Официальная власть и мухаджиры

Официальная власть и мухаджиры
Иордания
zara
Фото: Адыги.RU
22:28, 22 август 2019
7 029
0
Соглашаясь на переселение на свою территорию значительного числа горцев, помогая им в обустройстве, османское правительство преследовало определенные цели, ожидая для себя некоторых выгод от этого политического шага. О политике Порты неоднократно писали российские и зарубежные периодические издания того времени, освешая те или иные ее аспекты. Не только российские власти, но и российское общество следило за судьбой мухаджиров в Османской империи, их перемещением и обустройством. Об этом свидетельствуют многочисленные материалы, подготовленные военными и гражданскими наблюдателями и опубликованные в газетах «Кавказ», «Русский инвалид», «Военный сборник» и др. Приведенные в этих изданиях сведения позволяют выделить основные направления государственной политики Порты по отношению к переселенцам с Кавказа.
Соглашаясь на переселение на свою территорию значительного числа горцев, помогая им в обустройстве, османское правительство преследовало определенные цели, ожидая для себя некоторых выгод от этого политического шага. О политике Порты неоднократно писали российские и зарубежные периодические издания того времени, освешая те или иные ее аспекты. Не только российские власти, но и российское общество следило за судьбой мухаджиров в Османской империи, их перемещением и обустройством. Об этом свидетельствуют многочисленные материалы, подготовленные военными и гражданскими наблюдателями и опубликованные в газетах «Кавказ», «Русский инвалид», «Военный сборник» и др. Приведенные в этих изданиях сведения позволяют выделить основные направления государственной политики Порты по отношению к переселенцам с Кавказа.

Благодаря горцам османское правительство стремилось укрепить боеспособность своей армии, для чего оно отправляло мухаджиров на службу в «горячие» точки империи. Вот что писала по этому поводу газета «Кавказ» в 1864 г.: «Из молодых черкесов хотят образовать 25 егерских батальонов, по 1000 человек в каждом. Они пойдут, вероятно, на сербскую границу. Самым лучшим делом считается образовать из кавказских выходцев военную колонию для турецкой армии, так чтобы земледельческое население не было обременено в такой стеснительной мере рекрутскими наборами... По приказанию султана из части прибывших черкесов будет сформирован кавалерийский полк» (294, № 47, 1864, с. 285; № 75, с. 423). В 1869 г. при султане Абдул-Азизе (1830—1876) была проведена реорганизация турецкой армии, в результате которой в состав сухопутных войск стали входить: 1. Полевые и местные войска (низам)-, 2. Резервные войска (редиф)\ 3. Ополчение (мустахфиз). Ежегодному рекрутскому призыву подлежало только мусульманское население, христиане, как и прежде, вносили денежный налог бедель-и-аскерие (доел, выкуп за военную службу) с каждого взрослого мужчины (74, с. 29).

То, что горцев отличали прекрасные, привитые еще в детстве воинские навыки, отмечали историки и этнографы, офицеры — участники Кавказской войны. Так, историк, очевидец событий на Кавказе Н.Ф. Дубровин писал, что дороже всего для горца была слава лихого удальца, совершившего много дерзких вылазок в стан противника и вернувшегося с богатой добычей (162, с. 17—18). В многочисленных описаниях народов Северного Кавказа постоянно упоминалось, что мальчиков с раннего возраста приучали к военному делу. Это являлось неотъемлемой частью воспитания, особенно среди высшего сословия.

Необходимость пополнения армии была продиктована объективными причинами. Османская империя на протяжении 100 лет до 1864 г. только с Россией провела пять неудачных войн. Внешние войны, многочисленные внутренние конфликты, раздиравшие некогда мощное государство, создали реальную необходимость в пополнении армейских рядов за счет прибывавших переселенцев. Более того, уже в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. многие мухаджиры (среди них были и бывшие офицеры и генералы российской армии) воевали на стороне османской Турции. К числу таковых, например, относился генерал Муса-паша Кундухов, командовавший кавалерийским полком на Кавказском фронте, где он сражался против своих бывших товарищей по оружию (134, с. 139). Прекрасно знакомые с русской армией, ее организацией и возможностями, топографическими особенностями театра войны, мухаджиры внесли существенный вклад в ход военных действий. Однако для Османской империи и ее новых подданных война закончилась бесславно, разрушив надежды кавказских переселенцев на победоносное возвращение на Северный Кавказ и освобождение его от русских.

Помимо внешних войн горцев использовали для подавления конфликтов и восстаний, вспыхивавших внутри страны. Их привлекали на службу в жандармерию и полицию. В конце XIX в. в европейских провинциях активизировалась национально-освободительная борьба балканских народов. Западные державы и Россия активно поддерживали их в этом сопротивлении, преследуя свои политические цели. При помощи мухаджиров османское правительство увеличивало удельный вес мусульман в том регионе, где христианское население составляло большинство. Печально известную славу заслужили отряды иррегулярной кавалерии башибузуков1 и полки хамидие. Большой процент в этих воинских формированиях составили выходцы с Северного Кавказа.

Отряды башибузуков, набиравшиеся из турок и кавказских мухаджиров, принимали активное участие в подавлении волнений на Балканах и в Дунайских княжествах. Источники характеризуют их как жестоких солдат, которые «обыкновенно преследовали отступавших и рубили своими шашками всех и каждого, кто только попадался им в руки» (69, с. 125). Сохранилось много свидетельств и писем от населения Болгарии и Сербии с жалобами на разбои башибузуков и просьбами о защите или разрешении носить оружие (74, с. IX; 75, т. II, с. 427). Подобные просьбы возникали не случайно. Дело в том, что христианское население Османской империи имело статус «покровительствуемых» (зиммиев), который не предполагал для них права ношения оружия. Однако христиане сохраняли за собой право отправления религиозного культа, следования своим обычаям и обрядам, подсудности собственным судам (167, с. 31—32).

