ВЫСЕЛЕНИЕ ГОРЦЕВ С ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ КАВКАЗА

В течение всей многолетней Кавказской войны турецкие проповедники внушали горцам, что могущественный султан, верховный представитель ислама, вместе с европейскими державами не допустит, чтобы Россия овладела Кавказом, и что кавказские мусульмане всегда найдут поддержку, а если нужно, то и приют в «земле обетованной», т.е. в Турецкой империи.

Сразу же после окончания Крымской войны (1865 г.) турецкое правительство разработало мероприятия для привлечения мусульманского элемента России на территорию Турецкой империи. Особую ставку Турция делала на запад-нокавказских горцев, как наиболее воинственное и боеспособное население, которое она рассчитывала использовать в предстоящих новых военных столкновениях с Россией. По переселенческим условиям эмигрантам определялись значительные льготы. Им обещались большие наделы земель, освобождение от налогов, ссуды для постройки жилищ и приобретения скота. Для агитации к переселению в Турцию было привлечено все мусульманское духовенство, которое применило богатый опыт религиозной демагогии, чтобы убедить различные слои горского населения, что во всех случаях уход в единоверную Турцию для них более благоприятен, чем переселение в низменные районы Кубани.

Проповеди турецких эмиссаров возымели свое действие и первые партии горцев Западного и Северного Кавказа начали переселяться в Турцию еще в 1858-1859 гг. Это были в основном северные абазины, ногайцы, кабардинцы, чеченцы и дагестанцы. В 1860 г. поток переселенцев приостановился, в 1861 г. многие эмигранты начали возвращаться на Кавказ, так как вместо обещанных льгот, они терпели в Турции голод и лишения.

Царское правительство не препятствовало эмиграции кавказских горцев в Турцию, считая, что тем самым оно избавится от значительной массы «беспокойного и мятежного» населения. Но и официального разрешения на выселение до 1862 г. также не было. Переселенчество горцев в Турцию совершалось под предлогом паломничества в Мекку, для чего выдавались соответствующие паспорта. Поэтому в период 1858-1862 гг. многие горцы, испытав в Турции нужду и лишения, могли возвратиться на Кавказ как подданные России, если еще не истек срок визы и их паспорта сохраняли действие. И лишь с мая месяца 1862 г. вошло в силу после «высочайшего утверждения» постановление царского правительства, подготовленное так называемым «Кавказским комитетом», которое не только разрешало выселение горцев в Турцию, но и предполагало полное очищение территории Западного Кавказа от аборигенного населения, с выселением его либо на равнины Кубани под надзор кубанского казачества, либо в Турцию, о чем с последней было заключено соответствующее соглашение.

Издавая это постановление, царизм стремился очистить от непокорных туземцев земли Западного Кавказа с тем, чтобы колонизовать затем эту территорию выходцами из России и расширить владения кубанского казачества. Одновременно ставилась цель избавиться от непокорных горцев, которые в случае новых военных столкновений с Турцией и европейской коалицией вновь могли выступить на их стороне.

Этим постановлением царское правительство только подстегнуло уже начавшееся выселение западнокавказских горцев, которое, помимо активной протурецкой агитации, было подготовлено и сложившимся к тому времени социально-экономическим положением в горских общинах. Горцы в массе своей страдали от недостатка земель в горах Кавказа и потому им особенно импонировали обещания крупных наделов плодородных земель в Турции.

Отмена в России крепостного права в 1861 г. убедила горскую социальную верхушку, что только уход вместе со своими крепостными и рабами в пределы Турецкой империи позволит им сохранить прежние владетельные права и продолжать эксплуатировать своих подвластных. Наиболее дальновидная дворянско-старшинская верхушка западнокавказских горцев выселилась со своими рабами и крепостными заблаговременно в 1861-1862 гг. и тем самым избежала трагедии поспешного махаджирства 1864 г. При этом многие дворяне получили высокие военные и административные должности, а значительной части переселенцев этой волны эмиграции были выделены обещанные наделы хороших земель. Это обстоятельство в последний год Кавказской войны также послужило дополнительным стимулом к массовому переселению причерноморских горцев в Турцию.

