Исследования кабардинского феодального Хасэ

Хотя кабардинская феодальная хаса не стала предметом специального исследования, некоторые ее особенности затрагивались в работах Е. Н. Кушевой ', Н. X. Тхамокова 2 и Е. Дж. Налоевой 3. Для того чтобы оценить вклад каждого из этих авторов в изучение темы, необходимо, по крайней мере, иметь достаточно ясное представление о тех материалах, которые составили исходную основу их суждений по данной проблеме.
Впервые в историко-этнографической литературе развернутая характеристика хасы дана П. С. Потемкиным. Поскольку все исследователи, в той или иной степени касавшиеся этого вопроса, опираются на его сведения, мы сочли необходимым привести пространную выдержку из его историко-этно-графического описания кабардинцев 1784 г. «Обшей круг или общей совет между ими,— писал он,— имеет в себе нечто важное и весьма достойное и которое б с лучшим намерением исполняться долженствовало. Всякое предложение, каково б роду ни было, последует от владельцев, по мнению одного, двух или многих; старший летами из владельцев повещает узденям и старшинам народных селений собраться в назначенное место; как скоро оные соберутся, разделяются они по степеням, а именно: владельцы, уздени и народные старшины, каждый род особенно. Владельцы, условясь о каком бы то деле ни было, предлагают намерение узденям, сии разбирают пользу или вред его, но однако же почти всегда соглашаются со мнением владельцев, понеже они от них зависят, и, согла-сясь, представляют заключение обоих родов на мнение народу, называя их притом подданными. Глас простого народа решит уже законодательное положение; он властен принимать и отметать предложение владельцев и согласие узденей; положение народное служит силою закона; князья ни что иное, как наблюдатели власти законоположительной, уздени же суть исполнители владельческих повелений, их должность при том есть стараться соглашать народ со мнением владельцев»4 (курсив наш.— В. К.).
Таким образом, «общей круг», или «общей совет», фактически состоял из трех кругов, разделявших князей, представителей дворян и крестьян.
Интересные сведения о хасе оставил Я. Потоцкий, побывавший в Черкесии в 1798 г. «Проблемы, представляющие интерес для всей страны,— отмечал он,— обсуждаются на «по> ках» (Pokj, представляющих собой род собрания выборных. На них председательствует старейший князь, или Pcheh — Thommade; на собраниях есть две палаты — князей и дворян; в каждой из них есть свои ораторы; обе палаты направляют друг другу свои депутации, и как говорят, эти собрания проходят с большим достоинством. Вот то, что удалось узнать о государственном устройстве черкесов. Но эти собрания проходят только тогда, когда какие-либо предложения выдвигает Россия; так как в том, что касается внутренних дел, в качестве основного закона среди черкесов царит то, что в Германии называют Faustrecht (право кулака) (курсив наш.— В. К.)»5.
Мы не будем сейчас подробно анализировать эти данные. Отметим только то, что собрания у черкесов созывались и для решения внутриполитических дел, касающихся всего общества в целом, а выражение «кулачное право» является скорее всего метафорой, призванной подчеркнуть остроту феодальных междоусобиц. Нельзя не заметить так же и того, что сведения Я. Потоцкого о социальном составе подобных собраний относятся ко всей «аристократической» группе адыгов. Об этом свидетельствует как терминология («пок» и «пши-тхама-да»), так и подмеченная им общая особенность традиционного адыгского сословно-представительного собрания, заключавшаяся в его двухпалатности Но по сведениям П. С. Потемкина, имевшего возможность более детально изучить быт кабардинцев в 80-е гг. XVIII в., нам известно, что хаса у них в это время была трехпалатной. Это находит косвенное под-

тверждение в известиях Г.-Ю. Клапрота, относящихся к 1807—1808 гг. «Когда речь идет,— писал он,— о разрешении какого-нибудь дела, старейшины из князей, узденей, а также самых богатых крестьян собираются и выносят решения, причем всегда с большим шумом и многословием»6.