В первый период реформ танзимата (1839—1856) в сфере религиозной политики произошли некоторые изменения. При проведении преобразований акцент делался на религиозное равноправие. Еще в 1855 г., во время Крымской войны, Порта пыталась распространить воинскую повинность на христиан, в связи с чем был отменен харадж2 (194, с. 116). Однако это вызвало недовольство среди мусульман. Кроме того, христиане также не хотели служить в турецкой армии, гак что запрет носить оружие был оставлен в силе. В то же время горцы Северного Кавказа, как мусульмане, могли иметь при себе оружие. При необходимости османские власти снабжали их таковым (203, с. 279).

Вторая ось, вдоль которой османское правительство селило мухаджиров, чтобы использовать их в военных целях, проходила по азиатским провинциям империи, в районах Лазистана, Армении и Курдистана (69, с. 125; 118, с. 20—21). Там из курдов и кавказцев формировались полки иррегулярной кавалерии хамидие (по имени султана Абдул-Хамида II [1842—1918]), предназначенные для усмирения непокорных. По мнению армянского историка А. Г. Авакяна, проект создания этих военных формирований принадлежал Гази-Магомеду - сыну имама Шамиля (прибыл в Турцию в 1871 г.), Мусе Кундухову и маршалу Зекки-паше, которые в 1878 г. представили его султану (118, с. 168—169). Формирование хамидие началось в 1891 г. (97, с. 10; 284, с. 177). При этом «черкесы» в этих военных отрядах чаще всего занимали командные посты, а рядовыми были курды. Вероятно, поэтому в русских источниках мы находим замечания о том, что «толки о формировании из наших эмигрантов полков иррегулярной кавалерии "хамидие" оказались лишенными всякого основания» (4, д. 5084, л. 113 об.). Командующим всеми полками хамидие в 1899 г. был назначен черкес Сулейман-паша (3, д. 1635, л. 12 об.), которого сменил его соотечественник ферик3 Хаджи Ахмед-паша, занимавший эту должность до 1908 г. (4, д. 3944, л. 29). Эти отряды подчинялись напрямую главнокомандующему в Ерзнаке (97, с. 10). Отряды хамидие особенно жестоко проявили себя в армянских погромах (см. подробнее: 117).

Наряду с действующими воинскими подразделениями эмигрантов охотно набирали в полицию и жандармерию. Так, из 300 жандармов, призванных в Эрзеруме в 1903 г., почти все были горцами Северного Кавказа (3, д. 1639, л. 165). Кроме того, в городах с преобладавшим христианским населением «обеспечивали порядок» отряды «палочников», созданные Ахмед-пашой начальником тайной полиции при султане Абдул-Ха-миде (117, с. 156).

Практика привлечения «черкесов» на военную службу продолжалась и после распада Османской империи в XX в. в Сирии и Иордании. Подробнее об этом будет сказано в следующей главе. Здесь бы хотелось обратить внимание на дискуссионный вопрос о том, что побуждало самих мухаджиров служить в таких отрядах, иначе почему «черкесы» соглашались выполнять ту же роль, которую играли на Северном Кавказе казаки — подавлять освободительное движение. Ведь еще недавно они сами боролись за свободу и независимость. На наш взгляд, причиной этого мог быть не только «воинственный дух» горцев или боязнь потерять свои боевые качества, как утверждали некоторые их современники (Ю, д. 427, л. 4 об.), но и жесткая необходимость выжить на чужбине. Привлечение представителей национальных меньшинств на службу было типичным для средневековой политической культуры Востока. Сохранение подобной практики и в Новое время лишь подтверждает устойчивость традиционного подхода к национальным меньшинствам. Эта ситуация представляет для исследователей значительный интерес. В первой главе было сказано о лишениях, постигших эмигрантов по прибытии в Османскую империю, поэтому нет необходимости говорить об этом снова. Безвыходное положение, голод и нищета заставили многих идти «добровольцами» в турецкую армию. И это несмотря на то, что согласно специальному постановлению османского правительства от 25 февраля 1857 г. (I09)4, они официально освобождались от воинской повинности сроком на шесть лет на Балканах и на 12 лет — в Анатолии (32, с. 22; 78, с. 31; 109, с. 17). При этом в Хауране, например, освобождение горцев Кавказа от военной службы не являлось какой-то особой привилегией, поскольку этим правом пользовались (даже против воли правительства) все жители данного района (4, д. 1716, л. 13 об.). В Сирии рекрутские наборы стали проводить с 1851 г., и часто они были сопряжены с трудностями, поскольку местное население, особенно друзы, отказывалось исполнять воинскую повинность (127, с. 264). Уже в 1864 г. около 3 тыс. «черкесов» поступило волонтерами на турецкую службу. По официальным сведениям, турецкие власти рассчитывали еще на 12 тыс. солдат, чтобы в том же размере уменьшить рекрутский набор среди местного населения (78, с. 305). В обмен на это в 1897 г. сирийский вали Назим-паша добился того, чтобы жители Хаурана платили денежную пошлину (бедель накди) и имели возможность заниматься земледелием (3, д. 753, л. 131). Хотя к «черкесам» это относилось в меньшей степени, поскольку служба в армии была для них возможностью повысить свой социальный статус. Солдаты получали бесплатное обмундирование и питание, что позволяло многим мухад-жирам просто не умереть с голоду. Так, по сведениям репатрианта Дарбши Джордиева, вернувшегося на Северный Кавказ в 1871 г., в Диярбакыре из чеченцев был сформирован конный полк. Каждый всадник получал в месяц семь рублей и, кроме того, «провиант для себя и продовольствие для лошадей; урядники же и офицеры от 10 до 30 рублей в месяц» (131, с. 29). В рекруты правительство предпочитало брать неженатых мужчин, что приводило к случаям продажи горцами своих жен и детей, чтобы поступить на службу (132, с. 307). В лице официальных властей они видели единственную защиту, и поэтому всегда ревностно им служили. Так было и в османский период, и в период независимости Сирии и Иордании.