Большую роль в переселенческом движении убыхов и причерноморских шапсугов сыграли их старшины, многие из которых имели в Турции родственников. Вообще причерноморские горцы более, чем другие горцы Кавказа, имели развитые торгово-экономические связи с Турцией, так как через черноморские пункты в течение веков шли потоки рабов и гаремного товара в Турецкую империю.

Имевшие большую силу еще в середине XIX века общинно-родовые отношения внутри горских общин, все члены которых находились в тесной зависимости друг от друга, когда все действия людей подчинялись решениям общинных сходок (народных собраний), также повлияли на массовость переселенческого движения. В критические моменты последних месяцев Кавказской войны, после принятия народными собраниями решения о выселении в Турцию, с обжитых веками мест снимались целые аулы, общины и племена. Старшинская верхушка, усилившаяся во время длительной Кавказской войны и образовавшая своего рода военную знать, приобрела к этому времени на народных собраниях решающие права и, пользуясь этим, иногда силой заставляла своих соплеменников переселиться в Турцию.

В Убыхии указанные обстоятельства проявились с особенной силой. Влияние убыхских старшин-предводителей к концу войны было столь сильным, что их волевыми действиями на народных собраниях всех обществ было принято единое решение о выселении в кратчайшие сроки всего убыхского народа в Турцию. Практически никому не было позволено остаться на Кавказе, т.е. покинув горы, перейти на кубанскую низменность. Есть кое-какие свидетельства, что имелся тайный сговор между верхушкой знати убыхов и царской Россией. С одной стороны, проигранная Кавказская война лишала всяких надежд на прежний уклад жизни, по крайней мере знать убыхов.С другой стороны, России было не выгодно иметь на приграничной зоне неблагонадежный, непокорный народ, а поэтому убыхам было предложено переселиться. А знать убыхская не хотела оставаться без своих подданных, которым было очень тяжело покидать родные места, многие с удовольствием остались бы, но это была опасная тенденция не выгодная ни одной из сторон. Многим удавалось какое-то время скрываться в горах после насильственного переселения. Но выжить в таких условиях было практически невозможно, оставаясь вне закона и не имея возможности вести обычный сельскохозяйственный уклад жизни. Тем не менее, имеются сведения, что в разных адыгейских аулах междуречья Лабы и Белой, после спада эмиграции 1864 г., были зарегистрированы 13 убыхских семейств (общим числом до 80 человек), а на Черноморском берегу у села Головинского, т.е. на месте прежнего обитания, сохранились еще 40 убыхских дворов.

Далее известно, что отмеченные 13 убыхских семейств, по неизвестным причинам были выселены в Костромскую губернию, где следы их теряются. Неясна причина, по которой 40 дворов убыхов были оставлены вблизи устья р. Шахе. Русское военное командование в тот период было настроено против убыхов очень решительно и не давало им никаких снисхождений. Есть основания полагать, что сведения об упомянутых в архивных документах 40 убыхских дворах являются ошибочными. В других материалах говорится о 40 дворах шапсугов-хакучей, переселенных с гор в долину Шахе после окончания Кавказской войны. И сейчас в ауле Большой Кичмай проживает группа семей шапсугов, которые считают, что их предками были Хакучи.

Со времени выхода Даховского отряда русских войск к устью Туапсе (конец февраля 1864 г.), в ожидании новой волны переселенцев, к Кавказскому берегу прибыло множество турецких судов, которые за определенную плату (по договоренности) перевозили горцев в окрестности Самсуна и Трапезунда.

«Страна представляла крайне плачевный вид: черкесы, расположившиеся на берегу моря, с нетерпением дожидались своей очереди к отплытию. Отчаяние и безнадежность так овладели этими несчастными, что им и в голову не приходило себе устроить на берегу шалаши, чтобы скрыться от непогоды. Единственная мысль, одно желание, их занимавшее, - это поскорее отправиться в Турцию; до всего остального им не было никакого дела, все дни они проводили в том, что взбирались на прибрежные утесы и оттуда криками и разными знаками манили к себе всякое показавшееся в море судно. Снег начинал уже таять и это еще более увеличивало их нетерпение; они хорошо понимали, что как только сойдет снег, русские не замедлят сюда явиться, эта мысль отнимала у них последнюю энергию...