И, наконец, сошлемся на сведения Ш. Б. Ногмова. Они представляют большой интерес, так как относятся к последнему периоду существования общих собраний в Кабарде и принадлежат автору, который, несомненно, был очевидцем многих из них. Характеризуя порядки проведения собраний, Ш. Б. Ногмов в принципе ничего не мог выдумать, хотя при описании их особенностей он заимствовал терминологию и фразеологические обороты предшествующих авторов, в частности П. С. Потемкина. (Впрочем, это является, за редким исключением, характерной чертой авторов первой половины XIX в.).
«С течением времени,— отмечал Ш. Б. Ногмов,— завелся для совещания некоторый порядок в общем собрании. Всякое предложение владельцев было рассматриваемо несколькими старшинами, которые съезжались по приглашению в назначенное место. Потом владельцы и старшины предлагали дело общему собранию уорков (т. е. палате уорков.— В. К..) и вместе с ними рассматривали его. Уорки почти всегда были согласны с мнением владельцев, у которых они были в зависимости. Наконец дело вносилось в народное собрание, в котором участвовали все подданные владельцев. Согласие простого народа решало законодательное положение. Народу предоставлялось принять или отвергнуть предложение владельцев, хотя бы на это были согласны уорки. Словесное изречение народного приговора имело силу закона. Князья имели в своих руках исполнительную власть, держа для исполнения повелений класс уорков, которые должны были на общих собраниях склонять народ к принятию предложения владельцев»7 (курсив наш.— В. К.).
Под термином «народное собрание» Ш. Б. Ногмов понимает собрание, или палату представителей «черного народа», и, соответственно, не считает его синонимом «общего собрания», которое было, согласно его описанию, трехпалатным. Точно так же следует относиться к термину «общее собрание уорков»: в составе хасы оно образовывало палату дворян. В остальном же нельзя не заметить, что Ш. Б. Ногмов говорит, по существу, то же самое, что и П. С. Потемкин, в некоторых случаях буквально повторяя его. Очевидно, что Ногмов был знаком с «Кратким описанием о кабардинских народах», первый список которого был опубликован С. Д. Бурнашевым в 1794 году в Курске 8.
Столь подробные ссылки на П. С. Потемкина и Ш. Б. Ног-мова, сведения которых легли в основу выводов советских историков о роли хасы в общественно-политической жизни феодальной Кабарды в XVI—XVIII вв., нужны еще и для того, чтобы в последующем изложении сопоставить их с данными архивных источников и тем самым выявить степень их репрезентативности. Такой сопоставительный анализ тем более необходим, что главными недостатками суждений истори-ков-кабардиноведов о хасе являются схематизм, т. е. механическое наложение схемы, известной по описаниям П. С. Потемкина и Ш. Б. Ногмова, чуть ли не на все периоды феодальной истории Кабарды, а также упрощенный эволюционизм, понимание хасы как пережитка доклассового общества. Здесь, помимо всего прочего, сказывалась и характерная для советской историографии тенденция примитивизировать общественно-политический строй кабардинцев в XVI—XVIII вв.
Н, X. Тхамоков, ссылаясь на П. С. Потемкина, распространяет описанную последним трехпалатную структуру сослов-но-представительных собраний (он называет их захуэс, зэ!у-щ1э) на весь XVIII век. Давая правильную оценку их как «собраний представителей господствующего класса», он в то же время считает, что они в XVIII в. сохранились «как пережиток родо-племенного строя»9.
Е. Н. Кушева с некоторыми оговорками допускает существование народных собраний (при этом определение «народных» она берет без кавычек) с участием «черных людей» через старшин в XVI — первой половине XVII в.10
Как бы ни различались взгляды этих историков на те или иные аспекты деятельности хасы и пути ее развития, сам исходный пункт развития понимался одинаково: согласно эволюционистской установке, она в своей архаической основе считалась народным собранием, а третья палата, или «собрание старшин черного народа»,— его естественным наследием, существовавшим в феодальном обществе в виде пережитка. В свою очередь, убежденность в прямой генетической преемственности между архаическим народным собранием и хасой в эпоху феодализма препятствовала пониманию необходимости специального обоснования возможности экстраполяции сведений, относящихся к концу XVIII — первой четверти XIX века, на более ранние периоды кабардинской истории. Эта возмо!Ж-ность представлялась как нечто самоочевидное.