Большое беспокойство государству доставляли друзы, которые отказывались платить подати и промышляли разбоем и грабежом соседних деревень. Именно поэтому мухаджиров, в частности черкесов-адыгов, расселили в районе Кунейтры (4, д. 5084, л. 129 об.). Во всех этих районах власть Порты долгое время оставалась номинальной. Так, например, на Голанских высотах в Сирии и- в округе ал-Балка в Иордании османское правительство основало свою постоянную администрацию только в 1895 г. «Черкесы», посланные туда, призваны были «остужать пыл» неспокойных бедуинов (17, с. I; 269, с. 20), которые также не платили податей и стремились все свои внутренние вопросы, в том числе и земельные, решать без вмешательства официальных властей (32, с. 45). Арабское оседлое население, страдавшее от разорительных набегов своих соседей-кочевников, неоднократно обращалось к администрации с жалобами на притеснения (266, с. 385). Вследствие этого Порта стремилась селить северокавказских эмигрантов либо на окраинах империи, либо внутри самых неспокойных ее районов. Определяя места поселения для горцев вдоль линии Мамбидж - Хама - Хомс - Дамаск — Кунейтра — аз-Зарка - Амман — Наур, османское правительство старалось создать кордон, отделявший пустынные территории, где кочевали бедуинские племена, от оазисов с многочисленными источниками воды. Кроме того, эта линия поселений защищала районы, в которых находились города и административные центры. Там мухаджиры служили буфером между официальной властью и местным населением. Помимо прочего, в некоторых местах они отвечали за сбор правительственных налогов, часть из которых шла на их содержание (3, д. 750, л. 100). Например, на территории современной Иордании османские власти держали небольшой отряд жандармерии (из 15 человек) со штаб-квартирой в крепости ас-Салт. Раз в год этот отряд направлялся в пустынные районы для сбора налогов с бедуинов Балки и ал-Керака. Собранные налоги переправлялись в столицу вилайета Дамаск (121, с. 180)5.

Строительство Хиджазской железной дороги, призванной соединить Дамаск с Мединой и сделать более быстрой и безопасной перевозку паломников, создало необходимость организации ее охраны от нападений бедуинов (4, д. 4805, л. 151). Работы по строительству дороги начались в Дамаске в 1900 г., линия достигла Аммана в 1902 г., Маана в 1904 г. и Медины в 1908 г. (263, с. 108; 266, с. 388). Уже с самого начала строительство линии было сопряжено с определенными трудностями ввиду враждебного отношения к этому плану бедуинского населения. Частые нападения заставляли правительство стягивать на охрану путей вспомогательные войска, которые постоянно пополнялись. Подобное поведение бедуинских племен было связано с тем, что они боялись утратить ту часть доходов, которую получали от паломников за то, что охраняли их и служили проводниками (3, д. 764, л. 36). Кроме того, шейхи племен не хотели усиления власти Порты в Хиджазе, где она долгое время была лишь номинальной. Мухаджиров, живших недалеко от железнодорожного полотна, направляли не только для ведения строительных работ, но и для охраны путей от нападений бедуинов и дру-зов. Например, переселенцев, прибывших в 1902 г. в Дамаск, поселили в районе аз-Зарка и возложили на них выполнения указанных функций (2, д. 2431, л. 3 об.). Характер расселения северокавказских мухаджиров в Дамасском вилайете отвечал необходимости контроля над непокорными бедуинскими племенами. Так, одной из обязанностей колонии горцев в Вади ас-Сир являлся надзор за бедуинами племен Аббади и Мана-сир. Жители Сувайлиха были призваны сдерживать набеги бедуинов племени Адван, население Джараша - кочевников из племени Бану Хасан. Черкесы-адыги (черкесы) Русайфы противопоставлялись коалиции племен Дас-та, чеченская колония аз-Зарка — племени Бану Хасан, мухаджиры Наура располагались против Бану Сахр, ал-Файиз и Аджрамех (253, с. 40—41). Таким образом, в Заиорданье в функции мухаджиров входили защита стратегических сооружений и укрепление позиций официальных властей.

Помимо задач военного характера, мухаджиры привлекались для освоения залежных и заброшенных земель. Вообще, Порта изначально ставила условие, что «поселенцы не должны быть замечены как люди преступные и дурного поведения в стране их изначального проживания, им следует быть честными людьми, земледельцами или ремесленниками» (109, с. 17—18)6. Однако они не должны были быть кочевниками. Это выглядит вполне логично в свете общей борьбы империи в XIX в. с непокорным кочевым и полукочевым населением окраин. Благодаря притоку нового населения возрастала численность крестьянства, повышался уровень земледельческой культуры, что неоднократно отмечали зарубежные и российские путешественники, посещавшие места компактного проживания мухаджиров, Однако, даже если их селили на плодородные земли, то с зачастую тяжелыми климатическими условиями. Например, в 1878 г. часть кавказских горцев отправили на жительство на равнину Думара (северо-восточнее Дамаска), где в изобилии имелись плодородные земли, но летом и осенью свирепствовала лихорадка (203, с. 272).