Как только выходил на берег турецкий капитан, горцы окружали его и каждый спешил условиться в цене о перевозке его и его семейства; затем вечером, если ветер был попутный, каик спускался в море. Все договорившиеся с капитаном размещались на судне и, главным образом, старались поскорее выйти в открытое море, чтобы успеть за ночь пройти линию русских крейсеров. Черкесы так торопились уезжать в Турцию, а турки до такой степени жадны и корыстолюбивы, что суда обыкновенно нагружались, что называется, доверху; 300 или 400 человек наполняли пространство, на котором в обыкновенное время помещалось от 50 до 60 человек. Вся провизия, которую горцы брали с собой, состояла из нескольких горстей пшена и нескольких бочонков воды; плавание в открытом море иногда продолжалось от 5-ти до 6-ти дней и в таком-то положении и с таким запасом провизии этим несчастным приходилось совершать переезд столь гибельный и столь опасный.

Когда поднималась непогода на море, каики, нагруженные так, что вода достигала до самых краев, не могли держаться в море и тонули. Те, которые были лучше устроены или менее нагружены, при волнении подвергались такой сильной качке, что несчастные пассажиры бились и давили друг друга. В хорошую же погоду - новые муки приходилось испытывать переселенцам: безветрие задерживало их плавание и они предавались тогда на жертву всем ужасам голодной смерти».

Изнуренные переездом, голодом и болезнями, горцы принесли с собой на турецкие берега тиф, оспу и другие эпидемические заболевания, так легко зарождающиеся от нищеты и лишений. Напуганные этим, турецкие власти располагали эмигрантов в карантинные лагеря, где их выдерживали иногда по несколько месяцев, окружив плотным кольцом войск. Смертность в этих лагерях была необычайно высока. Так первые 12000 горцев, прибывшие в Трапе-зунд в начале зимы, к марту месяцу почти все умерли.

И.Дроздов, участвовавший в походе Пшехского отряда в феврале 1864 г. по очищению верховьев Псекупса и долины Туапсе от остатков горцев, писал: «Поразительное зрелище представлялось глазам нашим по пути: разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак. Живым и здоровым некогда было думать об умирающих; у них и самих перспектива была неутешительнее; турецкие шкиперы, из жадности, наваливали, как груз, черкесов, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни. Волны выбрасывали трупы этих несчастных на берега Анатолии. Едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество...».

А. Фонвилль, бежавший из Вардане вместе с другими европейскими авантюристами при подходе русских войск, высадился в конце марта 1864 г. на малоазийском берегу в районе Аче-Кале, где уже находились десятки тысяч абадзехов и шапсугов, прибывших еще зимой и куда начали прибывать большие партии убыхов. Находясь среди них в ожидании визы, А.Фонвилль наблюдал постигшее этот народ лишение. Несмотря на суровость сезона, люди жили во временных лагерях под прикрытием оливковых деревьев, не имея никакой провизии. Турецкие власти выдавали им столь мало провианта, что его не хватало даже детям.

«Они разделились по племенам, по долинам и каждое семейство избрало себе особое дерево, возле которого оно и сложило свой скудный скарб: несколько небольших деревянных ящиков с одеждой и кожаные мешки с несколькими горстями пшена - вот в чем заключалось все их богатство. Одни рубили дрова для костров, другие строили из ветвей шалаши, молодые женщины носили воду, приготовляли на ночь из моху и сухих листьев постели и кормили грудью детей; большие глаза их, с лихорадочным выражением, были полны слез и сквозь длинные белые покрывала видны были их бледные, вытянутые лица, на которых утомление от переезда и лишений оставили глубокие следы. Старухи хлопотали около огня, некоторые из них, сидя на корточках варили просо, которое они каким-то чудом сохранили у себя. Наконец дети играли и плясали, восполняя тем всю эту плачевную, грустную обстановку.

При закате солнца, крики муэдзинов призывали верных к молитве; мужчины, совершив омовение, собирались каждый около священника своего племени, разобувались, расстилали свои плащи на земле и становились в ряд, лицом к Мекке. Их энергичные лица, длинные бороды, их костюмы -все это необыкновенно гармонировало с грандиозной дикостью всей обстановки, и, признаюсь, я был глубоко тронут видом этих людей с воздетыми к небу исхудалыми руками. Красноватый отблеск заходящего солнца, освещая всю эту картину, придавал ей какой-то зловещий характер.

