужно что-то делать. И вот, что мы ре¬шили... Молодежь нетерпеливо подалась вперед, ожи¬дая призыва к решительным действиям. Наступило время, когда казаки начинают подвозить припасы в свои станицы- Как и у нас, у них подходит к концу все необходимое, поэтому они и не трогали нас в последнее время. Мы расставим посты на основных дорогах, ведущих к станице, и перехватим грузы. Арсби взорвался негодованием. - Грабеж! Простите, мулла, но я протестую? Это для нас не годится! И так вдоволь настрада¬лись! Нам следует хорошенько все разведать и ударить по самой станице! Это было так резко, так непривычно для Ах¬мета. У кубанских кабардинцев умели почитать старших, и на советах молодые держали себя более сдержанно и почтительно. Послышался шепот, и чувствовалось, что боль¬шинству по душе этот более решительный план. Мулла повелительно поднял руку: - Тихо! Мы все обсудили, и старейшины, у которых побольше здравого смысла, чем у тебя, Арсби, согласились со мной. Он встал и вышел из круга. Молодежь начала страстно спорить между со¬бой. Арсби, чувствуя, что его не поддержали, бросился в самое жерло этого вулкана, отстаивая свою позицию, пока, наконец, его отец, низко¬рослый седобородый человек с глубокими склад¬ками на лице, не взял его за руку и не начал увещевать. Тут к ним присоединился Куэр: ярос¬тно стуча себя кулаком по ладони, он стал защи¬щать сторону Арсби. Его отец, Эльдар, принялся возбужденно молотить себя в грудь, доказывая свое... Мтоад повернулся к Ахмету. Видишь, мои друг, каковы чеченцы. Давай-ка отойдем, пусть они пар выпустят. Поэтому и мулла так быстро скрылся, сказал Мурад, под¬нимаясь на ноги. То-то я удивился, почему это он сразу по¬кинул собрание, - сказал Ахмет, следуя за Мура-дом. - Надеюсь, мулла вернется, как только они замолчат и успокоятся: Делаешь успехи. Ладно, пошли, познако¬мишься с родителями Медины. А как же мулла узнал, что родился жеребе¬нок? Думаю, патрульные доложили. Они ведь по горам рыщут даже зимой. Как снежные барсы. Ахмет уже не надеялся увидеть Цему, однако Хабза требовали, чтобы он сначала отдал дань вежливости дому Медины. И какова же^была его радость, когда он увидел Цему в комнате рядом с матерью Медины Ханифой. Мурад почтительно остановился перед тещей, худенькой опрятной женщиной лет шестидесяти, одетой в широкий голубой халат, с мягким белым шарфом на голове. Как поживает моя дочь? - спросила женщи¬на, протягивая руки к ним обоим, - Со мной, вот, моя юная подруга Цема, она хочет передать ей свои наилучшие пожелания. Она скучает по ней. У Медины все хорошо, и Ваши внуки в полном порядке, хвала Аллаху, - на одном дыха¬нии произнес Мурад, употребляя традиционную фразу, чтобы это понравилось Ханифе, - Скоро она с Тимуром и Джафаром пожалует к Вам, мы как раз проторили им дорогу. Ахмет был совершенно ошеломлен. Он неделя¬ми готовился к этому моменту, а он наступил так неожиданно. Серые глаза Цемы казались ему еще прекраснее, чем в день их первой встречи. Ее смуглую золотистую кожу озарял свет юности и весны. Ахмет вдруг почувствовал, что не может вспомнить ни одного слова по-чеченски. Мурад, как всегда оказался прекрасным по¬мощником, вовремя заполняя опасные паузы в разговоре. - Медина поживет здесь, пока мы будем в походе. Газават - дело долгое, и она не хочет оставаться все это время одна с детьми в доме. Я хотел бы попросить Ахмета привезти ее через несколько дней. Ты сможешь, Ахмет? Ахмет усиленно пытался взять себя в руки. Он совсем не так представлял себе это первую, самую важную встречу с возлюбленной. Дрожа¬щей рукой достал он маленький кожаный мешо¬чек с деньгами. Пытаясь придать своему голосу больше уверенности, он сказал: - Несколько раз я брал Джафара с собой в горы, и мы нашли там вот эти монеты. Часть их я отдал Медине, а эти приберег для тебя. Сердце у Цемы сильно колотилось. Она была потрясена, услышав, что ее любимый говорит с ней на ее родном языке. У Ахмета был низкий, настоящий мужской голос с необычным тембром, и в его устах чеченская речь звучала более музы¬кально и мягко, чем она привыкла слышать. - Это греческие монеты. На одной стороне изображение колесницы с воином, на другой - головы. Очень древние. Ахмет мучительно подбирал правильные сло¬ва. Наверное, торговцы., - сказал Мурад, ко его помощь была уже не нужна. Это хорошее серебро. Ты можешь сделать из них монисто, - посоветовал Ахмет, придвинув¬шись поближе к Цеме. Теперь настала ее очередь сказать что-нибудь ободряющее. Большое спасибо. Как мило, что ты забо¬тишься о таких вещах, отправляясь на войну. Напротив, Цема, эти заботы приятны муж¬чине и помогают в сражении.,. Ахмет давно уже твердил эту фразу и много раз повторял про себя. Он выпалил ее без запинки, как хорошо затверженный урок, сам того не замечая. Все вокруг рассмеялись, а он так и но понял, почему.