Правительство оказывало переселенцам финансовую помощь, власти на местах должны были обеспечить их средствами, необходимыми для перевозки имущества и багажа (109, с. 18)7. Например, трапезундские власти в 1901 г. выделяли средства на содержание и поселение беспрерывно прибывавших туда через Ла-зистанский санджак горцев. Чуть раньше, в 1899 г., были напечатаны специальные марки (мухаджирин-и ананах махсуса), доход от продажи которых поступал в фонд Эмиграционной комиссии в Стамбуле (2, д. 2431, л. 2). Изыскивались и другие источники доходов, например вали Трапезунда Кадри-бей устроил в месяц рамадан благотворительный спектакль в пользу северокавказских переселенцев (4, д. 5084, л. 133). Однако поток эмигрантов был настолько велик, что собранных средств не хватало на их обустройство и питание. В Румелии и Анатолии многие мухаджиры гибли от голода и болезней, которые распространялись среди них с угрожающей скоростью.

Материалы АВПРИ содержат подробную информацию о размере денежной помощи и других льготах, которые даровались переселенцам. За важностью этих сведений мы приведем их полностью. На Балканах в 1865 г. турецкое правительство обязалось выдавать ежедневно по 2 пиастра8 на взрослого и по полпиастра на детей (9, д. 449, л. 18). В 1901 г. в Конью прибыла партия переселенцев, состоявшая из 242 семей чеченцев, дагестанцев, кабардинцев, казаков-староверов, которые в документах именовались «черкесами» (4, 4805, л. 150). Согласно материалам архива, «на пропитание все эти черкесы-переселенцы получают по пол-окка (1,5 фунта) хлеба на всякого человека до 10-летнего возраста и по 3/4 окка (около 2, '/4 фунта) - свыше десяти лет, считая окка в 30 пара9 (около 9, 3/8 коп.). Деньги на хлеб выдаются понедельно всякому семейству, о чем вали Конии также предписал и всем каймакамам10 тех волостей, куда переехали черкесы. При высылке их в разные другие места, им, сверх положенного на пропитание, выдавалось на 3 дня по 30 пара на человека и еще деньги на провоз арб[ами]. Что касается постройки домов для мухаджиров, то действовавшая в Конии Комиссия для устройства быта переселенцев вначале решила выстроить для них двухэтажные дома и ассигновать на каждый дом по 3 тыс. пиастров, но потом постановила сделать им по одноэтажному дому в 2 тыс. 470 пиастров каждый. Там, где семьи переселенцев-черкесов уже поселились, Комиссией решено выдать по паре крупного рогатого скота, семена для посева и необходимые принадлежности для хлебопашества» (4, 4805, л. 150 об.).

В Сирийском вилайете в 1902 г. на эмигрантские расходы было выделено 9 тыс. пиастров, позже еще 11 тыс. из расчета 15 пара в день на ребенка и 30 пара - на взрослого. Кроме того, в Дамаске была утверждена специальная комиссия, занимавшаяся делами эмигрантов. В ее состав вошли: председатель Хосров-паша — начальник полиции; Мухаммад Хабжоко — один из лидеров адыгской общины; начальник бюро кадастра и другие члены администрации вилайета (2, д. 2431, л. 2 об.).

Приведенные выше материалы свидетельствуют, насколько крупные суммы были выделены на обустройство переселенцев. Однако даже если эти суммы доходили до них, то османское правительство все равно не имело возможности прокормить всех эмигрантов. Ведь прибывало не по 5 тыс. семейств в год, как предусматривалось в первоначальном соглашении между Российской и Османской империями, а намного больше. Поэтому никакие благотворительные фонды и государственные субсидии не могли обеспечить необходимой помощью около миллиона переселенцев. Наряду с приведенной выше информацией о благополучном устройстве горцев Северного Кавказа существуют другие источники, содержащие иные сведения. Так, Н.В. Максимов пишет, что крупные суммы, ассигнованные на переселенцев, оседали в карманах пашей и не доходили по назначению (69, с. 574). Многочисленные описания современников содержат сведения о том, что большая часть переселенцев страдала от голода, многим из них негде было жить, они не получали элементарной медицинской помощи. Вот что пишет очевидец тех событий А.Н. Мошнин: «Изнуренные морской болезнью, холодом и голодом, они (горцы. — А.Г.) не встречают здесь таких забот, какие должны быть им оказаны местными здешними властями. Вместо того чтобы разместить их в хорошем загородном месте, помещают в дырявых палатках, на главной площади, где они буквально тонут в грязи. Зарытие трупов совершается с такой страшной небрежностью, что во всяком другом государстве местные власти были бы уличены в уголовном преступлении» (цит. по: 126, с. 43). В Сирийском вилайете по приезде мухаджиров поселяли в мечетях и текке (странноприимных домах) (4, д. 5084, л. 12 об.), а также в казармах, где они ожидали решения своей дальнейшей судьбы (80, с. 247). Кроме того, все вновь прибывшие с Балкан мухаджиры мужского пола должны были платить налог в размере четырех пиастров (120, с. 69). Так что их жизнь на чужбане в первое время трудно назвать обустроенной. Тем не менее османское правительство действительно намеревалось создать из мухаджиров опору своей власти. Со временем именно так и произошло. В целом, можно отметить, что уровень и качество жизни эмигрантов варьировались в зависимости от региона расселения. Если на Балканах и в Малой Азии положение мухаджиров было в большинстве своем довольно тяжелым, то в Дамасском вилайете они обычно получали все необходимое для первоначального обустройства.