Муэдзин произносил гнусливым голосом стихи из Корана, все ему вторили хором и в то же время падали ниц; при каждом движении их сабли, кинжалы, карабины производили какой-то внушительный, воинственный шум. Чувствовалось, что этот могучий народ, который если и был побежден русскими, тем не менее он отстаивал свою страну сколько мог, и что, во всяком случае, в нем не было недостатка ни в храбрости, ни в энергии.

После молитвы хоронили мертвых; четыре человека несли их на своих плечах и за каждым умершим следовало его семейство; женщины при этом шли несколько позади, испуская страшные крики. Это, что называется они оплакивали умерших. Я слышал уже это оплакивание на Кавказе, но в Аче-Кале было столько умиравших, что эти «концерты» дошли до невыносимых размеров; раздирающие души вопли эти отдавались эхом по окрестным горам. Погребальная процессия медленно достигала заранее избранного места; мертвый опускался в могилу головою в сторону гробницы пророка; могилу засыпали землей и сверху на нее накладывали огромный камень; после этого все провожавшие возвращались; женщины, собравшиеся вокруг огней, рвали на себе волосы, били себя в лицо и грудь, испуская вопли, между тем как мужчины сидели поодаль совершенно неподвижными и немыми».

Переселение горцев в Турцию вызывало настоящий ажиотаж и без того в широких масштабах существовавшей коммерции гаремных поставок живого товара. Неудовлет-воряясь закупкой девушек и женщин в прибрежных пунктах, турецкие работорговцы проникали в отдаленные аулы и там выискивали и закупали особенно ценный товар.

Царский консул в Трапезунде Мошнин сообщал, что доведенные до отчаяния свирепствовавшими в переселенческих лагерях голодом и болезнями, горцы-мужчины с охотой шли в формировавшиеся добровольческие отряды для турецкой армии, а чтобы развязать себе руки и спасти от голода женщин и детей, продавали их. Работорговцы, пользуясь безвыходным положением горцев, закупали по низким ценам женщин и детей, а затем выгодно сбывали в городах еще обширной тогда Турецкой империи. И все это происходило в Турции, несмотря на официальное запрещение работорговли с 1858 года. Турецкая гаремная система требовала большого числа невольниц, которые во всех случаях обходились дешевле, чем свободные женщины, за которых требовались большие выкупы не считая расходов на свадебные торжества.

Европейский наблюдатель Феликс Канитц, находившийся в Турции в период максимума переселенческого движения западнокавказких горцев и бывший свидетелем их неимоверных бедствий и расцвета гаремной работорговли, отмечал, что если до 1864 года «прекрасные черкешенки продавались не менее чем за 50.000 пиастров за душу, то вследствие сильного наплыва их на рынках и крайней нужды продавцов цена на них резко понизилась»1. И здесь же Канитц приводит восторженное описание красоты черкесских женщин: «посреди всего этого скопища человеческих бедствий и страданий выступала еще ярче, рядом с гордой осанкой и наружностью, с выражением сознания своего достоинства мужчин, волшебная ослепительная красота черкесских женщин. Кто пожелал бы увидеть в действительности идеал классической женской красоты, который представлялся ему во сне или создавался в его воображении по античным первообразам, или же кто захотел бы узнать, почему султаны, ханы и все турецкие вельможи не жалеют никаких средств для пополнения своих гаремов дочерьми Кавказа, тот может отправляться в черкесские поселения Балкан, но пусть они не теряют времени, т.к. все благородство этой красоты скоро исчезнет под гнетом нужды и тяжелой работы».

