Конфликт между князем Аходягоко и простолюдинами был решен по Шариату

Не все князья оставались праздными зрителями в этой борьбе; некоторые из них помогали ему советами, а другие, ободренные его примером, и вооруженною рукою. Старик-Алвас, оставив свои козни, умолял его не щадить крестьян; черченейский князь Мгам-Черий Кунчкоко, пользовавшийся большим авторитетом среди дворян, помогал ему своими советами и влиянием; князь Индар, умный и решительный, содействовал ему также всеми средствами. Одним словом, бжедугское дворянство становилось все смелее и решительнее, между тем как мятежный дух крестьян, устрашенных угрозами и слухами, начал упадать. В таком положении были дела, когда предводители мятежников предложили своему противнику остаться одним у них князем, сделавшись главою народа со званием валия; они предлагали еще дать присягу повиноваться ему, составить дли него из всех аулов телохранителей, готовых исполнить малейшее его желание, и платить ему из произведений почвы определенную шариатом часть; одним словом — они хотели его сделать единственным повелителем своей земли. Какая участь должна была ожидать других князей, об этом мятежники не говорили, но и самое их молчание объясняет остальное. Еще лет за двадцать до этой эпохи, Султан-Мугаммед-Гирей предлагал оставить по два человека из четырех родов бжедугских князей, а остальных всех отослать в Константинополь с тем, чтобы они содержались там; таким образом, он хотел избавить бжедугское племя от лишних людей, без всякого кровопролития. Теперь же народ был в сильном волнении, страсти кипели, и, конечно, участь князей была бы весьма жалкая. К счастью, честолюбие нашего князя ограничивалось желанием возвратить бжедугскому дворянству права его, подчинив ему на прежних условиях покорности мятежных крестьян. Если бы, однако, Аходягоко захотел взять себе образцом кабардинского князя Асланбека, прозванного Великим за свои решительные действия и смелые затеи, который имел обыкновение говорить: «Между этими двумя морями (Каспийским и Черным) и одному князю тесно», то и он бы покрыл, подобному тому, бжедугскую землю злодеяниями ценою достижения верховной власти.

Наконец, народ бжедугский, устрашенный собиравшеюся над ними грозою, изъявил готовность судиться шариатом и покориться его приговору: народ все еще надеялся, что приговор шариата будет сколько-нибудь в пользу его свободы. Мы уже сказали, что оно должно было бы и быть так, но смысл нами приведенных пунктов законоположений, неутомимые деятельность и даже подкуп и страшные угрозы, употребленные Аходягоко еще до суда, подчинили судей его влиянию — и приговор духовного суда был исключительно в пользу победителей: народ должен был по его приговору признать над собою по-прежнему власть дворянства, его права и привилегии; дворянство же обязывалось с своей стороны уменьшить платежи и облегчить участь крестьян; с обеих сторон должны были получить удовлетворение пострадавшие во время смут. На основании последнего пункта примирения, Аходягоко не забыл и о себе: взыскал за каждую овцу, захваченную, как мы видели, в начале междоусобной войны, по девяти штук и, сверх того, в виде штрафа, двести или четыреста штук коров.