Но при таком подходе терялась качественная граница между отдельными историческими периодами. Формально признавалось, что хаса, как и любой другой институт, видоизменялась. По существу же она рассматривалась в неизменном виде, вне времени и пространства, в отрыве от сложной совокупности общественных и политических отношений изучаемого периода. В частности, не замечалось никаких изменений в структуре и функциях хасы начиная с XVI века, т, е, со времени появления первых известий о ней, и кончая 20-ми годами XIX века, когда она после завоевания Кабарды Россией прекратила свое существование. Симптоматично, что в кабардинской историографии не только нет специальной работы, посвященной этой теме, но отсутствует даже попытка исследовать функционирование данного института в динамике, в реальном историческом контексте, во взаимосвязи с развитием самого общества.
В своей диссертационной работе Е. Дж. Налоева высказала ряд новых суждений о кабардинской феодальной хасе. Ею четко сформулирована мысль, что «она с развитием феодальных отношений трансформировалась». Но в то же время автор, следуя традиции, утверждает, что эта хаса «сложилась в доклассовую эпоху как народное собрание»11. При этом руководствуясь преимущественно сведениями П. С. Потемкина и Ш. Б. Ногмова, Е. Дж. Налоева полагает, что и в первой половине XVIII века существовала хаса с участием старшин «черного народа», т. е. имела трехпалатную структуру.
На наш взгляд, данные П. С. Потемкина о сословно-пред-ставительных собраниях относятся, главным образом, к 60— 80-м гг. XVIII века, но нет достаточных оснований распространять все отмеченные им особенности на первую половину XVIII века, а тем более на предшествующие столетия. Что же касается сведений Ш. Б. Ногмова, то их следует отнести к концу XVIII — 10-м гг. XIX в. Поэтому необходимо с должной осторожностью подходить к возможностям ретроспективного анализа сообщений, которые в целом репрезентативны для периода с 1767 по 1822 г. С другой стороны, если бы исследователи, считавшие возможным распространять на все периоды кабардинской истории до учреждения Временного суда характеристику хасы, данную П. С. Потемкиным и Ш. Б. Ногмовым, столь же внимательно отнеслись к их сведениям о ее происхождении, то воссоздаваемая ими картина ее функционирования была бы ближе к реальной исторической действительности.
По нашему мнению, можно и нужно спорить о конкретных путях возникновения этих собраний (доказывая, например что они возникли из княжеских советов как отрицание органов народного представительства или как продолжение и трансформация последних), но сравнительно-исторические материалы со всей очевидностью свидетельствуют, что сословно-представительные собрания возникли только на определенном этапе развития уже сложившегося феодального общества.
П. С. Потемкин, до того как приступить к вышеприведенному описанию порядков проведения хасы, касается вопроса о ее происхождении. «Прежде воля князя,— писал он,— составляла весь закон, но с умножением князей изволении начали разделяться, а из сего нечувствительно завелись советы, на которые по времени начали приглашать узденей, а случившиеся между народов неудовольствии, наконец, были причиною, что уже и народных старшин к важным советам приглашают»12.
П. С. Потемкин в данном случае излагает взгляды самих кабардинцев на происхождение общих собраний. Следует в связи с этим заметить, что утверждение «прежде воля князя составляла весь закон» встречается во множестве вариантов в позднейших источниках: например, в «Постановлениях о сословиях в Кабарде», судебных документах, материалах Терской сословие-поземельной комиссии 13 и т. д. Выше обращалось внимание и на факт совпадения высказываний П. С. Потемкина и Ш. Б. Ногмова о порядках функционирования хасы. Проблема сравнительного анализа их текстов не сводится к выяснению, с одной стороны, заимствований, а с другой — оригинальности сведений. Само заимствование, на наш взгляд, имело под собой более глубокую основу, заключавшуюся в тождестве описываемых явлений.