В монографии Г.А. Дзидзарии «Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX в.» (Сухуми, 1975 г.), посвященной переселенческому движению кавказских горцев в прош-лом веке, собраны многочисленные и интересные сведения по этому вопросу, строго базирующиеся на исторических документах. Но приводимые в этих документах цифры, характеризующие как общее количество выселившихся в Турцию кавказских горцев, так в особенности по разным племенам, весьма разноречивы. Вероятно, наиболее достоверны данные из доклада комиссии по делу о переселении горцев в Турцию от 18 февраля 1865 г. согласно которому с Западного Кавказа в течение 1863-1864 годов в Турецкую империю переселилось около 470 тыс. человек, оставлены на Черноморском побережье Кавказа и размещены на левобережье Кубани 4600 человек. Известно также, что еще в 1861-1862 годах на левобережье Кубани были переселены бжедухи (до 15 тыс. человек), а затем в междуречье Лабы и Белой расселилось смешанное горское население различных племен, отказавшееся эмигрировать в Турцию. При этом общее количество адыгов, оставшихся на Западном Кавказе определялось цифрой от 70 до 100 тыс. человек. С Запдного Кавказа выселились (кроме указанных ниже цифр по убыхам, джигетам и шапсугам) все натухаевцы - около 60 тыс. человек, большинство абадзехов - 85 тысяч из 100, проживавших здесь в середине XIX века, а также ряд мелких адыгейских и абазинских племен северного склона Западного Кавказа.

По данным Фелицина к началу 70-х годов адыгейское население Кубанской области имело следующий численный состав:
Бжедухи - 15263
Абадзехи - 14666
Кубанские
кабардинцы - 11631
Бесленеевцы - 5875
Шапсуги - 4983
Темиргоевцы - 3140
Егерухаевцы - 1678
Махошевцы - 1475
Мамхеговцы - 887
Хатукаевцы - 606
Натухайцы - 175
Хакучи - 87
Итого: 60460

В 1887 г. царское правительство попыталось призвать оставшихся на Кавказе адыгов в армию для отбывания воинской повинности, что вызвало с их стороны бурные протесты и даже бунты; это движение возглавили абадзехи из аула Хакуринохабль. В результате обязательная воинская повинность была заменена денежным налогом. Происходившими событиями вновь воспользовалась турецкая агентура и начала проводить среди горцев кампанию по выявлению желающих выселиться в Турцию. 7 ноября 1889 года император санкционировал это новое переселение и в 1890 году жители семи аулов в числе 9153 чел. выехали в Турцию.

Царские генералы, осуществлявшие решение Комитета Министров, принятое в 1862 году и «разрешившее» горскому населению Западного Кавказа выселяться в Турцию, были поражены масштабами переселенческого движения. Уже в 1865 году царское правительство осознало свою ошибку и вскоре отменило это постановление. А наместник Кавказа Великий князь Михаил, проявив запоздавшее благоразумие, предпринял определенные действия к ограничению выселения еще до отмены постановления, когда турецкое правительство ходатайствовало о разрешении дополнительного переселения в Турцию около 2500 семейств, оставшихся на Кавказе абадзехов и шапсугов. Высокопоставленные военные круги России осознали, что выселение большой массы воинственных и озлобленных против России горцев ведет к пополнению и усилению турецкой армии. Неблаговидную роль в осуществлении решения Комитета Министров сыграли представители кавказской военной администрации, в том числе генерал Гейман, слепо и с жестким усердием выполнявшие инструкции и способствовавшие выселению горцев Западного Кавказа в Турцию. Многие горцы колебались и готовы были перейти на Кубань, но ультимативные скроки и жестокости царских генералов, наряду с активной агитацией турецких и европейских эмиссаров, склонили большинство горского населения к переселению в Турецкую империю.

Неподготовленность турецких властей к приему, размещению и питанию сотен тысяч кавказских эмигрантов, эпидемии и голод, злоупотребление местной турецкой администрации, огромная смертность - все это убедило многих горцев в необходимости возвращения на Кавказ. Они открыто стали выражать свое недовольство турецким властям, которые обращались с ними как с военнопленными, и хлопотать через русское посольство в Константинополе и местных консулов о возврате на свою Родину. Но царское правительство и военные власти на Кавказе решительно отклоняли многочисленные ходатайства больших групп горцев о возПереселенческие лагеря западнокавказских горцев на турецких берегах Черного моря, после того как количество населения в них уменьшилось чуть ли не вдвое от массовых эпидемических заболеваний и голода, к концу 1864 года были все же ликвидированы турецкими властями, определившими, наконец, место для поселения горцев. Для предотвращения возможных массовых возмущений свободолюбивых кавказских горцев, они были расселены во всех концах тогда еще огромной Турецкой империи: на Балканах, в Египте, Сирии, Месопотамии, Иордании, Ливане и на территории самой Турции, где им были предоставлены для освоения большей частью малоплодородные земли. На подвластных Турции землях балканских славян горцев селили среди христианского населения в линиях военных поселений, по типу казачьих станиц, кордонных линий на Северном Кавказе.