Однако желания горцев не всегда совпадали с интересами правительства. Так, в 1870 г. абхазы, жившие в Анатолии, требовали от местных властей позволить им вернуться на родину или же перебраться в Египет. В противном случае они угрожали уйти в Иран (1, д. 4468, л, 151 об.). В местах компактного проживания они часто поднимали бунты. В 1905 г. черкесы Хаурана оказали сопротивление при попытке проведения переписи населения. Более того, они требовали переселить их на свободные земли в Маанском округе, причем полностью за государственный счет. Только вмешательство начальника полиции Хосров-паши (черкеса по происхождению) помогло охладить на время страсти (3, д. 761, л. 129). Несмотря на это, вали Назим-паша в том же году обратился в российское консульство в Дамаске с просьбой выселить в Россию «буйных черкесов» (3, д. 761, л. 163).

Чтобы дать мухаджирам стимул для занятий земледелием, османское правительство предоставляло им определенные льготы. Земли, которые отводились эмигрантам, в подавляющем своем большинстве относились к категории мири, т.е. государственных земель с правом пользования ими частными лицами (268, с. 202). При этом размер выделяемого земельного надела зависел как от характера местности и качества почвы, так и от финансовых возможностей эмигрантов «для занятия земледелием или любым другим ремеслом» (109, с. 17)1!. Н.В. Максимов, путешествуя по Турции в середине 70-х гг. XIX в., отмечал: «Необыкновенно жалкими, нищенскими мне показались черкесские деревушки с их несчастными домишками на куриных ножках. Нельзя сказать, что Турция наделила хорошей землей этих людей» (69, с. 573—574). С другой стороны, в Сирии черкесы-адыги (черкесы) были поселены в Хауране, считавшемся житницей Дамасского вилайета, где природные и климатические условия очень походили на те, к которым мухаджиры привыкли на родине (3, д. 750, л. 22; 24, д. 1). Так, в Сирии семье из трех человек было положено 70 донумовп (около 7 га), семье до пяти человек — 100 донумов (около 10 га), а семье, состоявшей из более чем пяти человек, выделялось 130 донумов (около 13 га) (195, с. 87). На территории современной Иордании семье из 4 человек давалось около 200 донумов (около 20 га) (245, с. 277). В соответствии со ст. 4 постановления о переселении в османскую Турцию13, для переселенцев предполагалось выбирать наиболее плодородные земли, предоставлять участок земли, необходимый для занятия земледелием или другой хозяйственной деятельностью (109, с. 16— 17). Размер предоставлявшегося им надела не превышал размер среднего земельного участка феллаха. По материалам профессора географии Марсельского университета Жака Велерса, земельные участки площадью 20—30 га, обеспечивали крайне низкий уровень жизни (140, с. 157). Исследователь начала XX в. А. Руппин в своей работе описал три типа крестьянских хозяйств Сирии: простое — 10 га, среднее — 10 га хорошей земли, крупное — 50 га высоко-плодородной земли (213, с. 87—91). Согласно регистрационным спискам земель Аммана от 1922—1923 гг. в деревне 'Айн Сувайлих османское правительство выделило чеченцам 123 участка земли, из которых площадь 110 участков составила один донум и три улакаы, остальных от 100 локтей15 до трех улаков. Черкесы в том же населенном пункте получили 64 участка площадью от двух улаков до двух донумов (157, с. 430). Таким образом, в одной деревне 'Айн Сувайлих общее количество дворов мухаджиров достигало 187. При этом дополнительно им были предоставлены сельскохозяйственные угодья (157, с. 431). Большим преимуществом для горцев было наличие артезианских колодцев и родников в местах их расселения. В целом, в Заиорданье эти источники ежегодно давали около 80 млн м3 воды (313, с. 11). В некоторых районах переселенцы могли выбирать подходящие участки. Например, в округе ас-Сапт черкесы и чеченцы приобретали дома не только за счет ассигнований османского правительства, но некоторые — и на собственные средства (157, с. 217). Если же переданные земли уже были чьей-то собственностью, то местные власти выплачивали хозяевам земли компенсацию (157, с. 440). Согласно постановлению от 1857 г., спустя 20 лет эти земли переходили в полную собственность (мульк) мухаджиров (109, с. 17)16. В приведенных арабским исследователем Джорджем Даудом сведениях иорданских источников мы впервые сталкиваемся с отличной от традиционной точкой зрения о путях приобретения мухаджирами земель. Автор пишет, что черкесы получали земли не только непосредственно от османского правительства, но и благодаря посредничеству своих соотечественников, занимавших ответственные административные должности в госаппарате. Они помогали оформлять прибывавшим мухаджирам документы на земельную собственность, имея доступ к регистрационным земельным спискам. По регистрационным спискам земель Аммана, каждый участок в Сувайлихе предоставлялся на имя одного человека, что было зафиксировано в журнале жителей деревни за подписью «имама черкесов и имама чеченцев, мухтарап черкесов и трех членов совета, мухтара чеченцев и трех членов совета. Также это утверждалось председателем мухаджиров (он же был каймакамом ас-Салта), начальником мухаджирского населения, начальником государственных журналов, секретарем по регистрации земель и четырьмя представителями из числа уважаемых жителей... Пост секретаря по регистрации земель занимали три черкеса, первым был Ибрагим Шамс ад-Дин бин ал-Хадж Аграндук, работавший уполномоченным представителем черкесов Аммана и Вади ас-Сир в суде ас-Салта. Они помогали своим землякам регистрировать земли на их имена. Таким путем они стали собственниками земель в Науре, Вади ас-Сире, аз-Зарке, ар-Русайфе» (157, с. 439—440).