Конечно, вряд ли можно согласиться с утверждением П. С. Потемкина о том, что «прежде воля князя составляла весь закон». Однако самого пристального внимания заслуживает то обстоятельство, что, согласно его данным, приглашение «народных старшин» на собрания было сравнительно поздним явлением.
По существу, та же линия эволюции хасы намечена Ш. Б. Ногмовым, хотя он иначе понимал ее исходную основу. «Народ наш,— писал он,— не имел гражданского устройства и, не зная выгод правительства сильного, не терпел неограниченных владетелей в земле своей и думал, что лучшее благо для человека есть дикая необузданная свобода... В важных случаях единоплеменные сходились для совещаний, и народ уважал приговор старцев. С общего согласия предпринимали воинские походы, избирали вождей; но будучи привязаны к независимости, весьма ограничивали их власть и часто не повиновались им даже во время самих битв. Совершив общее дело и возвратясь домой, всякий считал себя господином и владыкой в своей хижине. С течением времени завелся для совещания некоторый порядок в общем собрании»14. Далее Ш. Б. Ногмов описывает те же порядки проведения собраний, что и П. С. Потемкин.
Таким образом, если у П. С. Потемкина эволюция хасы идет от того состояния общества,, когда «воля князя составляла весь закон», то у Ш. Б. Ногмова — от «дикой необузданной свободы» через спорадические совещания старейшин, приговоры которых не имели обязательной силы, к «некоторому порядку в общем собрании». Однако, несмотря на различия, и тот и другой понимали эволюцию хасы как движение от неструктурированных, аморфных совещаний к системно организованному (упорядоченному) сословно-представительно-му собранию, имевшему три палаты. Иными словами, несмотря на различные исходные пункты, эта эволюция проходила конвергентно в направлении к трехпалатной хасе, которую и описал П. С. Потемкин в 1784 году.
Но через 14 лет Я. Потоцкий писал о двухпалатном собрании. Какое же из этих сообщений соответствует действительности? Ответ на этот вопрос зависит от метода исследования хасы. Если рассматривать ее в статике, то внешне он очень прост и диктуется законом исключенного третьего: из двух противоречащих суждений непременно одно истинно, а другое ложно (третьего не дано). Но здесь не избежать бесплодных схоластических споров об истине, поскольку в источниках XVIII века при желании можно найти сведения, в одном случае подтверждающие, а в другом опровергающие высказывания этих авторов.
Единственный выход видится в том, чтобы рассматривать хасу в динамике. Тогда может оказаться, что сообщения П. С. Потемкина и Я. Потоцкого не противоречат, а дополняют друг друга, отражая различные периоды ее существования и показывая ее видоизменение в зависимости от конкретной ситуации.
В заключение следует сказать о ретроспективном методе, значение которого в реконструкции традиционных общественных институтов возрастает по мере сужения круга соответствующих источников, а иногда, в силу их почти полного отсутствия, выдвигается на первый план, как, например, при изучении кабардинской хасы до XVI века. Интересно, однако, отметить, что им увлекались даже при наличии достаточного количества архивных материалов о хасе в XVI—XVIII вв. Как уже отмечалось, ее исследование подменялось механическим накладыванием схем, составленных по описаниям авторов конца XVIII — начала XIX вв., на все предшествующие периоды кабардинской истории (что соответствовало рассмотрению данного института в статике и пониманию его как пережитка). При таком подходе вопрос о репрезентативности литературных материалов, естественно, не ставился. Единичные же архивные документы подбирались как иллюстрация к уже заведомо известной модели.
Излишне доказывать, что только конкретный анализ всей совокупности доступных архивных источников, относящихся к изучаемому периоду, позволит стать на почву твердых исторических фактов, выявить структуру и функции хасы, ее типологию, а затем высказать некоторые гипотезы относительно ее трансформации. Сопоставление полученных таким путем результатов с позднейшими этнографическими описаниями даст возможность определить репрезентативность последних и способы их использования в ретроспективных реконструкциях.