Несмотря на активно проводившуюся в течение длительного периода ассимиляционную политику турецких властей, по данным института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР, ровно через столетие после переселения горцев Западного Кавказа в пределы Турецкой империи, в странах Ближнего Востока общая численность населения, подтвердившего при переписях свою адыгейскую (черкесскую) национальность, составила около 160 тыс. человек; из них в Турции - 105 тыс.; в Сирии - 25 тыс.; Иордании - 20 тыс.; в Ираке - 8 тыс.;1 Имеются также сведения о проживании в Турции 10 тыс. абазин - это потомки переселившихся в Турцию абхазов (абхазов в Турции и Египте издавна называли «абаза») и, возможно, частично потомки садзов-джигетов.

Трагична судьба большинства горцев Западного Кавказа, которые по стечению жестоких обстоятельств и бурных событий середины прошлого века были вынуждены покинуть родную землю и уйти в Турцию. Свидетель переселенческого движения Адольф Берже с большой горечью писал: «Полумиллионное население из многих племен, разного корня, со своеобразными этнографическими особенностями, с самобытным строем внутренней и общественной жизни покинуло родные горы, в которых пережило длинный ряд веков и рассеялось по разным провинциям Европейской и Азиатской Турции, где частично погибло от трудностей переселения и других условий жизни, частью смешалось с разнородными племенами на местах нового водворения. Филология, этнография, география и история утратили в этом богатые средства разъяснить много важных вопросов в минувшей жизни человечества...»1. В этом отношении особенно невосполнимы для этнографии полное выселение с сочинского побережья убыхов и их совершенная ассимиляция в Турции с потерей самобытного оставшегося очень слабо изученным языка и соответственно с преданием забвению культурных богатств этого народа.

Переселение убыхов происходило очень быстро и довольно организованно, по сравнению с абадзехами и шапсугами, которые в ненастное зимнее время подолгу ожидали прибытия турецких судов. Предприимчивые убыхские предводители заранее зафрахтовали большое число турецких судов. В это же время русские и турецкие военные власти предоставили для переселения убыхов и еще оставшихся на берегу причерноморских шапсугов военные пароходы. В результате уже через три недели после официального принесения покорности в конце апреля 1864 года на обширной территории южного склона Западного Кавказа в междуречье Шахе — Хоста убыхов практически не осталось. Точное число убыхского населения, переселившегося в Турцию, неизвестно, но рассмотрение и сопоставление различных источников позволяет утверждать, что к моменту выселениия убыхов на Черноморском побережье Кавказа проживало не менее 45 тысяч человек, но и вряд ли более 50 тысяч. Убыхи расселились в Турции в пределах малоазиатского полуострова, образовав поселение в районе Бандырмы близ Бурсы и в районе Измита на побережье Мраморного моря, в районе Самсуна на Анатолийском побережье Черного моря, в районе Аданы на побережье Мерсинского залива Средиземного моря, на Усунском нагорье и в ряде других пунктов Анатолии.

Убыхи переселялись целыми аулами и обществами во главе со своими старшинами. Убыхи общества Вардане во главе с Измаилом Баракаем высадились в районе Трапезун-да, образовали здесь смешанные переселенческие лагеря вместе с шапсугами и претерпели наибольшие лишения и невзгоды. В течение нескольких месяцев, находясь в карантинной блокаде, они испытали все ужасы переселенческой трагедии. Почти половина горцев в карантинных лагерях погибла от болезней и голода. Значительно больше повезло 350 убыхским семействам (более 2 тыс. чел.), сопровождавшим Хаджи-Берзека Керантуха, которому за «особые заслуги» были выделены удобные земли в районе Родосто на берегу Мраморного моря. Трагедия переселения убыхов в Турцию, их горестные скитания по чужой земле и исчезновение этого гордого свободолюбивого народа в результате ассимиляции ярко и с использованием исторических документов описаны в замечательной книге известного абхазского народного поэта и писателя Баграта Васильевича Шинку-бы «Последний из ушедших» (Москва, 1976).