В результате подобной политики официальных властей и активности самих кавказских горцев, к началу XX в. потомки мухаджиров владели большей частью плодородных обрабатываемых земель Иордании (4, д. 5084, л. 128 об.; 245, с. 277).

Получив наделы земли и обустроившись на новом месте, мухаджиры постепенно заводили хозяйства, которые выгодно отличались от хозяйств местного населения. Как пишет путешествовавший по Сирии подполковник J1.T. Томилов, «селения их (северокавказских эмигрантов. - А.Г.) издали можно узнать по выбеле-ным стенам и соломенным крышам плетневых мазанок» (78, с. 87). Русский путешественник А. В. Елисеев во время своей поездки по Сирии писал о «черкесских» поселениях в районе Алеппо: «Скоро мы проехали одну большую черкесскую деревню, окруженную садами. За ней, на гребне гор, виднелось другое черкесское поселение, очень похожее издали на казачью станицу благодаря своим мазанкам. Бурки, кинжалы, папахи и облик населения, как и вся его домашняя обстановка, живо перенесли наше воображение на недавно покинутый Кавказ» (51, с. 273).

Член Императорской археологической комиссии Н.П. Кондаков отмечал в своих записках об Аммане и его близлежащих районах: «Вся долина уади Сир находится во владении (юридическом или фактическом) черкесов, и в конце уади находится большой кабардинский аул, выселки главного аула в Аммане, поражающий своим хозяйственным видом и достаточностью после туземных поселений и бедуинских кочевьев. От этого выселка до Аммана черкесы провели для своих арб прекрасную широкую дорогу по обширному плоскогорью, которое ими обрабатывается и засевается пшеницей» (62, с. 123). Грунтовая дорога, связывающая соседние селения, была чем-то невиданным для Иордании того времени. Ж. Велерс отмечал, что накануне первой мировой войны транспортные средства не были достаточно развиты, почти полностью отсутствовал колесный транспорт, и весь груз перевозился вьюками на спинах животных и людей (140, с. 159). Мухаджиры прокладывали необходимые для поддержания коммуникаций дороги и использовали телеги (с двумя сплошными деревянными колесами и железными оболами), запряженные быками (245, с. 277; 266, с. 390).

Для строительства своих домов, оград и скотных дворов черкесы использовали все доступные материалы. В первую очередь в ход шли камни из развалин древних городов Аммана и Джараша (111, с. 114). В статье черкесского исследователя Омара Хамаша, посвященной архитектурному стилю чеченских и черкесских домов в Иордании, говорится о том, что «адыги (черкесы) в строительстве домов использовали кирпичи на основе глины, перемешанной с сушеной соломой. Крышу они покрывали камышом, а внутренние перекрытия делали из стволов деревьев. Черкесы привезли с собой навыки обработки древесины» (230, с. 6). Монография А. В. Кушхабиева содержит описание домов черкесских мухаджиров того периода: «Они представляли собой небольшие, в основном двухкомнатные дома с маленькими верандами и деревянными ставнями вместо окон. Нововведением стало строительство восточных бань с каменным полом» (187, с. 112). Кроме того, по данным регистрационных списков управления землями Аммана и 'Айн Сувайлих за 1922—1923 гг., в состав черкесского (адыгского), впрочем, как и чеченского, дома (двора) входило: недвижимое имущество, двор, незастроенное пространство, подвальное помещение и огород. Сами дома имели от одной, чаще двух, до четырех комнат (157, с. 217).

Северокавказские поселенцы привнесли много новшеств в хозяйственную жизнь региона. Источники отмечают высокий уровень земледельческой культуры и развитое скотоводство у адыгов и других народов Северного Кавказа (31, с. 13—16), На Северном Кавказе черкесы-адыги (черкесы) сеяли в основном просо и овес, реже пшеницу, а с XVIII в. в Кабарде получила распространение кукуруза. Горцы, благодаря своему трудолюбию и высокому уровню производительности труда, получали неплохие урожаи даже с земли не очень высокого качества. В горных районах было развито виноградарство, виноделие, а также пчеловодство. Террасное земледелие, которое достигло высокого уровня в горных районах Северо-Западного Кавказа, вскоре после выселения горцев пришло в упадок, поскольку казаки не имели опыта ведения хозяйства в таких условиях.

Горцы-мухаджиры активно применяли свои знания для освоения новых земель и территорий. Земледелие и огородничество стало одним из их важнейших занятий. Они следовали привычным на Северном Кавказе методам ведения сельского хозяйства. В зависимости от почвы для обработки земли использовались обычные для того времени инструменты — мотыга, рало и тяжелый плуг. Переселенцы также занимались садоводством и виноградарством (263, с. 106). Многие из них высаживали семена, привезенные с собой еще с Кавказа.

Основными сельскохозяйственными культурами все также оставались просо и овес. Следует отметить, что в Заиорданье овес в то время был культурой, которую выращивали только в немецких, еврейских и черкесских поселениях. Местные жители с этой сельскохозяйственной культурой были незнакомы (213, с. 84). Более того, кавказские мухаджиры распространили здесь особый вид чая, известный на Кавказе как «калмыцкий» (187, с. 110). Организация сельскохозяйственных работ в диаспоре сохраняла свои особенности, которые были присуши ей на Кавказе. У мухаджиров-адыгов практиковалась общинная форма вспашки, когда под руководством влиятельного члена общины все трудоспособные жители села обрабатывали землю, получая от него за это вознаграждение. Подобная практика была удобна и в период сбора урожая, позволяла защитить выращенные продукты от грабительских набегов бедуинов (279, с. 398).

