Военная демократия, господствовавшая в Черкесии вплоть до пика депортации

1792 год. Можно ли назвать его точкой отсчета разложения общечеловеческих ценностей на Северном Кавказе. Без преувеличения, можно. Взаимодействие общества на условиях невиданного равноправия было незнакомо дикому люду, изгнанному из хмурых запорожских земель и отправленному в природную сокровищницу страны горцев.

Военная демократия, господствовавшая в Черкесии вплоть до пика депортации, казалась как простому казацкому мужику, так и рядовыми имперскому солдату, чем-то высоким, но одновременно чуждым. Чуждость это выражалась в недостижимости состояния, в невозможности отклониться от скотского отношения к самому себе и ощутить уважение людей, обладавших статусом выше твоего. Порядок взаимоотношений, которым была пропитана жизнь черкесов, невозможно было сломить установлением номинальной власти. Такая власть была бы слишком хрупка и колониальная верхушка знала об этом.

Но изнеможенная армия имперских войск, а точнее их кукловоды, достигли желаемого. Достигли немыслимой ценой. Числа жертв империи было просто не счесть. Понимая кратное превосходство царской армии над черкесами, императорский двор, взмахивая росчерком пера, продолжал отправлять на дикий Кавказ всё новые партии "мертвецов". Лишь достигнув кощунственных целей, амбиции царской знати слегка приутихли. Тысячи невинных солдат один за другим гибли у подножий незыблемого Кавказа. Но цена жизни этих людей в глазах менявшихся один за другим императоров не превосходила куска зачерствевшего хлеба.

Впервые повлиять на менталитет черкеса, горца, они смогли именно тогда. Тогда, когда уже на собственном примере доказали казавшимся им горделивыми горцам, что есть за пределами их родной Черкесии страны, где жизнь человека - ничто, а капризы одной личности - всё. Существование ранее неведанного черкесскому менталитету безразличия к окружению стало реальностью. И именно тогда, одновременно с пришествием запорожской безнравственности, выраженной в царившем среди вновь прибывших повальном пьянстве и насилии, в строгие нравы горского уклада жизни, страна адыгов познала отсутствие границ бесчеловечности.