БЕРЕГ ТУРЕЦКИЙ

Новая родина встретила черкесов неприветливо. До них почти никому не было дела. Без крова, без средств к существованию они умирали десятками тысяч от истощения, холода и болезней. Вместо обещанных райских кущ многие нашли в Турции свое последнее пристанище. Турецкое правительство, желая заполучить черкесов для самых разных государственных нужд, в том числе как карательную силу для обуздания национально-освободительных движений, активно поощряло переселение. Однако и оно оказалось застигнутым врасплох такой массой эмигрантов.
"В то время как я высадился на малоазийский берег, – продолжает Фонвилль, – эмиграция была в полном ходу, она достигла уже 60 тысяч... Я узнал, что первые эмигранты, несмотря на все наши увещания не делать этого, прибыли в начале зимы в числе 12 000 и почти все перемерли. Нуждаясь в пище, изнуренные переездом и болезнями, они принесли с собой в Трапезунд тиф, оспу и другие эпидемические болезни, так легко зарождающиеся от нищеты и лишений, и население этого города подверглось вследствие этого страшной смертности. Турки, напуганные этим, и ввиду постоянно увеличивающегося числа переселявшихся черкесов, расположили эмигрантов в нескольких местах вдоль берега и расставили войска, которые не должны были пропускать их к населенным пунктам. Таким образом, мы были блокированы этим чумным кордоном, и меня уверяли, что нельзя пройти через него без фирмана трапезундского паши.
Я обходил все места, где были расположены переселенцы, и убедился при этом, что черкесы сами употребляли все усилия, чтобы соблюсти хоть какой-нибудь порядок среди этого хаоса. Они разделились по племенам, по долинам, и каждое семейство избрало себе особое дерево, возле которого оно и сложило свой скудный скарб... При закате солнца крики муэдзина призывали верных к молитве; мужчины, совершив омовение, расстилали свои плащи на земле и становились в ряд, лицом к Мекке. Их энергические лица, длинные бороды, их костюмы, все это необыкновенно гармонировало с грандиозною дикостью обстановки, и, признаюсь, я был глубоко тронут видом этих людей с воздетыми к небу исхудалыми руками. Красноватый отблеск заходящего солнца, освещая всю эту картину, придавал ей какой-то зловещий характер. Муэдзин произносил гнусливым голосом стихи из Корана, все ему вторили хором и в то же время падали ниц. При каждом движении их сабли, кинжалы и карабины производили какой-то особый, воинственный шум. Чувствовалось, что это могучий народ, который если и был побежден русскими, тем не менее, он отстаивал свою страну сколько мог, и что, во всяком случае, в нем не было недостатка ни в храбрости, ни в энергии".