Другой отраслью сельского хозяйства, в которой мухаджиры достигли существенных успехов, было животноводство. В отличие от экстенсивного животноводства, характерного для данной местности, мухаджиры стремились разводить породистый скот и следили за качеством приплода, а также выводили новые породы. Они разводили крупный и мелкий рогатый скот, особенно гордились своими достижениями в коневодстве. В материалах по Азиатской Турции, подготовленных для Генерального штаба Кавказского военного округа A.M. Колюбакиным в 80-е гг. XIX в., внимание привлекает количество поголовья скота у чеченцев и осетин, населявших этот район. Поголовье крупного и мелкого скота исчислялось сотнями, редко в селах было меньше 200, обычно же - 600-900 голов (61, с. 11 — 150). Это же мы наблюдаем и через 30 лет после переселения мухаджиров в Османскую империю. Исследователи отмечают, что в Заиорданье переселенцы возродили некоторые забытые породы крупного рогатого скота, что позволило им более успешно вести хозяйство (245, с. 277),

Основная роль в сельскохозяйственных работах по традиции принадлежала мужчинам, женщины в них не участвовали (268, с. 21). Их заботой оставалось ведение домашнего хозяйства. Со временем, когда община богатела, на сезонные работы стали приглашаться наемные работники из числа арабов и курдов. Для выпаса скота нанимали бедуинов (187, с. 111).

Налажено было эмигрантами и ремесленное производство. Традиционно популярным было кузнечное дело. Издавна горцы славились оружием высокого качества, мастерство изготовления которого они долгое время сохраняли в диаспоре. Производство оружия в кустарных условиях им было особенно необходимо в первое время, когда вооруженные конфликты с местным населением были довольно частыми. Например, мастерские по изготовлению огнестрельного оружия действовали в дагестанском селении Дейр-Фул (близ Хомса) (126, с. 70). Кинжалы, изготовляемые мухаджирами, постепенно заняли место сабель, бывших в ходу у местного арабского населения (157, с. 205). Помимо боевого оружия, ремесленники изготовляли сельскохозяйственные орудия, которые стали новыми для района Заиорданья (245, с. 277). Горцы работали кузнецами и каменщиками (268, с. 21). Изделия северокавказских ремесленников пользовались большим спросом, что приводило к постепенному превращению их поселений в торговые и административные центры (Амман, Джараш, аз-Зарка), куда стекались торговцы из соседних районов (126, с. 71). Судя по всему, первоначально торговля носила меновый характер, и мухаджиры обменивали продукты своего хозяйства и производства на продукцию бедуинов. Также они изготавливали древесный уголь и продавали его в Иерусалиме (266, с. 391). Кроме того, в Заиорданье мухаджиры имели собственные торговые и ремесленные лавки. Так, в деревне 'Айн Су-вайлих находилось семь лавочек, шесть из них принадлежали чеченцам и одна - черкесам (157, с. 559).

В организации власти внутри черкесских (адыгских) общин в арабских странах большую роль играло народное собрание - хасэ. В него избирались представители от каждого населенного пункта. Во главе отдельного селения стоял мухтар, отвечавший за сбор податей и исполнение правительственных постановлений и приказаний (71, с. 388). По закону 1910 г. в каждой деревне под предводительством мухтара избирался совет старейшин, количество членов которого варьировалось от четырех до восьми человек (156, с. 163). Жители деревни выплачивали вознаграждение мухтару и его помощникам натурой или деньгами. Реже они получали жалование от правительства. Мухтар и его помощники следили за общественным порядком, ведали всеми административными делами, вели книги регистрации рождения и смерти жителей. В случае нападения кочевников старшина объявлял сбор всего мужского населения на защиту селения (126, с. 71). В некоторых источниках отмечается, что «любые конфликтные ситуации, возникавшие между черкесами, разбирали исключительно старшины, не допуская вмешательства османского суда» (цит. по: 126, с. 71). Например, в 1909 г. в Сувайлихе в состав местных органов власти вошли: староста Мухаммад-эфенди — черкес, имам Мухаммад Шафи — лезгин; члены совета: Касем Аб~ дал л а Дагестани — аварец, Абдалла Идрис — чеченец, Салхура Халид - араб, Варди Абдалла - бедуин (121, с. 181). Иорданский исследователь Джордж Дауд в своей работе приводит имена некоторых черкесских старост ас-Салта и соседних с ним деревень на 1909 г.: Бат бин Мирза-бек, Муса бин Мухаммад и Джабраил бин Табу (157, с. 137). Представители княжеских и дворянских родов продолжали пользоваться традиционным авторитетом еще долгие годы (24, д. 1,2). Однако, в отличие от функций хасэ на Северном Кавказе, в диаспоре, регулируя отношения внутри общины, оно не было полновластным представительным органом и со временем стало выполнять лишь культурно-просветительские и благотворительные функции. Тем не менее, как отмечает отечественный историк A.M. Гутов, «хасэ играло важнейшую консолидирующую роль» (153, с. 59).

Кроме того, в Заиорданье с появлением черкесов и чеченцев при проведении судебных разбирательств по шариату с местным населением была утверждена новая должность переводчика. Одно время ее занимал Муса-эфенди бин ал-Хадж, который переводил решения суда в случаях, когда ответчиками или заявителями выступали мухаджиры (157, с. 177). Это было связано с тем обстоятельством, что до 1921 г., т.е. до образования эмирата Трансиордания, подавляющее большинство эмигрантов не владело в достаточной мере арабским языком.