Из 150-тысячного племени шапсугов ушли в Турцию около 140 тысяч, в том числе с Черноморского побережья Кавказа в пределах территории Большого Сочи (от Магри до Шахе), эмигрировали около 60 тысяч шапсугов. Остались лишь отдельные небольшие шапсугские аулы в долинах наиболее крупных рек побережья.

Общее количество шапсугского населения в пределах Большого Сочи сейчас составляет около 10 тысяч человек. В тридцатые годы текущего столетия на территории Лазаревского района был организован Шапсугский автономный район Адыгейской автономной области.

Джигетские (садзские) общества южных абазин, населявшие участок побережья от Хосты до Гагр и насчитывающие вместе с медовеевцами около 25 тысяч человек, выселились сразу же вслед за убыхами в мае-июне 1864 года. Лишь около 500 человек (80 семейств) джигетов остались в пределах абхазской Джигетии и были расселены в долине Гагрипша. Приведенные цифры о выселении аборигенного населения с Черноморского побережья Кавказа позволяют сделать заключение, что в пределах современной территории Большого Сочи проживало к концу Кавказской войны около 130 тысяч горцев, в том числе около 50 тысяч убыхов, до 60 тысяч шапсугов и до 20 тысяч джигетов (включая медовеевцев).

А.В. Верещагин во время своего первого путешествия в 1870 году по Черноморскому побережью Кавказа описывает многочисленные постройки джигетов, живописно разбросанных по всему левобережью Кудепсты. «Выше построек, почти до самой вершины хребта, все пространство занято посевами кукурузы, гоми и частью пшеницы»1. Следовательно, джигеты общества Арт, по крайней мере часть их, в переселение 1864 года не были вовлечены и эмигрировали позже. Как отмечал А.В.Верещагин, они оставались жить в своих аулах, но были очень стеснены в передвижении. Любой выезд за пределы аула должен был согласовываться у местного пристава.

Тот же Верещагин, обследовав в 1873 году пустовавшую уже почти десять лет долину реки Сочи, отмечал в путевых заметках: «...Видно, что черкесы любили эту местность, имели тут довольно густые поселки, устраивали сады и имели значительные запашки; начиная от ворот у Алека, по всему низовью реки Агуа и далее через Ажек, до реки Уушхи, почти вся местность очищена от леса, который остался... только в верховьях Агуа, Сочи, в ущелье Ац и на северном склоне Алека.2 И на всей этой территории не проживало ни одного человека. Прошло более ста лет, но и сейчас весь бассейн долины реки Сочи выше села Пластунского площадью до 30 кв. км остался практически необитаемым. Небольшие поселения хуторского типа, образованные в конце 19-го века, в большинстве своем перестали существовать. Только туристские группы да рыболовы-любители посещают эти безлюдные места.

С.Духовский, бывший военным корреспондентом при Даховском отряде генерала Геймана, в мае 1864 года, побывав на вершине горы Ахун, носившей в то время название Охун, составил горестное описание виденной им картины обезлюдевшего пространства в междуречье Сочи-Хоста: «Необыкновенное зрелище представляет вновь покоренный край... видно множество чудных долин, хребтов гор, рек и речек; среди старых, похожих на лес фруктовых садов то там, то здесь следы бывших жилищ. Но все это было мертво, нигде ни души. Местами свежие всходы хлебов еще свидетельствовали о недавнем присутствии населения; но большею частью пахотные поля заброшены и заглохли. Только обрезки стеблей прошлогодней кукурузы указывали, что и здесь некогда жили и работали люди. Не хотелось верить, что на громадном пространстве, насколько видит глаз, сверху высокой горы, не было никого; между тем это было так и все живописные виды и роскошные дары богатой природы - обезжизненные и невольно производили на зрителя впечатление... тяжелое и грустное»