Сильно изменился сам облик селений и городов Дамасского вилайета, где поселились мухаджиры. В местах своего нового проживания они строили соборные и квартальные мечети. Этим, по мнению арабского исследователя Хилми Нашху, выражалась их истинная вера и приверженность исламской религии (см. подробнее: 203, с. 243—247). Активное строительство мечетей на Северо-Западном Кавказе началось в первой половине XIX в. в связи с усилением религиозной пропаганды со стороны Османской империи. В архитектурном отношении они были просты. Как отмечал офицер штаба Отдельного Кавказского корпуса И.Ф. Бларамберг, лично посетивший многие районы Северного Кавказа, «в Кабарде совершенно нет красивых мечетей, поскольку ислам здесь привит лишь 60 лет тому назад» (37, с. 205). Другой исследователь корреспондент газеты «Тайме» Дж. А. Лонгворт, посетивший земли адыгов в 1839 г., также отмечал незамысловатость архитектурного стиля деревянных мечетей, при этом писал, что минаретом часто служил «высокий тополь, на который муэдзин карабкался по зарубкам в стволе в корзину, служившую вместо верхней галереи. Когда мы прибыли, он как раз взобрался туда и начал нараспев созывать верующих в молитвенный дом» (66, с. 574). В Заиорданье место для мечети мухаджиры выбирали в центре будущего поселения (203, с. 243). На строительство деньги собирали «всем миром», создавались специальные комиссии по организации сбора пожертвований, каждая семья стремилась внести свою лепту либо в виде денежного пожертвования, либо собственным трудом. Строились мечети обычно из желтого камня, который был в достаточном количестве в окрестностях, а крышу покрывали красной черепицей. Минареты, как правило, возводили уже по завершении строительства мечети, иногда спустя несколько лет. Территория вокруг мечети засаживалась оливковыми деревьями, кипарисами, уход за которыми возлагался на всех жителей села (203, с. 247—248). В Аммане адыги (черкесы) основали первую мечеть в шапсугском квартале, в 1906 г. была возведена мечеть в кабардинском квартале, а спустя много лет, в 1961 г., на пожертвования Мустафы Хасана ал-Джаркасий построили мечеть Абу Дарвиша в квартале Ашрафийя (26, д. 11). Первые переселенцы возводили мечети и в других населенных пунктах. Так, в Вади ас-Сире мечеть абадзехов была построена в 1903 г., а строительство мечети бжедугов завершилось в 1913—1914 гг.; в Сувайлихе чеченская мечеть появилась в 1902 г., а черкесская мечеть в 1905 г. В аз-Зарке в 1904 г. была построена чеченская мечеть Абу Бакра; две мечети находятся в Вади ас-Сире (одна из них сооружена в 1914 г.) и одна адыгская мечеть в Науре (26, д. 2). Эти мечети функционируют и по сей день.

Кроме того, черкесская-адыгская и чеченская общины владели вакуфными землями18. Так, в Сувайлихе вакф чеченской мечети составлял шесть участков общей площадью 137269 донумов, а черкесской мечети — 56887, что в сумме составляло 194156 донумов (более 19 га) (157, с. 476—477). Таким образом, содержание мечети во многом осуществлялось за счет доходов от вакфа. Например, в распоряжении мечети в Вади ас-Сире имелись четыре магазина и сад с фруктовыми деревьями (203, с. 244). Прихожанами этих мечетей были не только черкесы, но и арабы-бедуины. Каждая мечеть имела своего имама из числа наиболее авторитетных знатоков мусульманского культа. Например, в 20-е гг. XX в. в чеченской мечети в 'Айн Сувайлихе имамами были Гази Абд ар-Рахман, Ахмад Абдалла, Али Салах ад-Дин, а имамом черкесской (адыгской) мечети - Ибрагим Лина'а (157, с. 328). Как пишет иорданский исследователь черкесского происхождения Мухаммад Мамсар, «многие представители поколения отцов в 30-х гг. XX в. специализировались на изучении шариата в университете аль-Азхар в Каире. По возвращении они стали имамами мечетей и преподавателями исламского вероучения в общеобразовательных школах Иордании» (17, с. 15)19.

Анализ источников, характеризующих пребывание мухаджиров на территории Османской империи во второй половине XIX — начале XX в., позволяет говорить о том, что, османское правительство, соглашаясь на переселение на свою территорию горцев Северного Кавказа, преследовало свои цели. Характер расселения, поддержка, оказываемая мухаджирам, наделение отдельных групп эмигрантов военными полномочиями — все это свидетельствует о продуманной политике Порты в отношении мухаджиров. Видный российский историк, общественный деятель Султан Довлет-Гирей, выступая в 1911 г. с докладом «Черкесские племена в Турции» на собрании Общества любителей изучения Кубанской области, по этому поводу сказал: «Турецкое правительство охотно принимало к себе переселенцев, они нужны были для заселения пустынных мест в европейских и азиатских губерниях. Народонаселение Турции в то время сильно уменьшилось после двухвековой борьбы с балканскими народами и в Аравии. Турция совсем опустела, теряя каждый год, как показывают статистические данные, более 100 тысяч своих сыновей в беспрерывных войнах. Турция не ошиблась, ей выгодно было получить новый народ - народ здоровый, воинственный, воспитанный на традициях мужества, благородства и беззаветной преданности» (цит. по: 159, с. 198). Спустя некоторое время потомки северокавказских мухаджиров действительно заняли привилегированное положение в Иорданском государстве, достигли высот в вооруженных силах и внесли значительный вклад в развитие общественно-политической и культурной жизни страны.


www.circas.ru
По материалам сайта Адыги.RU (www.adygi.ru)
Из серии проектов НатПресс.Net (www.natpress.net)
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)